Тревожно притаились жители Паволочи, предчувствуя разлуку. Мы понимали их состояние. Но что мы могли сделать? Боевые действия на фронте развертывались не так, как хотелось. И мы чувствовали, какие горькие испытания ждут мирных жителей сразу после нашего ухода.
Просторная комната оказалась тесной: в ней собрались командиры подразделений, офицеры штаба бригады, командиры партизанских отрядов.
Отданный здесь же боевой приказ был краток. Он сводился главным образом к тому, чтобы в течение ночи совершить из Паволочи 60-километровый марш, прорвать вражеский фронт на реке Каменка и к утру соединиться с армией Рыбалко. Для обмана врага было решено совершать прорыв не на восток и не на север, а на запад - там, где гитлеровцы не ожидали нас. Противник был убежден, что мы будем пробиваться по кратчайшему пути - на восток. А потому обложил нас с севера и востока, стянул сюда танки и пехоту. Приготовления немцев не прошли незамеченными: в те дни на нас работали десятки партизанских разведчиков.
Смысл нашего маневра заключался в том, чтобы выйти на 10-15 километров западнее Паволочи, дальше прорваться в тыл врага, а затем внезапно повернуть на север и на восток.
Дорош и Бак вызвались своими активными действиями отвлечь немцев на себя. А к утру партизаны рассчитывали уйти на юг, в леса, вывести туда молодежь и всех, кто в состоянии сражаться с врагом до момента окончательного прихода советских войск.
Трогательным было прощание с нашими друзьями партизанами. Мы хорошо понимали, что им без нас будет нелегко, но были уверены, что они любой ценой выполнят свой долг перед Родиной.
Крепкое рукопожатие, молчаливое мужское объятие... И мы расстались с друзьями. Партизаны ушли выполнять боевой приказ.
* * *
Разведывательная группа на десяти трофейных бронетранспортерах, возглавляемая капитаном Шумиловым, добралась до северной окраины Паволочи и замерла в ожидании приказа и сигнала к выступлению. Сегодня на группу возлагалась необычная задача: ей предстояло на немецких машинах проникнуть в боевые порядки врага, открыть там стрельбу, вызвать панику среди гитлеровцев, отвлечь на себя их главные силы и обеспечить тем самым выход бригады на запад.
Приподнятое настроение разведчиков обрадовало меня. Я попросил их только стараться не говорить по-русски.
- Все будет в порядке, товарищ комбриг, - улыбаясь, откликнулся лейтенант Андрей Серажимов. - Ни одного русского слова не пророним. Будем объясняться только по-немецки, но бить врага только по-русски.
Мы знали этих ребят и верили Андрею Серажимову, Николаю Новикову, Александру Тынде, Завалько, братьям Рябовым и многим-многим другим, стоявшим в ту темную ночь около нас в ожидании сигнала. Этот сигнал был дан ровно в 24.00.
Разведчики ушли на север, а через некоторое время на восточной окраине заговорили скороговоркой пулеметы, застрочили автоматы, темное небо осветилось красными и зелеными ракетами, где-то в стороне заухали две пушки, подал голос подбитый танк, пушка которого еще жила. Это начали демонстративные действия наши партизаны.
Немцы были ошеломлены. Но растерянность их длилась недолго. Темноту прочертили огненные трассы, направленные в сторону партизан, хрипло зачавкали минометы. Главные силы бригады, построенные в колонну, воспользовавшись ситуацией, незаметно для врага двинулись на запад.
Пробив слабое прикрытие гитлеровцев, мы через полчаса оказались у них в тылу. Кольцо окружения было прорвано. Неистово ревели моторы танков, завывали автомашины. Уцепившись за кольца башни, за ствол пушки, просто друг за друга, мы стояли на танке, всматриваясь в непроглядную тьму. Издали слышалась стрельба. Горели бронетранспортеры наших разведчиков, и красные языки пламени лизали низкое, осеннее небо.
В такую темную ночь не просто пользоваться компасом. Нашими проводниками были, к счастью, девушки-партизанки Маша Сотник и Галя Чернуха, пристроившиеся на танке рядом с нами. Над ухом у меня, заглушая, шум моторов, звенел голос Машеньки:
- Подходим к Андрушкам. Пора повернуть на север!
Колонна повернула и, пройдя несколько километров, взяла курс на восток. Теперь мы шли параллельно обороне противника. И все-таки немцы разгадали наш маневр. Они поняли, что их обманули, обошли с запада. Выстрелы правее нас прекратились. Зато огонь минометов и беспорядочная пулеметная стрельба были направлены в нашу сторону.
Колонна бригады, растянувшаяся на пять километров, напоминала огнедышащий поезд. Танки и машины мчались на восток. И надо же было произойти такому: совершенно случайно мы попали прямо на артиллерийские позиции. Фашистские орудия оказались раздавленными. По врагу был открыт огонь из танков. Стреляли из автоматов, карабинов, бросали гранаты. Кто-то пустил в дело даже ракетницу. Огонь мы вели неприцельный, но он был полезен, потому что вызывал переполох в стане неприятеля.
Огненная колонна уверенно шла к цели.
Используя успех главных сил, разведчики бригады, оторвались от врага, потеряв при этом несколько бронетранспортеров. Затем они спокойно пристроились в хвосте нашей колонны.
Партизаны Дороша и Бака, выполнив боевую задачу, спешно уходили в леса. За ними потянулись новички: ребята-подростки, девушки, женщины, старики все те, кто не мог больше оставаться в стороне от активной борьбы.
Бригада на больших скоростях мчалась вперед. Первая заминка произошла у железнодорожной ветки Попельня - Сквира: на переезде заглохла двигавшаяся впереди автомашина. Все остановилось. Пытаясь обогнать застрявшую машину, перевернулся бронетранспортер. Образовалась пробка.
Автоматчики и офицеры штаба на руках оттащили машину в сторону. Путь был расчищен, и все снова устремились вперед.
- Не туда едем: надо взять влево, только влево, - стали убеждать меня девушки-партизанки.
Послушав их, мы взяли влево. Едва успели развернуться, как позади колонны раздалась усиленная стрельба. Это открыли огонь по хвосту колонны пришедшие в себя гитлеровцы. Несколько наших машин загорелось, но Паволочь осталась далеко позади. Десятки километров были пройдены почти без сопротивления противника. С выключенными фарами мы мчались вперед, к линии фронта.
Миновали крупное село Парисы.
Пять километров осталось до Почуйков. Мы проскочили это расстояние буквально за несколько минут. Перед деревней сделали небольшое перестроение. В голову колонны для создания ударного кулака поставили последние девять танков, включая и танк командира бригады, который следовал непосредственно за разведкой.
Беззаботно вели себя гитлеровцы в прифронтовой деревне Почуйки. Немецкие солдаты и офицеры аккуратно построили свою колонну, насчитывавшую свыше полусотни машин, подготовили к минированию мост через реку, а сами разбрелись по хатам на отдых.
Ворвавшись в село, бригада наткнулась на большое скопление машин. Самостоятельно, без команд, десантники, артиллеристы, мотострелки открыли огонь по моторам и колесам. Начали рваться бензобаки. По всей колонне появились очаги пожаров. Огонь перекинулся и на дома, откуда стали выскакивать полураздетые гитлеровцы. Ведя на ходу огонь, мы торопились к мосту. Казалось, вот-вот и он будет в наших руках и победа уже близка. Но немецкие минеры и стрелки, оборонявшие мост, опомнились вовремя. Раздался страшной силы взрыв. Первый танк, выскочивший на мост, рухнул в реку. Путь через Каменку был для нас окончательно отрезан.
Теперь, не теряя времени, надо было выскочить из горящего пекла деревни Почуйки и искать проходы через реку где-то на востоке.
Среди обломков взорванного моста мы нашли смертельно раненного подполковника Москальчука и успели попрощаться с ним. Затем я подал команду всем выходить из деревни и следовать за мной. Я стоял на крыло танка, одной рукой уцепившись за танковую пушку. Рядом со мной находились бригадный инженер Писаренко, разведчик Савельев, офицеры штаба. Танкисты начали разворачиваться по узким улочкам, охваченным пожаром. Увидев, что мы шарахаемся из стороны в сторону, гитлеровцы стали действовать более решительно. С огородов и из сараев застрочили автоматы.
Командирский танк чуть задержался на повороте. В тот же миг будто из-под земли вынырнули два немецких солдата и дали в упор очередь из автоматов. Перед глазами у меня поплыли сверкающие пятна. Словно каленым железом, обожгло шею...
Очнулся через несколько минут. Рядом со мной лежал убитый бригадный инженер Писаренко. А вокруг раздавались голоса:
- Спасайте комбрига...
Каким-то чудом я остался жив. Вражеская пуля слегка задела шею, обожгла кожу, но ранение оказалось легким.
Бригадный врач насильно влил мне в рот ампулу спирта. Охвативший меня испуг сразу прошел. Я снова стоял на танке, держась за кольца башни.
Колонна направлялась в Ставище, где, по нашим соображениям, тоже должен был находиться мост.
Приближалось утро. До полного рассвета нам было необходимо во что бы то ни стало прорваться к своим. Днем на открытом месте для нас создалась бы тяжелая обстановка. Силы были слишком не равны.
Разведывательный танк на бешеной скорости ворвался в Ставище, но и здесь нам тоже не повезло: на наших глазах горбатый мост взлетел в воздух.
Противник всполошился по всему участку фронта. Элемент внезапности был нами потерян.
А между тем неумолимо надвигался рассвет.
Замолкли моторы, погасли фары, машины прижались одна к другой. К моему танку, стоявшему у обочины дороги, подходили командиры танковых подразделений, в батальонах которых осталось по два-три танка с пустыми баками, артиллеристы, зенитчики, минометчики, в батареях которых насчитывалось по одному орудию с пятью-шестью снарядами. Молча стояли у танка офицеры штаба бригады. Здесь же оказались наши партизанки-проводники, медики и все те, кто входил в состав 55-й бригады или примкнул к ней за последние десять дней.
Я ошибся, думая, что сейчас посыплются вопросы: "Что делать дальше?", или прозвучит высокий голос комбата капитана П. Е. Федорова: "Я жду приказа", или разорвет тишину медвежий бас Андрея Серажимова: "Куда идти в разведку?"
Теперь, когда мосты были взорваны, когда у нас почти не осталось снарядов, а бензиновые баки оказались пустыми, имевшаяся в бригаде техника уже не могла повлиять на исход боя. Более того, она стала обузой. Напрашивалось одно-единственное решение - вывести из строя материальную часть, к утру выйти топкими болотами на северный берег реки и соединиться со своими войсками.
А что скажет Рыбалко, узнав, что техника бригады погибла? Не подумает ли он, что командир бригады оказался трусом или, в лучшем случае, нераспорядительным офицером? Что ж, будь что будет. Совесть моя была чиста. Оглядев еще раз подчиненных, я приказал в первую очередь немедленно похоронить погибших.
Выполнив этот печальный долг, мы сняли с танков все пулеметы, диски, ракетницы, забрали с собой затворы танковых пушек, засыпали землей моторы, в баки забросали песок, порезали всю резину, а через 30 минут построились в колонны и приготовились к следующему броску...
Через полчаса приказ был выполнен. Обойдя Ставище, танковая бригада двинулась в пешем строю по топким болотам к реке Каменка. Бойцы несли на себе раненых, уцелевшие пулеметы, радиостанции. А над ухом у меня по-прежнему раздавался теперь уже охрипший голос нашего проводника, партизанки Машеньки Сотник:
- Влево, влево, еще взять влево, там должен быть мост.