Наталья взглянула на голую кровать с витыми столбиками, без полога, на четырехугольное
тусклое зеркальце на стене, отвернулась и толкнула ветхую раму. В комнату вошел запах дождя, шелестевшего по листьям сирени под окошком, по лопухам, по крапиве…
– Сядем, Катя. – И они сели у раскрытого окошка. – Да! – вздохнула Наталья. – Вот уж и
лето кончается, не успеешь оглянуться – осень… Тебе что! В девятнадцать лет на дни не огля-дываются, пускай летят, как птицы… А мне, знаешь сколько? Я ведь на пять лет только моложе
брата Петруши… Сочти-ка… Матушка вышла замуж семнадцати лет, отцу было под сорок… Он
был толстый, от бороды всегда пахло мятой, и все хворал… Я его мало помню… Умер от водяной болезни… Анисья Толстая один раз выпила наливочки и давай мне рассказывать заветное…
У матушки в молодости нрав был веселый, беспечный, пылкий… Понимаешь? (Наталья затуманенно взглянула в глаза Катерине.) Про нее чего только не плели Софьины-то приспешники да
блюдолизы… А разве можно ее винить? По-старозаветному – все грех, что ты женщина – и то
грех, – сосуд дьявола, адовы врата… А по-нашему по-новому: амур прелестный прилетел и
пронзил стрелой… Что же – после этого в пруд осенней ночью кидаться с камнем на шее? Не
женщина – амур виноват!.. Анисья рассказывает – жил в те времена в Москве боярский сын Му-син-Пушкин, ангельской, а – лучше сказать – бесовской красоты человек, смелый, горячий, наездник, гуляка… На масленой неделе на льду, на Москве-реке, вызывал любого биться на ку-лачках… Всех побивал… Матушка туда ездила тайно, в простом возке и глядела на его отвагу…
Потом взяла его к себе ко двору кравчим… (Наталья Алексеевна повернула красивую голову к
разоренной кровати, меж бровей у нее легла морщинка.) Вдруг его послали воеводой в Пустозерск… И больше она его никогда не видела… А у меня, Катерина, и этого нет.
Ленивый дождь продолжал моросить. Было душно. За туманами неясно поднимались
огромные деревья, не похожие на измайловские сосны. Птицы все попрятались под крышу, не
чирикали, не пели. Только одна растрепанная ворона летела низко над седым лугом. Катерина
беспечальным взором следила за ней, – ей очень хотелось сказать царевне, что ворона-воровка
летит на птичник и опять, как вчера, наверно, унесет желтенького цыпленка. Наталья Алексеевна
положила локти на подоконник, голова ее склонилась, тяжелая от окрученных кос. Тогда Катерина, глядя на ее шею и на волоски на затылке, подумала: «Неужели никто этого не целовал?
Вот горько-то!» – и едва слышно вздохнула. Наталья все же услышала этот вздох, строптиво повела плечом, сказала, подпирая рукой подбородок:
– А теперь ты расскажи про себя… Только правду говори… Сколько у тебя было амантов, Катерина?
Катерина отвернула голову, и – шепотом:
– Три аманта…
– Про Александра Даниловича нам известно. А до него? Шереметьев был?
– Нет, нет! – живо ответила Катерина. – Господину фельдмаршалу я успела только сварить
суп, сладкий, эстонский, с молоком, и выстирала белье… Ах, он мне не понравился! Плакать я
боялась, но я твердо сказала себе: истоплю печку и угорю, а жить с ним не буду… Александр
Данилович отнял меня в тот же день… Его я очень полюбила… Он очень веселый и много со
мной шутил, мы очень много смеялись… Его нисколько не боялась…
– А брата моего боишься?
Катерина поджала губы, сдвинула бархатные брови, чтобы ответить честно:
– Да… Но мне кажется – я скоро перестану бояться…
– А второй кто был амант?
– О Наташа, второй был не амант, он был русский солдат, добрый человек, я любила его
только одну ночь… Как можно было в чем-нибудь ему отказать, он отбил меня от страшных людей в лисьих шапках с кривыми саблями… Они тащили меня из горящего дома, рвали платье, били плеткой, чтобы я не царапалась, хотели посадить на седло… Он кинулся, толкнул одного, 100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
374
толкнул другого, да так сильно! «Ах, вы, говорит, кумысники! Разве можно девчонку обижать!»
Взял меня в охапку и понес в обоз… Ничем другим я не могла его поблагодарить. Было уже темно, мы лежали на соломе…
Наталья, трепеща ноздрями, спросила жестко:
– Под телегой?
– Да… Он мне сказал: «Как сама хочешь, девка… Ведь это тогда сладко, когда девка сама
обнимет…» Поэтому я его считаю амантом…
– Третий кто был?
Катерина ответила степенно:
– Третий был муж, Иоганн Рабе, кирасир его величества короля Карла из мариенбургского
гарнизона… Мне было шестнадцать лет, пастор Глюк сказал: «Я тебя воспитал, Элен Катерин, я
хочу выполнить обещание, которое дал твоей покойной матери, и нашел тебе хорошего мужа…»
– Мать, отца хорошо помнишь? – спросила Наталья.