- Ненадолго, - ответил тот же голос. Врач взял мою левую руку, нащупал пульс и громко сказал: - Шприц, камфору.
Я тут же погрузился в блаженный сон...
Проснулся оттого, что кто-то легко тормошил меня и приговаривал: "Довольно спать! Проснись".
С большим трудом приподнял свинцовые веки. Передо иной опять были люди в белых халатах.
- Почему вокруг разведчики в маскировочных халатах?
Надо мной склонилась Людмила Федорова. Я киваю головой, улыбаюсь ей. На меня смотрят Петр Кожемяков, Федор Романенко и Петр Рыков. Их я узнаю тоже.
Три дня и три ночи - 72 часа подряд - дежурили они у постели. Все эти бессонные дни и ночи они ждали и надеялись.
Через неделю, когда жизнь стала возвращаться ко мне и смерть медленными шажками начала отступать, хирург, он же начмед госпиталя П. К. Ковальский, сказал:
- Вы одержали большую победу. Жизнь победила там, где, казалось, неминуемо восторжествует смерть. Знаете, что у вас было?
Я отрицательно покачал головой и посмотрел в сильное, волевое, с черными глазами, лицо хирурга.
- Теперь, когда смерть отступила, я буду с вами откровенен. За один день вам сделали две операции: первая была неудачной, вторая, полагаю, прошла благополучно... Вы знаете, что такое печень? Грубо говоря, она похожа по структуре на пшенную кашу. А мы ее зашили четырьмя узловыми швами. Я, друг мой, впервые провел такую операцию в полевых условиях.
- Спасибо, доктор...
Ковальский сильной рукой слегка похлопал меня по плечу и энергичной походкой вышел из палаты...
В последние дни меня мучили невыносимые боли в области печени. Очень беспокоила и огромная ранд на груди, в которую свободно входила рука хирурга. Мучительно тянулись длинные зимние ночи. К вечеру температура поднималась до сорока. В минуты лихорадки меня привязывали к железной койке. Уставший от боли и ночных кошмаров, я, обессиленный, засыпал к утру непробудным сном.
Трудной была наша палата. В ней находились только тяжелораненые. Редко кто из них выживал.
В те декабрьские дни шла очередная битва за жизнь летчика, который лежал напротив меня, у окна.
Василию должны были ампутировать ногу, а он умолял врачей не делать этого, так как не мыслил свою жизнь без авиации.
Операция все же состоялась, но было уже поздно. На другой день летчик скончался, не приходя в сознание. А через два дня умер мой сосед по койке, командир минометной батареи старший лейтенант Архипов, которого привезли к нам с простреленной грудью.
В палате остались двое: я и замполит полка. Он был без ноги и ожидал отправки в глубокий тыл.
Медленно ползли дни и ночи.
Приближался конец декабря. Уходили последние дни 1943 года.
* * *
Далеко позади остались бои за Сталинград и Волгу, Кавказ и Кубань, Брянск и Смоленск, Донбасс и Ростов. Уже освобождена была Левобережная Украина, началась операция по освобождению Правобережной Украины и Крыма...
Много думал я, лежа в госпитале, о прошедших боях, о городах и селах, в освобождении которых мне посчастливилось участвовать, о друзьях, которые были убиты и ранены в период этих боев. Думал и о себе, не скрою этого. С тревогой гадал, выживу ли после этого тяжелого ранения, третьего за последние полгода. Смогу ли опять попасть в родную бригаду?..
Сегодня в нашем госпитале переполох. Причину его я понял около полудня: распахнулись скрипучие двери, и несколько человек в белоснежных халатах переступили порог палаты.
У моей кровати остановился широкоплечий, приземистый, с седыми отвисшими усами и густыми черными бровями, могучий мужчина лет шестидесяти.
- Этот самый? - спросил он.
- Так точно! - торопливо выпалил хирург.
- Плевра цела?
- Повреждена. Ранение проникающее.
- Как глубоко проник осколок в печень?
- На девять сантиметров.
Ковальский еле успевал отвечать на вопросы, которые градом сыпались на его голову.
- Сделал резекцию седьмого, восьмого и девятого ребер, наложил сальниковую тампонаду.
- Почему гноится рана?
- Обнаружен остеомиелит и перихондрит.
- Ну а как сердце? - Произнеся эти слова, незнакомый доктор пощупал мой пульс, послушал сердце. - Мне говорили, что вы три раза были ранены за полгода.
Я кивнул.
- Хороший у вас мотор. Как у тяжелого танка. Ковальский улыбнулся:
- Товарищ генерал-лейтенант, он и есть танкист. Командир танковой бригады.
- Тогда все ясно.
Воспользовавшись паузой, я тихо спросил:
- А вы кто будете?
- Я заместитель главного хирурга Красной Армии Гирголав. Слыхали про такого зверя?
- Тогда разрешите задать вопрос. Можно ли жить с заплатами на печени?
Академик С. С. Гирголав придвинул стул к кровати, погладил меня по голове и сказал, мягко улыбаясь:
- Дорогой мой человек, вы обязательно будете жить. Такие оптимисты не умирают. Но придется еще немало повозиться с вами. Мы отправим вас в глубокий тыл. Сделаем пластическую операцию, закроем образовавшуюся дыру. Но теперь берегитесь танков, держитесь от них подальше. Кстати, - обратился академик к доктору Ковальскому, - почему раненый до сих пор здесь?
- Две недели он был нетранспортабельным, но на днях обязательно отправим.
- Вот и хорошо, - резюмировал Гирголав. - А вас, коллеги, - обратился он к стоявшим в палате врачам, - сердечно благодарю за классически проведенную операцию. Такому мастерству может позавидовать любой хирург.