Ночь с 5 на 6 мая, Нестингер, Люк Дармоншир
Люк очнулся в полной темноте и тишине, голый, слабый, скорчившись на боку. Воздуха было мало и ощутимо пахло гарью и кровью. Сколько он провалялся без сознания — было непонятно.
Браслет на запястье холодил тело. Ночное зрение не работало — так слаб он был.
Он пошевелился — слава богам, шевелиться он мог, протянул руки вперед и тут же наткнулся на камень. Ощупал все вокруг себя, сбивая ладони об известняк — он лежал в узком каменном кармане шириной метра полтора на два, между двух вставших чуть выше его роста аркой глыб. Похоже, ветер, коим он был на момент обвала, вытолкнуло сюда, в полость, и тут-то он и обернулся.
Дармоншир постарался докричаться до Тамми и Нории — но, видимо, толстый слой камня не пропускал мысленное общение, потому что не было ощущения, что его слышат, будто слова растворялись в камне.
— Ну что, попался, счастливчик? — каркающе сказал он себе, парадоксально жалея, что нет сигарет: не закурить, не вдохнуть дым, чтобы успокоиться — хотя воздуха и так было мало, и от удушья он умрет явно раньше, чем от голода или жажды.
Люк снова обернулся ветром, заметался по крошечному карману — но, сколько он не струился меж глыб, нигде не было ни прохода, ни движения воздуха, с которым можно было бы сбежать, вытечь на поверхность. Он ветром пролезал между камней, он тыкался в тупики, он, отчаявшись, воздушным тараном бил по глыбам, но те даже не шевелились, надежно прижатые другими. Неизвестно, сколько он так метался, пока отчаяние не взяло свое — и он снова скорчился на полу, слушая далекое-далекое сотрясание почвы — все же вибрация от выстрелов артиллерии долетала и сюда, и надеясь, что какой-нибудь сдвинет камни и проход все же найдется.
— Или засыплет тебя, — снова произнес он вслух. Сел, закрывая глаза, сотрясаясь от дрожи — холодно здесь было. И страшно. На сколько здесь хватит воздуха? На часов шесть? Десять?
Зашарил руками по стенам, откатывая какие-то булыжники — вдруг получится прокопать себе проход? На пол сыпалась известняковая крошка и щебень, он ломал себе ногти — но со всех сторон рано или поздно натыкался на твердую породу.
Выругался, снова обернулся, снова заметался по своей тюрьме — хоть какое-то действие, хоть что-то! Но выдохся еще быстрее, вернулся в свой карман, свалился на пол без сил — и там, глядя в черноту над собой, впал в какое-то вязкое забытье, в котором виднелись ему лица и деда Кристофера, и Луциуса, и матери, и Марины. Выплывал он из него только от вибраций артиллерии и содроганий холма, с тупым интересом ожидая, придавит его все-таки или нет… затем снова впадал в дрему.
Тело покрылось холодным потом, дышать становилось все труднее, и сердце бухало как молот — когда от очередной вибрации совсем недалеко что-то утробно заскрипело, стало просаживаться… холм дрожал, а Люк с удивлением обнаружил себя в воздушной форме, прижавшимся к «потолку». Видимо, тело соображало быстрее, чем он.
Когда камень перестал сотрясаться, Люк осторожно скользнул в одну сторону, в другую. Сквозняка он так и не ощущал, и это было сродни продлению агонии. Но он упорно скользил по крошечным только что образовавшимся кавернам между камнями, пока в одной из сторон не попал в карман пошире. Тут сильнее пахло гарью, а на земле обнаружилось несколько железяк — значит, он сейчас ближе к выходу, если учесть, что машина почти успела выехать.
«Если только их не забросило сюда взрывом», — сказал скептик внутри.
И опять повторилось все — и ощупывание камней, и попытки докричаться до Нории и Тамми, и попытки найти выход дальше, и время отчаяния, и безрезультатное раскапывание. Он так устал, что еле мог пошевелиться, и снова впал в забытье.
Что там с армией? Что с захватом Норбиджа? Справятся ли они без него?
Конечно, рано или поздно обнаружат, что он пропал, и, возможно, даже догадаются посмотреть под обвалившимся холмом… если только снаружи есть хоть какие-то визуальные свидетельства обвала. И если свои одержат победу, то его, возможно, даже начнут искать.
И пусть воздуха тут хватит на сутки-другие, слишком много «если» для выживания.
Он снова вспомнил про Марину, представил, что с ней снова будет, если он так нелепо погибнет… и стало совсем кисло.Захотелось побиться головой о стену, что он и сделал. Вновь посмотрел наверх, в темноту.
— Послушай, — проговорил Люк, — слишком нелепо погибнуть так, не находишь? Должен же быть какой-то выход… он просто обязан быть. Очень странное ощущение, когда ты еще говоришь и дышишь, — он шумно вдохнул воздух, — но уже фактически мертв. Только и остается, что молиться, правда?
Тишина была ему ответом.
— Я слышал, — сказал он через полчаса забытья, словно и не прекращал разговор, — что нужно пообещать что-то… принести обет.Честно говоря, я уже и почку готов принести и, так уж и быть, повторно отдать ногу… но зачем тебе моя нога… снова, — он хрипло и безумно засмеялся.
От смеха посыпались камушки сверху. Холм словно оживал время от времени, скрипел, хрустел, утробно ворчал, грозясь раздавить его, Люка. Темнота взирала на него неодобрительно.
— Я пообещаю… пообещаю… черт, мне и отдать-то нечего, я уже и свою жизнь прообещал, — невесело хмыкнул он. — Бросить курить… ну, ты же не моя мамочка. Нет, ты, конечно, отец, все такое, но вряд ли тебя волнует табак… Пообещать наплодить еще с десяток Дармонширов? Марина может расстроиться, я не могу обещать за нее, — он сам понимал, что несет чушь, но эта странная полумолитва, полубред были последним, что показывали ему, что он жив. — Да и какой это обет? Это удовольствие, — он снова засмеялся в темноту. А затем замолчал, выравнивая дыхание и слушая, как успокаивается истерично бьющееся сердце, и сам не заметил, как снова ушел в сон.
Проснулся от далеких, ощущаемых как вибрация ударов артиллерии и привычного содрогания холма, мокрый от удушья, с пересохшим горлом, готовый все отдать за глоток воды, и еле-еле сумел сесть. На чистой жажде к жизни обернулся ветром, пронесся по щелям и уголочкам — вдруг сдвинулось еще что-то, вдруг найдется выход? Но камни стояли плотно и цепко.
Он вернулся в свою камеру и обернулся, свалившись на пол. Подполз к стене, снова сел.
— Получается, что у меня нет ничего настолько ценного, что бы я мог отдать, — признал Люк, откинувшись на стену и чувствуя, как холодит камень голову через пропитанные холодным потом волосы. Снова холм дрогнул, снова что-то посыпалось сверху. — А тем, что действительно ценно, я свою жизнь выкупать не готов. Может, ты удовлетворишься обещанием построить змеиный храм? Они помогли мне, я сделаю место поклонения им… — он снова засмеялся, покосился на невидимые стены. — Что, нет? Понимаю, я бы тоже не согласился. Хочешь, уйду в монастырь имени тебя… Марина поймет… наверное… — он помолчал. — Обет молчания? Не стричь волос? — закашлялся, чувствуя, что начинает уплывать в бессознательное, но продолжал шептать: — Не пить ничего крепче вина? Хорошо, я готов, — теперь каждое слово он выталкивал с трудом, прошептывая его, и говорил просто потому, что молча умирать было невыносимо. — Что, нет? — он снова засмеялся. — Хороший ведь обет, бери, отец… Я согласен на не больше четырех бутылок в год… нет? Трех, хорошо. Двух? Это очень сурово, — он снова шипяще закашлялся, — ну хорошо… одна, одна бутылка вина в год… одн…
Он краем глаза увидел накаляющееся красным пятно прямо перед собой, помотал головой. Пятно не исчезало. Подполз, приложил руку — и чертыхнулся, отдергивая ее, обожженую, шлепнулся на землю, прижимая ее к камням и по-настоящему безумно смеясь.
Камень потек, образуя невыносимо сияющую дыру размером с голову Люка, и из нее вдруг вынырнули несколько огнедухов, зависнув над истерично смеющимся герцогом, осветив страшное нагромождение камней над ним. Дармоншир с жадностью вдохнул невозможно прекрасный воздух, заструившийся из прохода.
А следом с пронзительным сердитым криком влетела маленькая красная соколица, увидела Люка — и в ярости бросилась на него, расцарапав ему грудь когтями, цапнув клювом за губу. От нее шел такой жар, что он мгновенно согрелся, и она продолжала истерично, злобно орать на него на своем, птичьем — но на удивление он все понимал. И виновато улыбался, глядя на нее.
Люк — откуда только силы нашлись — схватил ее, сжал, прижал к груди, поцеловал в красные перья. Сердечко ее стучало как ненормальное, она продолжала кричать.
— Все, все, — сказал он хриплым шепотом, — все, успокойся, навредишь себе. И детям. Потом меня побьешь, Марина. Все, любовь моя. Спасибо. Спасибо. Ты имеешь право на страх и гнев, но я тебе нужен не подранным, правда ведь?
Она снова возмущенно крикнула и вцепилась клювом в плечо, пустив кровь. Люк не дернулся, все гладил ее — но руки его дрожали. Смерть снова прошла краем, но он в полной мере ощутил ее тень.
— Ты как раз вовремя, — прошептал он. — Опять меня спасаешь, да, детка? — Он ткнулся ей в перья снова и вдруг засмеялся. — Хорошо, что ты не прилетела чуть раньше… я тут обещал кое-то, а одна бутылка вина это все же менее болезненно, чем монастырь… наверное.
Завибрировал пол, раздался далекий выстрел артиллерии.
Соколица выпорхнула из его рук, подлетела к проходу, села на его светящийся красным край и требовательно закричала.
— Да, ты права, — согласился Люк, с трудом переворачиваясь на четвереньки, затем по стенке поднимаясь. — Нужно выбираться отсюда. Нужно, — он попробовал обернуться ветром, но лишь свалился на пол. И еще раз. И еще.
Птица снова крикнула, кувыркнулась в воздухе, обернувшись Мариной — в длинной плотной сорочке до пят и вязаном кардигане. Она, шатаясь, вспорола себе пальцами с длинными птичьими когтями, запястье, склонилась к Люку и больно за волосы повернула его голову так, чтобы ему было удобнее пить.
Как бы он ни был слаб, он понимал, как боится она за него и как яростна от этого страха. Лицо ее было бледным, глаза — расширенными, будто пьяными. С третьим или четвертым глотком тело выгнуло словно от электрического разряда, плеснуло силой до кончиков пальцев. С шестым он поднялся, зажимая ладонью запястье жены, склонился к ней, целуя и одновременно излечивая ее рану.
— Ты первая, — попросил он, и Марина, вновь обернувшись птицей, полетела наружу.
Он выскользнул по алеющему короткому проходу — подумать только, он был метрах в трех от выхода! — и нырнул вбок, рядом с оползнем, на склон холма, у которого парила соколица и маленькими огоньками фланировало несколько десятков огнедухов. Там же снова перекинулся в человека, с жадностью вдыхая свежий ночной воздух. Ветерки, струящиеся по склону, ласкали его тело, и он почти застонал от ощущения своей стихии под руками. Было темно — стояла глубокая ночь, но тьма эта была разбавлена лунным светом, и по сравнению с каменным мешком казалась светло, как днем. Со стороны Норбиджа слышались звуки перестрелок.
— Иди сюда, — попросил он в темноту, и к нему метнулась птица, кувыркнулась в воздухе, встала рядом уже Мариной. и он обнял ее, снова прижимая к себе.
— Как? — спросил он ей в волосы. — Как ты нашла меня?
Марина отстранилась, по-птичьи повела головой в сторону.
— Не знаю… Я обещала не мешать тебе здесь… и меня заперли… надежно… я заснула, а потом… кричала… — медленно, словно вспоминая, как это делать, заговорила она. — Они… Меня услышали… — она показала рукой на огнедухов… — и те, что на башнях… и с фортом. Они прилетели. Прожгли решетку… Потом я полетела… меня вело сюда, но я никак не могла понять, где ты, — она посмотрела на брачный браслет, затем в воздух. — Меня подхватил ветер и принес сюда. Мне кажется… это твой друг… потому что я видела его, кажется… и точно слышала: «Он здесь». А огнедухи прожгли камень.
Люк поцеловал ее в волосы, погладил, понимая, что она все еще сильно не в себе и страшась отпускать ее. Посмотрел в воздух — но не увидел змеедуха. Только легкий ветер струился над холмами, и Дармоншир тяжело вздохнул, проговорив мысленно:
«Спасибо, друг».
Марина молчала, прижимаясь расслабленно и сонно, а он гладил ее по волосам, по спине, незаметно сканируя ладонью и понимая, что вита в ней течет как у спящей, и она вполне здорова и полна сил… но состояние ее пугало и хотелось самому отнести ее в Вейн, чтобы за ней приглядели, чтобы ничего не случилось.
Его все еще потряхивало от страха и осознания края, за который он вновь едва не ступил, но сила плескала в теле, и было ее так много, что она готова была сорваться с привязи. Сколько он провел в каменной тюрьме? Какова сейчас ситуация в городе? И как безопасно вывести отсюда Марину?
Снова ударила артиллерия — и на улицах города полыхнуло несколько вспышек. Марина затрепетала в его руках, повернула голову в сторону взрыва. Люк нахмурился, тоже, наконец, обращая внимание на город. Ночное зрение теперь работало исправно, он видел мельтешение стрекоз, но ауру Нории в воздухе не наблюдал. Аура Тамми мягко крутилась в центре города. В воздухе виднелись лишь с десяток аур драконов поменьше.
«Нории? Тамми?» — мысленно позвал он. Но никто ему не ответил, и его снова окатило страхом.
В нескольких сотнях метрах от них пронесся дракон, за которым гналась стая раньяров во главе с всадником.
— Мне нужно возвращаться в бой. А тебе — улетать, — попросил Люк Марину. — Безопаснее лететь отсюда к морю, и там над водой в Вейн. Я провожу тебя до моря.
Она кивнула, странно глядя в небеса. Отступила:
— Нет. Тебе нужно быть здесь. Я полечу сама. У меня надежные защитники.
Марина обернулась птицей, крикнула — со всех сторон рванулись к ней огнедухи, окружив сияющим красно-золотым роем — и понеслась к городу.
Люк чертыхнулся, обратился змеем и полетел за ней.
Первыми огнедухи Марины догнали раньяров, которые гнались за драконом — и тихо прожгли всех насквозь, так что стрекозы одна за другой посыпались на холмы. Затем огоньки начали метаться над городом, уничтожая стрекоз, помогая драконам, — а Марина кругами парила сверху, яростно крича и подбадривая их. Люк носился следом, прикрывая ее и холодея от страха, что кто-нибудь из всадников поймет, что командует огнедухами маленькая соколица, и выстрелит в нее.
Наконец, над долиной стало гораздо тише. Драконы стали подтягиваться к змею, огнедухи, сильно потускневшие, слетелись к соколице под крыло, и она, ласково мазнув долетевшего с ней до леса Люка по носу крылом, понеслась в сторону Дармоншира.
«Где Нории? Где второй змей?» — спросил Люк у одного из отбитых драконов.
Тот, истощенный, парил рядом, и раны его на глазах затягивались, мерцая серебряной дымкой.
«Владыку много часов назад поймали огромной сетью и унесли за холмы. Нас удерживали до темноты, чтобы мы не смогли полететь за ним, но десяток из наших все же смогли пробиться и понеслись следом в надежде догнать и отбить его. Змея оглушило и он упал в город, там сейчас и половина наших, помогают воинам защищать город. А мы остались сверху, чтобы сдерживать стрекоз».
Люк чертыхнулся. Что делать? Лететь спасать Нории? Или Тамми?
«Кто-сс? — прошипел он. — Кто поймал Нории?».
«Воин в белых доспехах, — ответил дракон. — Он отдал Владыку своим слугам, а сам сейчас здесь, на земле, но мы не смогли достать его — с воздуха его защищают раньяры, с земли — инсектоиды. И сам он могуч ментальной силой — стоит приблизиться, и падаешь, как подкошенный».
Люк, крутанувшись восьмеркой, зашипел и приказал себе вспомнить, что Нории — могущественнее и опытнее большинства людей на Туре. В том числе и самого Люка. И что пусть все внутри кричит, что нужно лететь за учителем и другом, есть то, что нужно закончить здесь.
Люк понесся вниз и, то и дело выхватывая из отрядов иномирян гигантских тха-охонгов и ломая клювом им спины, заструился над центральной частью города, туда, где медленно крутилась перламутровая аура Таммингтона и слышны были ожесточенные перестрелки. Он видел, как наступают к центру по уже зачищенным улицам многочисленные отряды наемников под прикрытием гигантов и невидши, как пытаются их остановить дармонширцы, расстреливая из окон домов, с крыш, и с удовольствием помогал своим, запуская небольшие смерчи, поднимавшие иномирян и инсектоидов в воздух и швырявшие о землю. Раньяров стараниями драконов и огнедухов Марины практически не осталось, и он мог не отвлекаться на них.
Он снова подумал о Марине и пообещал себе, что первое, что он сделает, когда сможет долететь до ставки — узнает, вернулась ли она в Вейн. Впрочем, защитники у нее и правда были отличные.
Видел он и последнюю линию атаки своей армии и в который раз подивился хладнокровию Майлза, который спокойно выждал с почти пятнадцатью тысячами эмиратских солдат и сейчас запустил их в бой. Они наступали медленно, что было Люку на руку — если раньше он не мог зачищать улицы смерчами, так как на баррикадах иномиряне живым щитом держали людей, а в столкновениях уже был велик риск задеть своих, то сейчас он утюжил улицы почти не глядя. Совсем скоро эмиратские подразделения подопрут подкрепление Ренх-сата, которое частично уже вышло на площадь. Значит, и Люку нужно было туда.
Виктория Лыськова очнулась от того, что ее бросили на что-то твердое, стали привязывать, и, выплывая из вязкого забытья, даже слегка удивилась этому — потому что персональный щит должен был работать даже над ее мертвым телом. Видимо, крючья неведомого оружия зацепили ее сильнее, чем показалось.
Она незаметно приоткрыла глаза — связанная, она лежала на боку на спине раньяра, а рядом с ней суетились несколько иномирян, переговариваясь между собой. Черты их лиц смазывались — одинаково черноволосые, бородатые, воняющие, как воняет всякий по любую сторону фронта через пару недель полевой жизни.
Куда собираются ее унести? Подальше от дармонширцев как заложницу или, наоборот, к командиру иномирянской армии? Судя по тому, что в иномирянской речи то и дело проскальзывало «Ренх-сат, Ренх-сат», вернее было второе предположение.
Она, проверяя, остались ли какие-то из заготовленных мощных заклинаний на накопителях, ощутила подрагивание притушенной ею сигналки, которая могла бы вызвать сюда Марта. Хорошо, что она все-таки притушила ее активность. Справится сама. Плохо, что ее друзья наверняка сделали то же самое.
Из заклинаний осталось одно. Самое мощное.
Вики задумалась — не стоит ли подождать, пока ее доставят к генералу иномирян и там, на месте, его устранить. Но опыт подсказывал, что нужно выжимать максимум из текущей ситуации, когда известны все переменные. А там они будут неизвестны. Могут ли иномиряне обладать еще таким же оружием, каким они пленили Владыку Нории? Такая вероятность есть, и тогда она не справится.
Да и тратить время, за которое можно помочь своим подразделениям, на уничтожение одного врага, недальновидно и глупо.
Пить хотелось страшно. Вики потихоньку подтягивала силу из одного накопителя, из другого, ощущая, как ее резерв восстанавливается. Он теперь восстанавливался куда быстрее благодаря крови Марины Дармоншир. Но силы на массированное заклинание пока не хватит, придется использовать единственное заготовленное. И снова подставлять под удар мирных, если они здесь есть.
Она скользнула взглядом по сторонам, насколько позволяло ее нынешнее состояние — темень, разбавляемая редкими факелами и кострами, баррикады иномирян — мирных, слава Богам, не виднелось, — охонги, несколько тха-охонгов, невидши, тенями застывшие на четырех лапах у стен домов. Звуки перестрелок и работы артиллеррии слышались далеко отсюда — по этим звукам она и определила, где сейчас находятся ее отряды, и выверила мощь заклинания.
Раньяр успел уже взлететь на уровень первого этажа, когда веревки на Вике расползлись от восстановившегося персонального щита, а она слевитировала выше под удивленные крики с земли и возглас всадника, судорожно пытающегося нашарить автомат. И, поднимаясь, ударила вниз и в стороны Молот-шквалом, построив вектора массированного заклинания так, чтобы они, спустившись вниз, пошли в стороны над землей.
Она еще слишком хорошо помнила, сколько местных жителей пряталось в подвалах домов и не хотела стать причиной их гибели. Но и не воспользоваться тем, что здесь не было дармонширских войск, не могла.
Под ней и на сотни метров вокруг нее Норбидж осыпался, оседал руинами и пылью, смешанных с кровью врагов, хитином и слизью инсектоидов. Она же, опустившись на землю у края уничтоженной площади, там, где стояли укрепления иномирян, хлопнула себя по бедру, надевая Доспех, и на глазах изумленных и испуганных врагов долбанула по баррикаде изнутри Стазисом. А затем, проверив, что там нет мирных — снесла и людей, и инсектоидов Тараном. И ничего в ней не дрогнуло.
До площади оставалось около полукилометра, и восстанавливающийся резерв, тем не менее, вполне позволял ей пройти туда пешком, заодно подчистив улицу, чтобы облегчить задачу своим подразделениям.
Генерал Ренх-сат добрался до площади на личном охонге во главе большого отряда, почти не встретив сопротивления — не считать же сопротивлением нескольких стрелков, которые пытались снять норов, и которых уничтожили невидши, послушные воле Ренх-сата.
Ренх-сат любил бой лицом к лицу, но не считал зазорным использовать силы, данные богами — и потому врагов, попадавшихся на пути, сминал не только мечом, доставшимся от предков, пришедших с богами — его острие могло как масло резать камень, но и ментальной волей, заставляя их замирать и падать на землю от боли.
— Змея-колдуна обнаружили, — докладывали ему, пока он двигался к центру, — он, скорее всего, сильно ранен и без сознания.
— Враги сумели вынести колдуна от места падения, — кричал ему сверху очередной связной через некоторое время, — но далеко не ушли — защищаются в большом доме, накрытым колдовским щитом!
— У тех, кто защищает колдуна, уже кончились стрелковые припасы! — сообщал третий. Связные летали между центром и отрядами Ренх-сата как заведенные. Ему доложили, что вся центральная площадь и прилегающие улицы — это огромное поле боя, где зажатые в клещи с двух сторон солдаты колдуна ожесточенно сопротивляются, но положение их незавидное. Что ма-ги противника устали, огненных птиц, которые подчинялись им и уничтожали невидши и раньяров, осталось мало и на глазах становится еще меньше, да и оружия с припасами подвезти успели немного.
Ренх-сат знал, что у того, кто командует армией врага, есть еще силы в запасе, хотя точного количества не предполагал. Но сколько бы ни оставалось у врага людей, противник использует подкрепление в ближайшее время — не может не использовать, иначе проиграет. И поэтому нужно как можно быстрее перемолоть те десятки тысяч солдат колдуна Дар-мон-шира, которые дошли до центра города.
Потому Ренх-сат несся во главе отряда всадников вперед наперегонки со временем, а вокруг так же быстро неслись невидши, которые уничтожали тех, кто не попал в поле зрения тиодхара.
— Тиодхар, — кричал ему с раньяра очередной связной, следуя за его охонгом по улице. — На дальнем краю города пленили колдунью, которая упала с небес и пыталась освободить плененного дракона!
— Пусть держат ее без сознания и несут ко мне! — повелел в ответ Ренх-сат, осознав, что в руки ему попалась та самая великая колдунья, одна из командиров войска колдуна. — Если понадобится, вырубать ударом по голове!
Колдунья в его руках стала бы еще одним камнем в стену победы.
Он видел, как в небе над городом десятки огненных птиц уничтожают остатки его раньяров, и вновь осознавал, что сейчас только от его скорости и мощи зависит успех сражения и судьба. Но победа была возможна — весы войны качались, и любой камешек мог помочь ее выиграть. Или проиграть.
На площадь его отряд ворвался, как ножом разрезая оборону, уничтожая дармонширцев. Здесь, на площади, под яркой голубой луной царил настоящий хаос — группы норов наступали, продавливали оборону в центр, их отбивали обратно, поливая огнем из-за бронемашин и из домов. Палили танки. То тут, то там противники уже шли в рукопашную, но Ренх-сат ощущал качание весов и чувствовал вкус скорой капитуляции врага.
И был осторожен и беззаветно смел, чтобы этот вкус не обернулся горечью.
Из-под щита, окружавшего дом, где прятали колдуна, действительно не доносилось ни выстрела, а по щиту били из гранатометов, и видно было, что он дрожит и проявляется сегментарной решеткой. То и дело в промежутках между ударами из-за щита выпрыгивали группы мужчин с тяжелыми топорами непривычной Ренх-сату формы и клинками и отбивали нападения невидши, а затем снова убирались под щит.
Генерала в белых доспехах, окруженного десятками невидши, увидели за щитом. Бойцы с секирами, пригнувшись, оценивающе смотрели на невидши — одни были странно похожи на зверей с черными глазами, когтями и чуть склоненными плечами, другие — наги и текучи, как вода. Были там и обычные люди.
— Отдайте мне колдуна, — крикнул Ренх-сат, дополняя слова мысленным приказом, — и я оставлю вам жизни!
Несколько людей дернулись назад, ко входу в здание. Но зарычал один из воинов-зверей, и остальные перехватили своих же солдат, кулаками отправляя их в бессознательное состояние.
— Возвращайся в свой мир, — рычаще и насмешливо крикнул ему один из воинов с секирами, — и, может, сбережешь свою!
— Тогда выходи, что ты прячешься под колдовской защитой? — в тон ему насмешливо поинтересовался Ренх-сат. Он любил таких бойцов, чувствуя в них сталь и верность в служении войне. Да и убить такого — честь.
Зверь-воин задумчиво посмотрел на него, усмехнулся, повел широкими плечами, перебрасывая топор из рук в руки.
— Я уже давно не медвежонок, чтобы такое действовало, враг, — ответил он уверенно. Генерал бы удивился, если бы он вышел. И поэтому, не тратя более время на разговоры, бросил:
— Стреляйте!
Со всех сторон ударили гранатометы. Щит начал мерцать. Ударили снова — выстоял, хотя видно было, что вот-вот посыпется. Но в паузе, когда они затихли, раздался грохот, похожий на звук чудовищного обвала. Ренх-сат повернул голову влево, и ему сначала показалось, что вся часть города, куда еще не добрались войска дармонширцев, взлетела в воздух, осыпаясь видимыми даже в лунном свете стенами домов и огромными обломками. Выглядело жутко даже для него, привыкшего к местным колдовским чудесам.
— Не наша ли волшебница там сердится? — крикнул воин-зверь со смехом и явственным облегчением.
Завыл ветер, и Ренх-сат, повернув голову в другую сторону, увидел, как на улицах неподалеку хозяйничают смерчи. Значит, и второй колдун выжил?
Весы закачались сильнее, но он не потерял хладнокровия.
— Бейте! — повелел он. И вновь ударили трубы, метающие огонь.
На этот раз щит не выдержал. Пошли вперед невидши — и воины, защищающие дом, бросились вперед, схлестываясь с ними. И Ренх-сат тоже пошел вперед, вынимая из ножен уже напоенный кровью меч.
С могучим воином-зверем они столкнулись почти на пороге дома, который тот так защищал. И бился зверь умело, но недаром Ренх-сат поклонялся Войне и жизнью его была война. В другой момент он бы отдал должное противнику и получил бы удовольствие от боя, но не до того сейчас было — и он, отступив, пропустив мощный удар в пальце от груди, поймал взгляд противника и ударил ментально. Пусть эти звери были не восприимчивы, силы Ренх-сата хватило, чтобы воин на мгновение дрогнул — и генерал, присев от просвистевшей над головой секиры, снес ему ногу. Отбил из рук повалившегося наземь противника секиру и пошел дальше, оставая того истекать кровь. Норы или невидши добьют.
Ренх-сат умел слышать песню битвы. Он слышал, как ближе и ближе гудят смерчи, и воет вокруг ветер, как с занятой его войсками части города слышатся глухие взрывы, будто кто-то огромный колотит по укреплениям его солдат. Слышал, как отчаянно бьются дармонширцы, как одинаково кричат в предсмертной агонии дети двух миров, и молчат небеса — которые раньше не смолкали от криков раньяров. Ритм битвы менялся, и Ренх-сат понимал, что, захватив одного из колдунов, подчини его, и он переломит ситуацию в свою сторону.
Генерал шагнул внутрь дома, туда, где по стенам жались испуганные бабы, а раненые солдаты, пытавшиеся как-то защитить их, пытались встать со своих мест.
— Где колдун? — крикнул он, обводя тех, кто никак не мог быть его противниками, взглядом.
Ему не ответили — и он пошел дальше. Но взвыл ветер, ударив его в лицо, подхватил — хотя Ренх-сат успел упасть, перекатиться вбок, ускользнуть — и выбросил из дома наружу. Генерала протащило по мостовым, но он перекатился через себя, вскочил, сгруппировавшись.
Вокруг как в гигантском котле кипела кровавая битва, но противники расступались, потому что над площадью клубы ветра сгущались в огромного змея со струящимися вокруг шеи перьями. И смотрел этот змей на него, на Ренх-сата, и был он на расстоянии, на которую долетел бы нож. Генерал и метнул меч — но тот, что резал кости как былинки, разбился о невидимую защиту. И тогда тиодхар мысленно приказал ему «Ты подчиняешься мне! Спустись ко мне, поклонись мне!».
Змей дрогнул, застыл, а затем раскрыл клюв и оглушающе зашипел, изгибаясь. Встали вокруг генерала невидши, защищая его и от людей, и от громадного противника, а тиодхар оставил попытки подчинить его — и мысленно приказал идти сюда всем инсектоидам, которые могли почуять его приказ.
Со всех сторон полетели к змею стрекозы, разбиваясь о его щит, понеслись, прыгая, опускаясь на головы людей, десятки и сотни охонгов и гигантских тха-охонгов, которые пролетали как огромные снаряды, как ядра размером с грузовик. Змей шипел, отшвыривая их хвостом на крыши, но щит его держался, лишь чуть проседая — а хруст от самоубийственной атаки инсектоидов стоял такой, что уши закладывало, и раздробленные туши усеивали площадь, вытесняя людей к домам. Муравьиной кислотой воняло так сильно, что слезы текли из глаз, а слизь, заменявшая тварям кровь, покрыла почти всю площадь, заставляя противников поскальзываться.
Ренх-сат понял, что ритм битвы изменился и запах поражением и пленом, когда хруст и грохот от ударов об щит стал затихать. Пока вновь не прорезались сквозь него звуки выстрелов и крики людей, а тиодхар, вымотанный мощнейшим ментальным усилием, не перевел дыхание.
Шумели вихри слева, раздавались глухие колдовские удары справа. Невидши его сражались с воинами-зверями, которые оттесняли их от тиодхара. И молчал воздух, будто там больше не было стрекоз. Отступали, глядя на змея и горы еще шевелящихся туш инсектоидов, истекающих слизью, норы и наемники — и их расстреливали, швыряли на землю, прижимали к стенам, вышибая оружие.
Ритм битвы изменился и запах поражением и пленом. Но не мог тиодхар, верный войне, не искать способ одержать верх и в безвыходной ситуации. И он, помня о том, как несдержан колдун, нашел его.
А если не выйдет — то он хотя бы уйдет к богам в бою, а не в пасти крылатой твари.
— Эй, колдун! — со смехом, громко крикнул он в клубы ветра, которые сгущались в гигантского змея. — Что ты, как трус, все паришь в небесах и колдовством защищаешься от честного оружия? Давай решим все здесь, внизу, мужским поединком! Кто победит, тот приносит другому клятву верности! Станет другому вассалом! У меня нет больше инсектоидов, но все еще достаточно людей, чтобы они порубили половину твоих, прежде чем полечь самим!
У змея не было ни единой причины соглашаться — он насмешливо зашипел, приближаясь почти вплотную, и оскалился, показывая, что все он понял и может сейчас сожрать противника, как букашку.
— Сразись со мной! — снова крикнул тиодхар. — На что-то ты способен, кроме полета, колдун? Или всю жизнь будешь ходить трусом, если не сразишься сейчас, а сожрешь меня!
Колдун не стал жрать — он показал зубастую пасть, а затем… потек клубами ветра и соткался в человека, худощавого, бледного, со светлыми глазами. Ренх-сат видел его изображения в старых га-зе-тах, но сейчас вперился взглядом в противника, отмечая сухие мышцы, жилистое сложение, и не обольщаясь кажущейся худобой.
Вокруг расступались бойцы, дармонширцы и норы, образуя круг больше, еще больше. Всех невидши порубили, и теперь расталкивали еще шевелящиеся тела по сторонам. Краем глаза генерал видел, как перетягивают ногу выше бедра побежденному им воину-зверю.
— Ну что же, — сказал колдун, безумно улыбаясь, и в глазах его горел азарт, отозвавшийся Ренх-сату, — бой так бой. Только я не обучен вашему оружию, генерал, потому предлагаю бой на кулаках. В вашем мире бьются на кулаках?
Ренх-сат посмотрел на свои кулаки и усмехнулся.
— Бьются, колдун.
— В доспехах бьются? — вопросил колдун.
— Сниму, — ответил Ренх-сат, вновь пытаясь забраться противнику в голову. Тот чуть наморщился, и тиодхар отступил. Значит, действует. Использует. Потом. Потом. — А у вас без штанов принято биться, колдун?
— Ты прав, — согласился Дар-мон-шир, — пожалуй, попрошу дать мне штаны. А то неловко выйдет перед историей.
И Ренх-сат усмехнулся. Он ценил дерзость перед лицом смерти.
Один разделся — доспех и меч полетел на землю, другой оделся. Круг вокруг них становился все шире.
— Я, тиодхар Ренх-сат, — проорал генерал на местном, — клянусь, что если проиграю, принесу колдуну Дар-мон-ширу клятву вассала и уведу свои войска с этой земли в свой мир. — И он повторил то же самое на лорташском.
— Я, герцог Лукас Дармоншир, — так же громко крикнул колдун, — клянусь, что если проиграю, принесу вассальную клятву Ренх-сату и назову его своим королем. И пусть никто не помешает нам!
Они закружили вокруг друг друга. Колдун неожиданно ударил первым — и генерал, отвечая и попав сразу в корпус, испытал давно не ощущаемое вдохновение боя — такое удовольствие он получал, когда они потешно дрались давным-давно в родной твердыне мальчишками с братом, когда его обучали бою с ножом, когда он победил в стрельбе из лука…
Колдун оказался гибким и ловким, и достаточно безумным, чтобы атаковать постоянно, прощупывая возможности противника, но задевать ему удавалось пока только по касательной — однако Ренх-сат понимал, что он на удивление силен. Сам генерал бил меньше, но наверняка, подныривая под слишком смелые атаки противника, впечатывая кулаки в корпус, в плечо, слушая, как судорожно выдыхает колдун. Да и сам Ренх-сат несколько раз не сдержал болезненное рычание, пропустив удар под ребра. По голове попасть не выходило — колдун закрывался на диво умело, словно в кулачных драках участвовал всю свою жизнь.
Вокруг них волнами замирала площадь. Ренх-сат, наконец, долбанул ментальным ударом, одновременно впечатывая кулак в нос колдуну — тот должен бы был упасть, но лишь пошатнулся, закрываясь от добивания… заорали вокруг норы, и тут же, перекрикивая их, зашумели дармонширцы… колдун как-то хитро извернулся, оказавшись за спиной генерала — Ренх-сат, мгновенно развернувшись, увидел, как тот мотает головой, приходя в себя. По лицу его лилась кровь, под глазами набрякали синяки. Он зашипел, обнажая зубы то ли в улыбке, то ли в оскале, и Ренх-сат тоже оскалился в ответ.
Вокруг орали, кричали, подбадривали, а дальше, за кругом, все так же бились, так же убивали между тушами инсектоидов — и двое противников снова закружили по кругу. Бросок, удар, еще удар!.. разошлись, сошлись, — противник так и не пробил Ренх-сата сколь-нибудь опасно, но не выдыхался, двигался то вправо, то влево. Генерал, выбрав момент, снова ударил ментально, а следом в висок колдуна полетел его кулак.
Но в этот раз противник не дрогнул.
Он даже не уклонился — а когда Ренх-сат уже ощутил, как ломается височная кость колдуна, тот с нечеловеческой ловкостью отклонился назад и мощным ударом в подбородок справа свалил Ренх-сата на землю.
Удар был такой силы, что у тиодхара на несколько мгновений остановилось дыхание. В глазах расплывалось, рот заполнился кровью. Он еще пытался встать, еще не понимал, что проиграл — но тело его не слушалось, а он упорно поднимался… встал на четвереньки, и его вырвало. Он упал рядом, закрыл глаза под вой и шум толпы. Голова раскалывалась. Открыл. С трудом сфокусировал взгляд на вставшем над ним колдуном.
Тот вытирал рукой от локтя кровь, которая все лилась и лилась, но добивать не пытался — хотя сам Ренх-сат бы добил. Несмотря на клятвы.
— Ты силен не как человек, — бросил Ренх-сат, силясь поднять голову.
— Да и ты бил не только кулаками, — ответил колдун, и Ренх-сат мотнул головой, закашлялся.
— Ты знал, что победишь.
— Откуда же мне знать, на что способен ты? — усмехнулся противник.
— Тогда ты глупее охонга, раз согласился, — бросил тиодхар и сплюнул кровь.
Колдун склонился к нему — с набрякшими синяками под глазами, опухшим, изуродованным лицом.
— Но я победил. А теперь прикажи своим людям прекратить сопротивление. Прикажи невидши остановиться.
Ренх-сат повернулся набок, глядя на толпу людей — которые смотрели на него с ожиданием, с ненавистью, со страхом и надеждой, и это движение чуть не заставило его потерять сознание. Что теперь с ним сделают боги? Вряд ли это будет больнее позорного окончания похода, который мог закончиться его славой.
— Или твое слово ничего не значит? — поторопил колдун. — Тогда и я забуду о том, что обещал отпустить тебя с твоими людьми в ваш мир.
— А ты бы, — прошептал Ренх-сат, — исполнил бы свое?
Дармоншир присел рядом с ним. И, ничуть не смушаясь, поднял его так, чтобы генерал мог сесть.
— На самом деле все дело в формулировках, — тихо сказал он что-то непонятное, и генерал качнул головой. — В том, как сложить слова, — пояснил он, криво усмехаясь. — Я рисковал только собой. Речи про моих людей не было. И они не дали бы тебе уйти со мной. Я был бы твоим вассалом только до тех пор, пока ты жив.
— И ты ждешь от меня исполнения клятвы? — бросил Ренх-сат.
— Конечно, — приглушенно сказал колдун и поймал его взгляд, и Ренх-сата словно током прошибло. — А теперь. Говори. Говори, что обещал.
Тиодхар не хотел говорить, но рот его открылся сам.
— Я, Ренх-сат, — громко проговорили его губы, — признаю, что ты победил меня. Признаю себя твоим вассалом. И приказываю своим войскам бросить оружие и уйти обратно на Лортах!
Колдун отшатнулся от него с кривой улыбкой. Ему сунули в руки полотенце, он приложил к носу. Потрогал его, явно что-то колдуя, потому что кровь останавливалась на глазах. Огляделся. Огляделся и Ренх-сат, рискуя свалиться набок. Люди в кругу услышали его. Кто-то уже бросил оружие, но большинство стояли, словно замороженные, словно не верили в то, что все закончилось так. А за кругом продолжалась битва.
— Я думаю, лучше сделать так, — в круг вошла коротко стриженная женщина в плотном и тонком темном доспехе, защищавшем все ее тело от шеи до кончиков пальцев. Она мимоходом коснулась виска Ренх-сата, снимая муть, а затем махнула рукой. — Теперь тебя услышит весь город. Повторяй.
И он повторил.
Ему связали руки спереди, ноги, но не били и не издевались — оставили сидеть на мостовой под охраной. Группы норов сгоняли к домам, приказывали сдавать оружие. Невидши просто разрубали на части.
На площади загорались большие костры, звуки перестрелок становились реже и отдаленнее. Кто-то еще огрызался, не желая принять проигрыш, кто-то решил уходить отрядами к вратам сам.
У него мелькнула мысль использовать еще живых невидши, чтобы получить свободу — но за ним следили надежно те воины-звери, которые плохо реагировали на ментальное внушение. Да и смысл в свободе? Разве что попытаться уйти куда-то в этом мире в глушь, залечь на дно — потому что там боги его накажут.
Впрочем, в этом мире они тоже скоро появятся. И бежать ему смысла нет.
Колдун подносил к окровавленному рту сигарету, втягивал дым жадно, нервно и о чем-то беседовал с женщиной в доспехе. До ушей Ренх-сата доносились обрывки разговора, и он понял, что говорят о драконе, унесенном Лесидией. Колдун последний раз выпустил дым, отпил из фляги, подошел к Ренх-сату. Генерал знал, каким будет вопрос.
— Куда твои люди унесли дракона?
Ренх-сат усмехнулся.
— Туда, откуда он не вернется, — ответил он. — В жертву нашим богам. Хочешь его спасти, колдун, победивший меня?
— Хочу, — не стал лукавить колдун. — Ты полетишь со мной и прикажешь им освободить его.
Генерал покачал головой, сплюнул сгусток крови под ноги.
— Этого не было в нашем уговоре, колдун. Пусть я вассал тебе, но боги всегда на первом месте. В этом я тебе не помощник, и куда его понесли, не скажу. Разве что ты опять мне прикажешь?
Дармоншир поморщился. Выругался, помотав головой, сунул флягу за ремень. И вдруг склонился к нему, обхватывая пальцами за виски — и от взгляда, хищного и безжалостного, Ренх-сат выпрямился, готовый к боли.
И боль пришла, раскаленными прутами вкручиваясь в виски, разрывая голову. Из носа вновь хлынула кровь, потекла и из ушей, и генерал завыл, забился, пытаясь избавиться от того, кто влез ему в голову.
Дармоншир отпустил так же быстро, как схватил его, и Ренх-сат повалился на бок. Колдун отступил, качая головой с выражением глубочайшего отвращения к себе.
— Как Луциус это делал… Какая же все-таки дрянь, — пробормотал он, вытаскивая из пачки еще одну дымящую трубочку. Посмотрел на Ренх-сата, который силился сесть, вытащил флягу и бросил ему на колени.
— Помогите ему, — бросил он кому-то из солдат.
— Не так уж мы и отличаемся, да, колдун? — сипло усмехнулся генерал. Жадно схватил флягу связанными руками, поднес к губам.
Дармоншир поморщился еще раз и пошел прочь.
Командующий Майлз, опять не спавший более суток, смотрел на карту своей страны. Он уже знал, что в соседнем Рудлоге идут бои в столице, что в Йеллоувине только-только закончился разгром иномирянской армии, что сводная бермонтско-рудложская армия идет на Блакорию и скоро там будут свои сражения. Но пока он оценивал свою страну, потому что уставший мозг не мог охватить картину целиком.
За ночь дармонширские войска взяли в плен более пятнадцати тысяч лорташцев. Но и потерь убитыми и ранеными со стороны Дармоншира и союзных подразделений оказалось более семи тысяч. Листолеты и машины с ранеными мотались туда-обратно, многим пытались помочь на месте.
Часть из иномирянских войск не пожелала сдать оружие и отступила в сторону Блакории в надежде соединиться с войсками Манк-теша — эти группы еще предстояло отловить. Большая часть Инляндии еще находилась под иномирянской оккупацией — и пусть в захваченных поселениях остались крошечные отряды, которые не смогут противостоять армии, все равно их нужно зачищать.
Но самое главное было сделано — хребет иномирянам в Инляндии был сломан. И это ощущалось, как результат большой и сложной работы — с удовлетворением.
Это ощущалось, как что-то невероятное — и Майлз ощущал иррациональный страх, что есть что-то, что он не учел, что может разрушить результаты победы в один миг.
Это ощущалось, как ликование, замешанное на боли. И Майлз потер глаза, которые вдруг, на миг, заслезились, сложил карту, и пошел, наконец, спать.
Потому что его задача была, наконец, выполнена. И пусть впереди оставались еще множество — теперь он мог позволить себе отдохнуть.
04/02 перезалила 10 и 11 главу, подчистила их, плюс в конце 11 главы есть существенное расширение сцены боя Люка и Ренх-сата, внесла все то, что оставила за кадром.
Друзья, я так счастлива, что я их дописала — ощущение, что Атлантический океан переплыла. Тихий переплыву, когда допишу последнюю битву)Сейчас мы уходим в Нижний мир, и главы из Нижнего мира встанут по времени ранее, разобьют дармонширские события.
А еще, подсчитав объем Дармонширских событий, я поняла, почему в мае у меня на них был ступор. Ибо они заняли почти 180 тыс знаков или 4 с половиной алок. Мой мозг просто умнее меня и понимал объем))
И вот мы перешли и этот Рубикон) Все ближе к финалу (и еще одна картинка, долго мучавшая мой мозг, наконец-то написана и освободила место для других картинок)Следующее продолжение, как я надеюсь — на выходных (ттт).Друзья из Питера, обратите внимание, 8 числа вечером в Буквоеде у нас встреча! https://vk.com/wall-52510824_146672Друзья из Самары, я буду у вас 11-12 февраля на книжной ярмарке, и у нас будет с вами встреча! Следите за объявлениями в группе вконтакте! Как только появится точная информация, я ее здесь размещу!