– Измена! – бешено крикнул Горн.
5
Слово «берсеркиер», – или одержимый бешенством, – идет из глубокой древности, от обычая северных людей опьяняться грибом мухомором. Впоследствии, в средние века, берсеркиера-ми у норманнов назывались воины, одержимые бешенством в бою, – они сражались без кольчуги, щита и шлема, в одних холщовых рубахах и были так страшны, что, по преданию, например, 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
358
двенадцать берсеркиеров, сыновей конунга Канута, – плавали на отдельном корабле, так как са-ми норманны боялись их.
Припадок бешенства, случившийся с королем Карлом, можно было только назвать берсер-киерством, до такой степени все придворные, бывшие в это время в его шатре, были испуганы и
по-давлены, а граф Пипер даже не чаял остаться живым… Тогда, получив от графини Козельской голубиную депешу, Карл, наперекор мнению Пипера, фельдмаршала Рёншельда и других
генералов, остался непоколебим в мстительном желании теперь же доконать Августа, привести
всю Польшу к покорности Станиславу Лещинскому, дать хороший отдых войскам и на будущий
год, в одну летнюю кампанию, завершить восточную войну блестящим разгромом всех петров-ских полчищ. За судьбу Нарвы и Юрьева он не тревожился, – там были надежные гарнизоны и
крепкие стены – не по зубам московитам, там был отважнейший Шлиппенбах. А помимо всего, пострадала бы гордость его, наследника славы Александра Македонского и Цезаря, смешавшего
свои великие планы из-за какой-то голубиной депеши, да еще переданной распутной куртизан-кой…
Весть о приходе в Сокаль русского вспомогательного войска и о неожиданном марше Августа на Варшаву из-под самого носа Карла (который, как сытый лев, лениво не торопился вон-зить клыки в обреченного польского короля) привез тот самый шляхтич, что на пиру у пана Собещанского разрубил саблей блюдо с колбасой. Граф Пипер в смущении пошел будить короля, –
было это на рассвете. Карл тихо спал на походной постели, положив на грудь скрещенные руки.
Слабый огонек медной светильни озарял его большой нос с горбинкой, аскетическую впадину
щеки, плотно сжатые губы, – даже и во сне он хотел быть необыкновенным. Он походил на каменное изваяние рыцаря на саркофаге.
Вначале граф Пипер положил надежду на королевского петуха, которому как раз приспело
время загорланить во всю глотку. Но петуху приходилось разделять монашеское житие вместе с
королем, он только повозился в клетке за парусиной шатра и хрипло выдавил из горла что-то
вроде – э-хе-хе…
– Ваше величество, проснитесь, – как можно мягче произнес граф Пипер, прибавляя огонек
в светильне, – ваше величество, неприятное известие (Карл, не шевелясь, открыл глаза)… Август
ушел от нас…
Карл тотчас сбросил на коврик ноги в холщовых исподних и шерстяных чулках, опираясь
на кулаки, глядел на Пипера. Тот со всей придворной осторожностью рассказал о счастливой пе-ремене судьбы Августа.
– Мои ботфорты, штаны! – медленно произнес Карл, еще ужаснее раскрывая немигающие
глаза, – они даже начали мер-цать, или то было отражение в них огонька светильни, начавшего
коптить. Пипер кинулся из шатра и тотчас вернулся с Беркенгель-мом в нахлобученном кое-как
парике. В палатку входили генералы. Карл надел штаны, задирая ноги, натянул ботфорты, за-стегнул сюртук, обломав два ногтя, и тогда только дал волю своей ярости.
– Вы проводите время с грязными девками, вы разжирели, как католический монах! – лающим голосом (потому что скулы у него сводило и зубы лязгали) кричал он ни в чем не винов-ному генералу Розену. – Сегодня день вашего позора, – повернувшись, точно для удара шпагой, кричал он генералу Левенгаупту, – вам уместно тащиться нижним чином в обозе моей армии!
Где ваша разведка? Я узнаю новости позже всех!.. Я узнаю важнейшие новости, от которых за-висит судьба Европы, от какого-то пьяного шляхтича! Я узнаю их от куртизанок! Я смешон! Я
еще удивляюсь, почему меня сонного не утащили из шатра казаки и с веревкой на шее не отвезли в Москву! А вам, господин Пипер, советую заменить дурацким колпаком графскую корону на
вашем гербе! Вы, пожиратель бекасов, куропаток и прочей дичи, пьяница и осел! Не смейте
изображать оскорбления! Я с удовольствием вас колесую и четвертую! Где ваши шпионы, я
спрашиваю? Где ваши курьеры, которые должны сообщать мне о событиях за сутки раньше, чем
они случаются? К черту! Я бросаю армию, я становлюсь частным лицом! Мне противно быть
вашим королем!
Затем Карл оторвал все пуговицы на своем сюртуке. Ударом ботфортов проткнул барабан.
В клочья истрепал парик, стащив его с головы барона Беркенгельма. Ему никто не возражал, –
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
359
он метался по шатру среди пятящихся придворных. Когда припадок берсеркиерства стал ути-хать, Карл завел руки за спину, нагнул голову и проговорил:
– Приказываю немедленно по тревоге поднять армию. Даю вам, господа, три часа на сборы. Я выступаю. Вы узнаете все из моего приказа. Оставьте мой шатер. Беркенгельм, перо, бумагу и чернила.
6
– Это несносно… Стоим, стоим целую вечность… Побольше решительности, хорошая атака – и сегодняшнюю ночь могли бы ночевать в Варшаве, – ворчливо говорила графиня Козельская, глядя в окно кареты на бесчисленные огни костров, раскинувшиеся широкой дугой перед
невидимым в ночной темноте городом. Графиня устала до потери сознания. Ее изящная карета с
золотым купидоном сломалась на переправе через речонку, и пришлось пересесть в неудобный, трясучий, безобразный экипаж пани Анны Собещанской. Графиня была так зла, пани Анна казалась ей столь презренным существом, что она была даже любезна с этой захолустной полячкой.