завод, теплицы, птичники, голубятни…
«Завтра, – подумал, – налетят подьячие, перепишут, опечатают, разорят… Все пойдет прахом…» С важной неторопливостью Василий Васильевич вошел в дом. В сенях кинулся к нему
сын Алексей, повадкой и лицом, покрытым первым пухом, похожий на отца. Прильнул дрожа-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
89
щими губами к руке, – нос холодный. В столовой палате Василий Васильевич, словно с досадой, нехотя перекрестился, сел за стол против веницейского зеркала, где отражались струганые стены, в простенках – шпалерные ковры, полки с дорогой посудой… Все пойдет прахом!.. Налил
чарку водки, отломил черного хлеба, окунул в солонку и не выпил, не съел, – забыл. Облокотился, опустил голову. Алексей стоял рядом, не дыша, готовый кинуться, рассказать что-то…
– Ну? – спросил Василий Васильевич сурово.
– Батюшка, были уж здесь…
– Из Троицы?
– Двадцать пять человек драгун с поручиком и стольник Волков…
– Вы что сказали?
– Сказали, – батюшка-де в Москве, а сюда и не думает, мол… Стольник сказал: пусть князь
поторопится к Троице, коли не хочет бесчестья…
Василий Васильевич криво усмехнулся. Выпил чарку, жевал хлеб и не чувствовал вкуса.
Видел, что сын едва себя сдерживает, – плечо повисло, ступни по-рабски – внутрь, половица
мелко трясется под ним. Чуть было Василий Васильевич не гаркнул на сына, но взглянул в испуганное лицо и стало его жаль:
– Не дрожи коленкой, сядь…
– И мне, батюшка, приказали быть с тобой к Троице…
Тогда Василий Васильевич побагровел, приподнялся, но и тут удержала его гордость. Прикрылся ресницами. Налил вторую чарку, отрезал студня с чесноком. Сын торопливо пододвинул
уксусницу…
– Собирайся, Алеша, – проговорил Василий Васильевич. – Отдохну, – в ночь выедем… Бог
милостив… (Жевал, думал горько. Вдруг испарина выступила на лбу, зрачки забегали.) Вот что
надо, Алеша: мужика одного с собой привез… Поди присмотри, чтоб отвезли его под речку, в
баню, да заперли бы там, берегли пуще глаза…
Когда Алексей ушел, Василий Васильевич опустил нож с дрожащим на конце его куском
студня, ссутулился, – морщинами собралось лицо, оттянулись мешочки под веками, отвалилась
губа…
* * *
Васька Силин сидел в баньке, на реке под обрывом. Весь день кричал и выл, чтоб дали ему
есть. Но безлюдно вокруг шумели кусты, плескалась плотва в речке, спасаясь от щук, да стая
скворцов, готовясь к перелету, летала и переливалась крылышками в синеве, что видна была
колдуну сквозь волоковое окошко. Утомились птицы, сели на орешник, защебетали, засвистели, не пугаясь человеческих вздохов…
«Родная моя Полтавщина, – шептал колдун, – черт меня занес в проклятую Московщину!
Чтоб вас чума взяла, чтоб вам всем врозь поразойтись, чтоб все города у вас позападали…»
Закатное солнце залило светом узкое окошечко и опустилось за лесные вершины. Васька
Силин понял, что есть не дадут, и лег на холодный полок, под голову положил веник. Задремал и
вдруг вскинулся, с испугу выставил бороду: на пороге стоял Василий Васильевич. На голове
черная треухая шляпа, под дорожным тулупчиком черное иноземное платье, хвостом торчит
шпага…
– Что теперь скажешь, провидец? – спросил князь странным голосом.
Сплоховал Васька Силин, – задрожал, затрясся… А понять бы ему, что оставалась еще вера
у князя в его провиденье… Схватить бы князя сильно за руку да завопить: «К царю на смертную
муку идешь! Иди, не бойся… Четыре зверя когти разжали… Четыре ворона прочь отлетели…
Смерть отступилась… Вижу, все вижу…» Вместо этого Васька со страху, с голоду понес околе-сицу все про те же царские венцы, заплакал, стал просить:
– Отпусти меня, Христа ради, на Полтавщину… От меня ни вреда, ни проносу не будет…
Василий Васильевич бешеными глазами смотрел на него с порога. Вдруг выскочил, привалил дверь из предбанника поленом, навесил замок… Забегал около бани. Васька понял: хворо-100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
90