- Хочу поблагодарить вас за вчерашние действия, - обратился к ним командарм. - Москва уже салютовала вам от имени Родины. Мы вчера ночью на Военном совете решили представить пятьдесят пятую бригаду к награждению орденом Кутузова. И вот почему, дорогие товарищи. В городе Бунцлау, где мы сейчас находимся, умер великий полководец Михаил Илларионович Кутузов. Здесь неподалеку уцелел дом, в котором он жил и скончался. Здесь же ему поставлен памятник. - Павел Семенович сделал небольшую паузу, обвел глазами танкистов и, повысив голос, продолжал: - Мы с вами наступаем и идем по местам ратной славы наших предков, по кутузовским дорогам. Теперь, как сто тридцать лет назад, мы пронесем знамена нашей Отчизны на Герлиц, Дрезден, Лейпциг, мы освободим народы всей Европы. Мне хочется пожелать вам, правнукам Кутузова, успехов и нашей окончательной победы!
Рыбалко умолк. Генерал Бахметьев что-то шепнул ему. Генералы и офицеры быстро уселись в машины и тронулись к западной окраине города. Воины тепло провожали своего командарма. В ту минуту мне казалось, что Рыбалко сам схож с Кутузовым и статью, и лицом, и натурой - то же русское добродушие, незаурядный ум полководца и сердце простого солдата.
Александр Павлович Дмитриев предложил проехаться по городу.
Через несколько минут мы уже были на центральной площади Бунцлау у высокого темно-серого трехгранного гранитного обелиска. На нем было высечено:
"До сих мест полководец Кутузов довел победоносные войска российские, но здесь смерть положила предел славным его делам. Он спас Отечество и открыл путь освобождения Европы. Да будет благословенна память героя".
В нескольких минутах ходьбы от обелиска стоит небольшой двухэтажный дом. На нем - мемориальная доска. Немецкий народ чтил память русского полководца, который принес ему освобождение в тяжкую пору наполеоновского владычества. Мы подозвали старика немца, который боязливо разглядывал нас. Разговорились. Он оказался учителем. Предложил подняться на второй этаж. Мы вошли в просторную угловую комнату с большими окнами, выходящими на улицу.
- Вот кровать Кутузова, здесь была ширма, за которой сидел военный чиновник Крупенников, присутствовавший при последних минутах фельдмаршала. В эти двери входили император Александр и наш кайзер Фридрих-Вильгельм, чтобы проститься с великим русским полководцем...
Слушая немца-учителя, я невольно вспомнил лекции по военной истории, которые читал нам профессор Разин в Академии имени Фрунзе. И перед моим мысленным взором ожили страницы истории Отечественной войны 1812 года.
...Шел уже 1813 год. Русская армия, возглавляемая Кутузовым, разгромила чужеземных захватчиков и изгнала их из пределов нашей Родины. Но кутузовская армия не остановилась на границе России - она продолжала добивать врага в Польше, Германии, Франции.
Русские полки продолжали идти на запад, однако самого Кутузова в силезском городе Бунцлау свалил недуг.
Вечером 27 апреля умирающего полководца навестил император Александр I. Он не любил фельдмаршала, но понимал, что не проститься с ним - означало бы нанести оскорбление всей России. В комнату к Кутузову самодержец России вошел вместе с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом.
С трудом подняв отяжелевшие веки, Кутузов вгляделся в лицо царя. Александр боялся его. Большая, изувеченная ранениями голова полководца пугала императора.
- Простишь ли ты меня, Михаило Илларионович?
- Я прощаю вас, государь... Но простит ли вас Россия?
Александр вздрогнул, опустил голову. Потом встал, огляделся вокруг: не слышал ли кто этих слов? Фридриха он в расчет не брал, тот не знал русского языка. Но царю было невдомек, что за ширмой в левом углу комнаты сидел на табурете безмолвный свидетель этой сцены прощания - чиновник Крупенников. И слова фельдмаршала стали известны всей России.
28 апреля Кутузов умер. Весть о смерти полководца облетела всю армию, всю Россию. Днем и ночью к дорогам выходил народ, чтобы проститься с Кутузовым, тело которого везли на вечный покой в Петербург.
Молча покидали мы дом, где скончался Кутузов. У многих из нас, посетивших его, возникли одни и те же вопросы: почему гитлеровцы оставили в самом центре этого города памятник-обелиск Кутузову? чем объяснить, что уцелел домик-музей?
Старик - учитель будто прочитал наши мысли:
- Вас удивило, что дом Кутузова остался нетронутым? Я понимаю... Но история не только пишется, она хранится в сердце народа. Народ Германии благодарен русской армии, спасшей его от Наполеона... Кутузов пришел в Германию как освободитель. И город Бунцлау гордится, что стал последним приютом для великого русского полководца. А немцы умеют хранить реликвии...
- Ну а как вы относитесь к нам? - спросил старика Дмитриев. - Я имею в виду - к Красной Армии?
Наш добровольный гид посмотрел на нас усталыми, поблекшими глазами:
- То, что скажу я, господин офицер, чистейшая правда. Ведь я говорю не из страха. Мне скоро восемьдесят. Я много видел и перестал удивляться, страшиться... Нельзя ставить знак равенства между немецким народом и наци... Вы же сами считаете, что гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается... Многие ждали вас...
* * *
Во второй половине дня мы тронулись в путь. Регулировщица вытянула руку с флажком, указывая на юг, на Лаубан. Дорога эта привела нас к памятнику Кутузову. Он стоит в лесочке, этот небольшой темно-серый гранитный памятник. У подножия много цветов. Это наши девушки успели украсить его.
Я остановил бригаду. На площадке перед памятником выстроились танкисты, автоматчики, артиллеристы, саперы, связисты. У самого памятника остановился танк "Кутузов". Его построили на собственные средства и подарили нам уральцы. Боевая, видавшая виды машина стала на какое-то время импровизированной трибуной. Начальник политотдела Дмитриев открыл митинг. Просто и задушевно выступили несколько человек.
Затем раздалась команда:
- Слушай приказ фельдмаршала Кутузова! - и прозвучали полные высокого смысла слова:
"Заслужим благодарность иноземных народов и заставим Европу с удивлением восклицать: непобедимо воинство русское в боях и неподражаемо в великодушии и добродетелях мирных! Вот благородная цель, достойная воинов. Будем же стремиться к ней, храбрые русские солдаты..."
Прогремел троекратный салют. Раздалась команда "По машинам".
Федоров, Осадчий, Коротков, Усков и Серажимов подняли вверх сигнальные флажки. Колонна тронулась в путь. Она шла на запад, в глубь Европы, шла по старым кутузовским дорогам, шла к победному завершению войны.
Мы двигались по немецкой земле, преодолевая распутицу.
- Ну и грязь - похлестче нашей! - вывел меня из раздумья голос Петра Кожемякова. - Я думал, мы до Берлина по асфальту будем катить.
Петро абсолютно прав. Чуть свернешь с дороги - сразу попадешь в липкое месиво. И вспомнились мне первые два года войны, когда фашисты, пытаясь оправдаться за неудачи, постигшие их войска под Москвой и Сталинградом, и не желая признать огромное превосходство Красной Армии, которая наголову разбила гитлеровские войска, трубили на весь мир о том, как успешно помогают русским их верные союзники "генерал Зима", "генерал Грязь" и бездорожье.
И этим нелепицам верили. Верили не только в Германии. На Западе и за океаном тоже нашлись наивные люди, которые охотно приняли подобные лживые объяснения за чистую монету.
Зато советские войска, неудержимо наступавшие весной 1945 года по территории фашистского рейха, несмотря на страшнейшую распутицу и отсутствие дорог и мостов (они были взорваны или разрушены гитлеровцами, пытавшимися приостановить наше наступление), дали в этом плане наглядный урок фашистским оккупантам.
С трудом преодолевая километр за километром, двигались мы вперед. Двигались словно по пустыне - ни души, ни звука, лишь шуршание догорающих пожаров...
Немецкое население, напуганное геббельсовской пропагандой и свирепыми приказами фашистского командования, страшась возмездия за преступления, совершенные гитлеровцами на советской земле, убегало на запад, скрывалось в ближайших лесах, пряталось в подвалах и подземельях. Чудовище, именуемое войной, смердящее гарью и кровью, вползало теперь в города и деревни самой Германии, ломилось в каждый немецкий дом.
Не мы были повинны в этом. Эту участь уготовили многострадальной талантливой немецкой нации фашистские заправилы третьего рейха, развязавшие войну против нашей Отчизны. Миф о молниеносной победной прогулке по России разлетелся вдребезги под могучими ударами Красной Армии. Теперь нацисты убедились, что война - это пожары, разрушения, смерть и на их собственной земле, и в их родном доме.
Чтобы хоть немного ослабить петлю, которая все туже затягивалась на их шее, гитлеровцы предприняли самые отчаянные меры: объявили тотальную мобилизацию, взяли под ружье стариков и пятнадцатилетних мальчишек; спешно перебрасывали дивизии с запада на Восточный фронт. Потеряв укрепленные рубежи на Ниде, Пилице, Варте, фашистское командование пыталось во что бы то ни стало отстоять Нейсе, Шпрее, Лигниц, Котбус, Лукенвальде, Цоссен.
Особую опасность представляли в те дни фаустники, которые, как затравленные звери, метались по опустевшему городу.
Первые дни боев на территории Германии заставили нас изменить тактику действий. Теперь, подходя к населенному пункту, автоматчики соскакивали с танков, рассыпались во все стороны и первым делом огнем автоматов прочесывали улицы, сжигали и расстреливали вражеские осиные гнезда...
Начинались изнурительные мартовские бои. Наступать по бездорожью становилось все трудней. Мы подходили к Нейсе.
С фанатизмом обреченных оборонялись гитлеровцы на рубеже этой реки. Продолжались многодневные кровопролитные бои за города Лаубан, Наумбург, Герлиц. Причем бои шли с переменным успехом. Давала о себе знать усталость. Люди и техника находились на пределе своих возможностей. Пополнение прибывало все реже. Наше наступление затухало.
55-я бригада уже два дня не могла сдвинуться с места: немецкий батальон, окопавшийся в ближайшей деревне, держал под сильным огнем все дороги.
Мы были вынуждены вести огневой бой. Постепенно артиллерийская дуэль стала стихать - обе стороны наблюдали друг за другом и, судя по всему, довольствовались этим. А командир 7-го гвардейского корпуса генерал Сергей Алексеевич Иванов, прибывший после тяжелого ранения из госпиталя и заменивший на этом посту генерала Митрофанова, требовал, чтобы мы шли только вперед, не считаясь ни с чем.
Наблюдая за ходом боя, я понял, что наличными силами ничего не сделаешь, а пополнение не поступало.
День был на исходе. Начавшаяся было артиллерийская стрельба постепенно умолкла. Штаб бригады занимался подготовкой ночных поисков разведывательных групп. Офицеры корпуса изредка запрашивали обстановку. Хотя положение на нашем участке было неизменным, порядок есть порядок.
В двенадцатом часу ночи, раньше обычного, шифровальщик протянул мне боевое распоряжение. Генерал Иванов приказал снять бригаду с занимаемых позиций, совершить ночной марш и к рассвету поступить в распоряжение бывшего нашего комкора генерала Василия Андреевича Митрофанова, который ныне командовал 6-м танковым корпусом.
Я вызвал начальника штаба - ему предстояло выполнять полученное распоряжение.