Петр Первый - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 48

прядями, лоб и глаза Анхен прикрыты мокрым полотенцем, жаркий рот обметало… Петр вышел

на цыпочках и вдове в судорожные ладони высыпал пригоршню червонных (Сонькин подарок

Петру на свадьбу)… Алексашке велено день и ночь дежурить у вдовы, если будет нужда – в аптеку, или больная запросит какой-нибудь еды заморской, – чтобы достать из-под земли…

Протопоп и поп Битка не жалели ладана, свечи виднелись, как в тумане, иерихонским ревом долголетие возглашал дьякон. Петр опять покосился – рука Евдокии дрожит не переставая.

В груди у него будто вырастал холодный пузырек гнева… Он быстро выдернул у Евдокии свечу

и сжал ее хрупкую неживую руку… По церкви пронесся испуганный шепот. У митрополита затряслась лысая голова, к нему подскочил Борис Голицын, шепнул что-то. Митрополит заторопился, певчие запели быстрее. Петр продолжал сильно сжимать ее руку, глядя, как под покровом

все ниже клонится голова жены…

Повели вкруг аналоя. Он зашагал стремительно, Евдокию подхватили свахи, а то бы упала… Обрачились… Поднесли к целованию холодный медный крест. Евдокия опустилась на колени, припала лицом к сафьяновым сапогам мужа. Подражая ангельскому гласу, нараспев, слабо

проговорил митрополит:

– Дабы душу спасти, подобает бо мужу уязвляти жену свою жезлом, ибо плоть грешна и

немощна…

Евдокию подняли. Сваха взялась за концы покрывала: «Гляди, гляди, государь», – и, под-скокнув, сорвала его с молодой царицы. Петр жадно взглянул. Низко опущенное, измученное

полудетское личико. Припухший от слез рот. Мягкий носик. Чтобы скрыть бледность, невесту

белили и румянили… От горящего круглого взгляда мужа она, дичась, прикрывалась рукавом.

Сваха стала отводить рукав. «Откройся, царица, – нехорошо… Подними глазки…» Все тесно обступили молодых. «Бледна что-то», – проговорил Лев Кириллович… Лопухины дышали громко, готовые спорить, если Нарышкины начнут хаять молодую… Она подняла карие глаза, застлан-ные слезами. Петр прикоснулся поцелуем к ее щеке, губы ее слабо пошевелились, отвечая…

Усмехнувшись, он поцеловал ее в губы, – она всхлипнула…

Снова пришлось идти в ту же палату, где обкручивали. По пути свахи осыпали молодых

льном и коноплей. Семечко льна прилипло у Евдокии к нижней губе – так и осталось. Чистые, в

красных рубахах мужики, нарочно пригнанные из Твери, благолепно и немятежно играли на

сурьмах и бубнах. Плясицы пели. Снова подавали холодную и горячую еду, – теперь уже гости

ели за обе щеки. Но молодым кушать было неприлично. Когда вносили третью перемену – лебе-дей, перед ними поставили жареную курицу. Борис взял ее руками с блюда, завернул в скатерть

и, поклонясь Наталье Кирилловне и Ромодановскому, Лопухину и Лопухиной, проговорил весело:

– Благословите вести молодых опочивать…

Уже подвыпившие, всей гурьбой родные и гости повели царя и царицу в сенник. По пути в

темноте какая-то женщина, – не разобрать, – в вывороченной шубе, с хохотом, опять осыпала их

из ведра льном и коноплей. У открытой двери стоял Никита Зотов, держа голую саблю. Петр

взял Евдокию за плечи, – она зажмурилась, откинулась, упираясь, – толкнул ее в сенник и резко

обернулся к гостям: у них пропал смех, когда они увидели его глаза, попятились… Он захлопнул

за собой дверь и, глядя на жену, стоящую с прижатыми к груди кулачками у постели, принялся

грызть заусенец. Черт знает, как было неприятно, нехорошо, – досада так и кипела… Свадьба

проклятая! Потешились старым обычаем! И эта вот, – стоит девчонка, трясется, как овца! Он потащил с себя бармы, скинул через голову ризы, бросил на стул:

– Да ты сядь… Авдотья… Чего боишься?

Евдокия коротко, послушно кивнула, но взлезть на такую высоченную постель не могла и

растерялась. Присела на бочку с пшеницей. Испуганно покосилась на мужа и покраснела.

– Есть хочешь?

– Да, – шепотом ответила она.

В ногах кровати на блюде стояла та самая жареная курица. Петр отломил у нее ногу, сра-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru

Алексей Толстой: «Петр Первый»

64

зу, – без хлеба, соли, – стал есть. Оторвал крыло:

– На.

– Спасибо…

3

В конце февраля русское войско снова двинулось на Крым. Осторожный Мазепа советовал

идти берегом Днепра, строя осадные городки, но Василию Васильевичу и заикнуться было нельзя так медлить: скорее, скорее желал он добраться до Перекопа, в бою смыть бесславие.

В Москве еще ездили на санях, а здесь куриной слепотой за-бархатели курганы, ветер на

зазеленевшей равнине рябил пелену поемных озер, кони шли по ним по колена. То и дело в про-рывах весенних туч слепило солнце. Ах, и земля здесь была, черная, родящая, – золотое дно!

Пригнать бы сюда лесных и болотных мужиков, – по уши ходили бы в зерне. Но кругом – ни

живой души, только косяки журавлей, протяжно крича, пролетали в выси. Слезами пленников

были политы эти степи, – из века в век миллионы русских людей проходили здесь, уводимые татарами в неволю, – на константинопольские галеры, в Венецию, Геную, Египет…