В сенях захлопали двери, морозные голоса разрушили томную тишину, царица, сдержав
зевок, перекрестила рот. Рында, тихий отрок, смиренно доложил о прибытии. Бояре не спеша
сняли гор-латные шапки. Наталья Кирилловна сморщилась, глядя на дверь, но, слава богу, Петр
был в русском платье, еще за дверью сдержал смех и вступил весьма достойно… «Ноги журав-линые, трудно ему, голубчику, чинно-то», – подумала царица, просияв приветом. Он подошел
под благословение патриарха, спросил про здоровье больного брата…
Ему спешно нужны были деньги, поэтому и приехал послушно по письму матери слушать
Иоакима. Сел на трон и, будто в пуховики, погрузился в дремотную тишину палаты, облокотясь, прикрывал рот ладонью – на случай, если подкрадется зевота.
Иоаким вынул из-под черной мантии тетрадь, – рука его по-старчески тряслась, – медленно
перевернул страницу, возвел глаза, надолго прижал персты к осьмиконечному кресту на клобуке, перекрестясь, начал читать негромко, вязко, с медленной оскоминой:
–…Не тщитесь тем, что, изведя крамолу, привели в мир люди и веси… Скорбит душа моя, не видя единомыслия и процветания в народах. Град престольный! – безместные чернецы и черницы, попы и дьяконы, бесчинно и неискусно, а также гулящие разные люди, – имя им легион, –
подвязав руки и ноги, а иные и глаза завеся и зажмуря, шатаются по улицам, притворным лукавством просят милостыни… Это ли вертоград процветший? И далее вижу я, – в домах пьянство, сновиденье и волшебство и блуд кромешный. Муж вырывает жене волосы и нагую гонит за ворота, и жена убивает мужа, и чада, как безумные, растут подобно сорной траве… Это ли вертоград процветший?.. И далее вижу я, – боярский сын, и ремесленник, и крестьянин берут кистень
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
101
и, зажгя дворы свои, уходят в леса свирепства своего ради. Крестьянин, где твоя соха? Торговец, где твоя мера? Сын боярский, где твоя честь?
Так он читал о бедствиях, творящихся повсеместно. У Петра пропала зевота. Наталья Кирилловна, страдая, взглядывала то на сына, то на бояр, они же, как полагалось, уставя брады, безмолвствовали. Все знали, – дела государства весьма плохи. Но как помочь? Терпеть – только… Иоаким читал:
– Мы убогим нашим умишком порешили сказать вам, великим государям, правду… До то-го времени не будет порядка и изобилия в стране, покуда произрастают в ней безбожие и гнус-ные латинские ереси, лютеранские, кальвинские и жидовские… Терпим от грехов своих… были
Третьим Римом, стали вторым Содомом и Гоморрою… Великие государи, надобно не давать
иноверцам строить свои мольбища, а которые уже построены – разорить… Запретить, чтобы в
полках проклятые еретики были начальниками… Какая от них православному воинству может
быть помощь? Только божий гнев наводят… Начальствуют волки над агнецы! Дружить запретить православным с еретиками… Иностранных обычаев и в платье перемен никаких не вводить… А понемногу оправившись да дух православия подымя, иноземцев выбить из России вон
и немецкую слободу, геенну, прелесть, – сжечь!..
Глаза пылали у патриарха, тряслось лицо, тряслась узкая борода, лиловые руки. Бояре потупились, – слишком уж резко Иоаким взял, нельзя в таком деле – наотмашь…
У Ромодановского глаза пучились, как у рака. Наталья Кирилловна, не поняв ничего, и по
конце чтения продолжала кивать с улыбкой. Петр завалился на троне, выпятил губы, как маленький. Патриарх спрятал тетрадь и, проведя пальчиками по глазам:
– Начнем великое дело с малого… При Софье Алексеевне по моей слезной просьбе схвачен на Кукуе пакостный еретик Кви-рин Кульман… На допросе сказал: «Явился-де ему в Амстердаме некто в белых ризах и велел идти в Москву, там-де погибают в мраке безверия… (Иоаким несколько помолчал от волнения.) И вы, – говорил он на допросе, – слепы: не видите, – моя
голова в сиянии и устами говорит святой дух…» И приводил тексты из прелестных учений Якова Бема и Христофора Бартута5… А сам, между прочим, соблазнил на Москве девку Марью Се-лифонтову, одел ее, – страха ради, – в мужское платье, и живет она у него в чулане… По вся дни
оба пьяны, на скрипке и тарелках играют, он высовывается в окошко и кричит бешеным голосом, что на него накатил святой дух… И пришедшим к нему пророчит и велит целовать себя в
низ живота… Господи, как минуту спокойным быть, когда здесь уже сатана ликует!.. Прошу великих государей указом вершить Квирина Кульмана, – сжечь его живым с книгами…
Все повернули головы к Петру, и он понял, что дело с Кви-риным Кульманом давно приго-ворено. Он прочел это в спокойных глазах матери. Один Ромодановский неодобрительно шевелил усами. Петр сел прямо, рука потянулась – грызть ноготь. Так в первый в жизни раз от него
потребовали государственного решения. Было страшно, но уже гневный холодок подступил к
сердцу. Вспомнил – недавние разговоры у Лефорта, полные достоинства умные лица иностранцев… Вежливое презрение… «Россия слишком долго была азиатской страной, – говорил Сидней
(на следующий день), – у вас боятся европейцев, но для вас нет опаснее врагов, чем вы сами…»
Вспомнил, как было стыдно слушать… (Велел тогда подарить Сиднею соболью шубу, и – чтобы
к Лефорту более не ходил, ехал бы в Архангельск.) А что сказал бы англичанин, слушая эти ре-чи? Срыть кирки и костелы в слободе? Вспомнил – летом в раскрытые окна доносилось дребезжание колокола на немецкой кирке… В этом раннем звоне – честность и порядок, запах опрятных домиков на Кукуе, кружевная занавеска на окне Анны Монс… Ты и ее тоже бы сжег, живой
мертвец, черный ворон! Кучи пепла оставил бы на Кукуе! (Теперь уже Петр жег глазами патриарха.) Но сильнее гнева (не Лефортовы ли уроки?) – поднялись упорство и хитрость. Ладно, –
бояре-правители, – бородачи! Накричать на них было недолго, – повалятся на ковер мордами, расплачется матушка, уткнется патриарх носом в колени, а сделают все-таки по-своему, да еще и
с деньгами поприжмут…
– Святейший отец, – сказал Петр с приличным гневом (у Натальи Кирилловны изумленно
5 Яков Бема и Христофор Бартута – авторы мистических сочинений.
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
102
поднялись брови), – горько, что нет между нами единомыслия… Мы в твое христианское дело
не входим, а ты в наше военное дело входишь… Замыслы наши, может быть, великие, – а ты их
знаешь? Мы моря хотим воевать… Полагаем счастье нашей страны в успехах морской торговли.
Сие – благословение господне… Мне без иноземцев в военном деле никак нельзя… А попробуй
тронь их кирки да костелы, – они все разбегутся… Это что же… (Он стал глядеть на бояр поочередно.) Крылья мне подшибаете?
Удивились бояре, что Петр говорил столь мужественно. «Ого, – переглянулись, – вот какой!.. Крутенек!..» Ромодановский кивал: «Так, так, истинно». Патриарх подался сухим носом к