наступающим гренадерам Ивана Жидка изрыгнули огонь пять уцелевших пушек. Отчаянный
одинокий голос на болоте закричал: «Урааа!» – Из пролома стены выскакивали шведы, будто в
неистовой радости бежали навстречу русским. Началась свалка, поднялся крик, рев, лязг. До четырех тысяч людей сбилось у стен и ворот…
Петр Алексеевич вылез из канавы, пошел, чмокая во мху тяжелыми ботфортами, и все шарил по себе, ища оброненную трубку ли, оружие ли… Его догнал низенький полковник Нечаев:
– Государь, туда нельзя…
И оба стали глядеть туда…
Петр Алексеевич – ему:
– Пошли за подмогой…
– Государь, не надо…
– Говорю – пошли…
– Не надо… Наши уж отбивают у него пушки…
– Врешь…
– Вижу…
И точно – метнула огонь в сторону ворот одна, другая пушка… Огромная толпа дерущихся
заколебалась и хлынула через проломы в город…
Нечаев, плача выкаченными глазами:
– Государь, теперь – пошла потеха!..
Гренадеры и московские стрелки в ярости, что так было трудно и столько их напрасно побито шведом, – кололи, рубили и гнали неприятеля по узким уличкам до городской площади.
Там сгоряча убили четырех барабанщиков, высланных комендантом Юрьева бить шамад – сдачу. И только трубач с замковой башни, разрывая легкие хриплым ревом трубы, молившей о сдаче, с трудом и не сразу остановил побоище…
3
«Катерина» с опущенными парусами и повисшими на реях матросами скользила некоторое
время вдоль берега в зеленой тени леса. После пушечного выстрела загрохотала якорная цепь.
Тотчас подошла шлюпка. В ней стоял Меньшиков в длинном плаще, с высокими перьями на
шляпе. На одни обшлага у красавца пошло, чай, не менее десяти аршин вишневого аглицкого
сукна. Петр Алексеевич глядел на него сверху, облокотясь о фальшборт. Александр Данилович
согнул руку коромыслом до правого уха, снял шляпу и, трижды отнеся ее вбок, крикнул:
– Виват! Господину бомбардиру – виват – с великой викторией…
– Погоди, я сейчас к тебе слезу, – тихим баском ответил Петр Алексеевич. – А у вас какие
новинки?
– И у нас не без виктории…
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
383
– Это – добро… А ты мне приготовил, чего я просил в письме? У нас там и пивишка кое-какого и того не было…
– Три бочонка ренского получены вчерась! – гаркнул Меньшиков. – В нашем стане не как у
Шереметьева – ни в чем ни задержки, ни отказу нет…
– Хвастай, хвастай. – Петр Алексеевич подозвал капитана Неплюева и приказал ему завтра, как только на кораблях будет поднят флаг, при пушечной пальбе с обоих бортов выкинуть сигнал: «Взятые отвагой» – и с барабанным боем выносить на берег к войску шведские знамена.
Для молодого капитана такое приказание была честь, он покраснел, Петр Алексеевич, смущая
его упорным взглядом, сказал еще: – Хорошо поплавали, командор.
Неплюев побагровел до пота, колючие глаза его от напряжения увлажнились, – царь назна-чал его командором – флагманом эскадры… Петр Алексеевич ничего больше не прибавил – вытягивая длинные ноги и царапая башмаками по смоляному борту, стал спускаться в шлюпку. Сел
рядом с Меньшиковым, ткнул его локтем.
– Рад, что встретил, спасибо… Значит, и вас – с викторией: Шлиппенбаха разбили?..
– Да еще как, мин херц… Аникита Репнин налетел на телегах на него около Вендена, а
полковник Рен с кавалерией, как я ему тогда посоветовал, преградил дорогу в город… Шведу –
хочешь не хочешь – принимай бой в чистом поле… Разбили Шлиппенбаха так – сей иерой едва
ушел с десятком кирасир в Ревель.
– Все-таки и в этот раз ушел… Ах, черти!
– Уж очень увертлив… Пустое, – он теперь без пушек, без знамен, без войска… Аникита
Иванович потом с полпьяна плакался: «Не так, говорит, мне жалко – я Шлиппенбаха не взял, жалко его коня не взял: птица!» Я ему выговорил за такие слова: «Ты, говорю, Аникита Иванович, не крымский татарин – коней арканить, ты – русский генерал, должен иметь государское