– За границей не воруют, не разбойничают, – сказал Петр, щурясь на зыбь, – люди, что ли, там другой породы?..
– Люди те же, Петр Алексеевич, да воровать им не выгодно, честнее-то выгоднее… Купца
там берегут, и купец себя бережет… Отец мой приехал при Алексее Михайловиче, завод поставил в Туле, хотел работать честно. Не дали, – одними волокитами разорили… У нас не вор – значит, глуп, и честь – не в чести, честь только б над другими величаться. А и среди наших есть
смышленые люди… (Белые, пухлые пальцы Андрея Андреевича будто плели паутину, отблески-вало солнце на очках, говорил он мягко, вязью.) Ты возвеличь торговых людей, вытащи их из
грязи, дай им силы, и будет честь купца в одном честном слове, – смело опирайся на них, Петр
Алексеевич…
Те же слова говорил и Сидней, и Ван Лейден, и Лефорт. Неизведанное чудилось в них Петру, будто под ногами прощупывалась становая жила… Сие уже не какие-нибудь три потешных
полка, а толща, сила… Положив локоть на подоконник, он глядел на масленым солнцем сверка-ющие волны, на верфь, где беззвучно по свае ударяла кувалда и долго спустя долетал удар…
Моргал, моргал, билось сердце, самонадеянно, тревожно радостно.
– Вологодский купчина, Иван Жигулин, самолично привез челобитную, молит допустить
перед очи, – особо внятно проговорил Андрей Андреевич.
Петр кивнул. Виниус, легко колыхаясь тучным телом, подошел к двери, кого-то окрикнул, проворно сел на место. За ним вошел широкоплечий купчина, стриженный по-новгородски – с
волосами на лоб, сильное лицо, острый взгляд исподлобья. Размашисто перекрестясь, поклонился в ноги. Петр трубкой указал на стул:
– Велю – сядь… (Жигулин только шевельнул бровями, сел с великим бережением.) Чего
просишь? (Жигулин покосился на Виниуса.) Говори так…
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Алексей Толстой: «Петр Первый»
119
Жигулин, видимо, смекнул, что здесь не разбивать лоб, а надо показывать мошну, с достоинством разобрал усы, поглядел на козловые свои сапоги, кашлянул густо.
– Бьем челом великому государю… Как мы узнали, что ты корабли строишь на Двине, –
батюшки, радость-то какая! Хотим, чтоб не велел нам продавать товар иноземцам… Ей-ей, даром отдаем, государь… Ворвань, тюленьи кожи, семга соленая, рыбья кость, жемчуг… Вели нам
везти на твои корабли… Совсем разорили нас англичане… Смилуйся! Уж мы постараемся, чем
чужим королям, – своему послужим.
Петр блестел на него глазами; потянувшись, хлопнул по плечу, оскалился радостно:
– К осени два корабля построю, да третий в Голландии куплен… Везите товар, но без обману, – смотри!
– Да мы, господи, да…
– А сам поедешь с товаром?.. Первый коммерциенрат… Продавать в Амстердам?..
– Языкам не учен… А повелишь, так – что ж? Поторгуем и в Амстердаме, в обман не дадимся.
– Молодец!.. Андрей Андреевич, пиши указ… Первому негоцианту-навигатору… Как те-бя, – Жигулин Иван, а по батюшке?..
Жигулин раскрыл рот, поднялся, глаза вылезли, борода задралась.
– Так с отчеством будешь писать нас?.. Да за это – что хошь!
И, как перед спасом, коему молился об удаче дел, повалился к царским ножкам…
………………………………………………………
Жигулин ушел. Виниус скрипел пером. Петр, бегая по комнате, ухмылялся. Остановился:
– Ну, что у тебя еще?.. Читай короче…
– Опять разбойные дела. На троицкой дороге обоз с казной разбили, двоих убили до смерти… По розыску взят со двора Степка Одоевский, младший сын князя Семена Одоевского, привезен в простой телеге в Разбойный приказ, и там он повинился, и учинено ему наказание: в приказе, в подклети бит кнутом, да отнято у него бесповоротно дом на Москве и четыреста дворов
крестьянских. Отцом, князем Семеном, взят на поруки… А из дворни его, Степки, пятнадцать
человек повешено…
– Андрей Андреевич, вот они князья, бояре – за кистени взялись, разбойничают…
– Истинно, разбойничают, Петр Алексеевич.
– Тунеядцы, бородачи!.. Знаю, помню… У каждого нож на меня припасен… (Свернул
шею.) Да у меня на каждого – топор… (Плюясь, дернул ногой. Растопыренными пальцами вцепился, потянул скатерть. Виниус поспешно придержал чернильницу и бумаги.) У меня теперь
сила есть… Столкнемся… Без пощады… (Пошел к двери.)
– Прости, Петр Алексеевич, еще два письма… От цариц…
– Читай, все одно…
Он вернулся к окну и ковырял трубку. Виниус с полупоклоном читал:
– «…Здравствуй, радость моя, батюшка, царь Петр Алексеевич, на множество лет… (Петр
повернул к нему изумленную бровь.) Сынишка твой, Алешка, благословения от тебя, света моего радости, прошу. Пожалуй, радость наша, к нам, государь, не замешкав… Ради того у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в великой печали… Не покручинься, радость
мой государь, что худо письмишко: еще, государь, не выучился…»