Особенно мы боялись за разрыв с 50-й армией и за шоссе, идущее от Могилева, а потому 362-й дивизии приказано было одним полком захватить и оборонять село Хачинка до подхода частей 50-й армии, а остальными силами сосредоточиться в Большой Зимнице, образуя армейский резерв. В этой сложной обстановке хотелось иметь в резерве хоть что-нибудь.
На четвертый день операции 283-я дивизия овладела селом Обидовичи на берегу Днепра, но в то же время испытала сильное давление со стороны 95-й пехотной дивизии противника, переброшенной из района Орши. Полк нашей дивизии, отбивая атаки противника, захватил двадцать три пленных, подбил восемь танков, но был вынужден оставить Селец-Холопеев.
121-я гвардейская стрелковая дивизия овладела районным центром Корма у нашей левой границы на роке Сож и продвинулась к западу от него. Противник начал отход из Гомеля.
На пятый день в Москве был дан салют в честь освобождения Гомеля. Нашим 283-й Краснознаменной и 121-й гвардейской стрелковым дивизиям, 584-му истребительному противотанковому и 295-му гвардейскому пушечно-артиллерийскому полкам присвоено наименование Гомельских. Хотя наши соединения и части находились далеко от Гомеля, их участие в его освобождении было высоко оценено.
269-я стрелковая дивизия под командованием полковника Кубасова, по собственной инициативе совершив сложный маневр, ночным боем овладела Журавичами, Хотовней и вышла к реке Гутлянка.
В этот же день мы получили уведомление, что из состава 63-й армии нам передается 5-я Орловская стрелковая дивизия. Лучше поздно, чем никогда!
Результаты этой смелой и доведенной до конца операции были очень важны. В результате ее обстановка на нашем фронте резко изменилась. Почти все войска фронта значительно продвинулись вперед.
50-я армия, используя наш успех, своим левым флангом продвинулась на 35 километров и не дошла лишь 15 километров до Днепра.
63-я армия вышла на нашу линию, но не дошла до Днепра, встретив упорное сопротивление противника, удерживающего плацдарм - 45 километров по фронту и от 12 до 6 километров в глубину, - обеспечивавший немцам использование железной дороги, идущей по правому берегу Днепра от Жлобинского узла до Могилева и далее на север.
Полностью высвободились силы 11-й армии.
Была освобождена обширная территория между Сожем и Днепром и крупный промышленный центр - областной город Гомель.
Операция была поучительна во многих отношениях. Как я уже говорил, командование фронта, ведя наступление армиями левого крыла, резонно требовало от армий правого крыла активных действий, то есть проведения операций местного значения, чтобы удерживать стоящего перед нами противника. Но хорошо известно, что такие операции приносят больше вреда, чем пользы, даже в том случае, когда нас и противника разделяет поле в пятьсот метров; а нас отделяла от немцев такая река, как Сож, с долиной в два километра шириной. Я всегда предпочитал активные действия, но избегал безрезультатных потерь людей. Вот почему мы так тщательно изучали обстановку не только в своей полосе, но и в прилегающих к нам районах соседей; вот почему при каждом захвате плацдарма мы старались полностью использовать внезапность и одновременно с захватом предусматривали закрепление и удержание его; я всегда лично следил за ходом боя и, когда видел, что наступление не сулит успеха, не кричал: "Давай, давай!" - а приказывал переходить к обороне, используя, как правило, выгодную и сухую местность, имеющую хороший обзор и обстрел.
После первых безрезультатных попыток наступления с плацдарма у села Студенец нам все же приказано было продолжать активные действия. Чтобы избежать лишних потерь при переводе частей через Сож в невыгодных условиях, мы пошли даже на то, что просили прирезать нам полосу в пятнадцать километров от соседа; это позволило выполнить приказ со значительно большими результатами и меньшими потерями и приковать резервы противника к плацдарму за рекой Проня. Удачно выработанный и осуществленный план дезинформации заставил противника верить, что мы готовимся продолжать активные действия не здесь, а на правом фланге.
Когда мы почувствовали, что обстановка перед армией изменилась в лучшую сторону, мы не постеснялись обратиться с новой просьбой - вернуть 50-й армии прирезанную от нее полосу вместе с захваченным нами плацдармом, хотя и понимали, что ставим себя этой просьбой в смешное положение. И мы не побоялись взять на себя столь ответственную задачу - всеми дивизиями армии пролезть через "игольное ушко", плацдарм в два с половиной на два километра, и выйти на Днепр, вместо того чтобы наносить противнику булавочные уколы частными операциями.
Разговаривая с комфронтом по этому вопросу, я чувствовал неполное его доверие. Полагаю, что в этом я не ошибаюсь; если бы К. К. Рокоссовский верил в наш успех, он в первый же день дал бы распоряжение командующему 50-й армией о переходе в решительное наступление его левым флангом, а также о переброске к нам от левого соседа стрелкового корпуса или заставил бы командующего 63-й армией сосредоточить силы на своем правом фланге для наступления одновременно с нами. По этого не случилось. Мало того, в критический момент у нас был отобран автобатальон.
Перед четырьмя армиями правого крыла стояла одинаковая задача: местными боями удерживать перед собой противника. Что же помогло нашей 3-й армии сделать больше, чем другие? Больше всего помогла уверенность, основанная на сплоченности всего личного состава и его выучке. Только вера в свои силы, вера в то, что мы слаженными и инициативными действиями захватим и удержим большой плацдарм в первый же день операции, могла подсказать нам решение - ввести на плацдарм второй эшелон армии; а именно своевременный ввод в бой второго эшелона с утра второго дня позволил нам наращивать силы и заполнять большие промежутки между дивизиями, наступающими по расходящимся направлениям. Большую роль сыграло вошедшее у нас в правило личное наблюдение командиров дивизий за полем боя с приближенных к противнику НП; это и позволяло вводить резервы своевременно. Оправдал себя и такой риск, как ввод в бой последней, резервной дивизии в той критической обстановке, когда на фронте в сто двадцать километров было так много больших разрывов.
Как ни велика была наша вера в боеспособность армии, действительность превзошла ожидания. Мы считали бы большим достижением, если бы прошли пятидесятикилометровое расстояние до Днепра к исходу четвертого дня; но армия выполнила эту задачу на сутки раньше, притом в условиях почти непроезжих дорог, недостатка боеприпасов, когда даже патроны доставлялись самолетами У-2.
Самостоятельный интерес представляют многочисленные случаи применения трофейных боеприпасов. Приведу несколько примеров. В артиллерийских полках не все орудийные расчеты имели орудия. Командиры артполков учитывали трудность втаскивания орудий на руках на крутой правый берег реки и предвидели, что орудия непосредственной поддержки будут отставать от боевых порядков батальонов. Выход из положения нашли в том, что расчеты, не имевшие орудий, шли с пехотными батальонами первого эшелона. Так, например, при одном батальоне шли расчеты 9-го гвардейского артиллерийского полка во главе со старшим лейтенантом Селезневым и лейтенантом Манчаком. Через тридцать минут после атаки переднего края была захвачена в деревне Солобуда семидосятипятимиллиметровая батарея с большим количеством боеприпасов. Расчеты, заранее ознакомленные с трофейными орудиями, быстро повернули их в сторону противника и открыли огонь. Они продолжали бить противника не только с этой позиции, по и продвигались вместе с батальоном до тех пор, пока не израсходовали весь запас трофейных снарядов. Еще один случай. При 3-м батальоне 327-го полка 186-й стрелковой дивизии шел с такими же запасными расчетами лейтенант Лавров. Батальон захватил стопятимиллиметровую батарею. Артиллеристы Лаврова прекрасно использовали эти мощные орудия и били из них по противнику, пока не израсходовали всех снарядов.
Вообще артиллеристы потрудились хорошо. Они расчищали огнем дорогу пехоте как при прорыве обороны противника, так и в ходе всего наступления. Квалифицированные офицеры-артиллеристы, как правило, были при батальонах; благодаря этому удавалось поражать цели с минимальным расходом боеприпасов. Большую роль сыграли орудия прямой наводки, число которых доходило до тридцати процентов всех имеющихся стволов.
Как и в предыдущую операцию, колоссальную работу проделали саперы. Бойцы 57-й инженерной бригады построили через Сож 7 мостов, 12 штурмовых мостиков, разминировали 26 проходов на переднем крае и 275 километров дорог во время наступления, сняли 13500 мин, отремонтировали 33 моста, 155 километров дорог я проложили 109 километров колонных путей. А сколько было работы в долине реки при приведении ее в проходимое состояние и при устройстве выходов на крутой берег!
Несмотря на быстрое продвижение войск, телефонная и радиосвязь работали безотказно; в этом заслуга всех связистов, начиная от рядового телефониста и кончая начальником связи армии Мишиным.
Глава восьмая. Днепр
Второго декабря 1943 года 3-я армия вышла к Днепру на фронте от реки Бобровка до села Гадиловичи. Наши соседи Днепра еще не достигли. Мы могли бы со спокойной совестью остановиться на этом рубеже до общего наступления. Но обстановка, как я ее понимал, сама подсказывала: как только лед окрепнет, надо захватить плацдарм за Днепром. Мы уже облюбовали район в излучине реки, у села Шапчинцы, и три дивизии из восьми вывели во второй эшелон, чтобы готовить их к этой операции.
На нашем правом фланге немцы продолжали удерживать на левом берегу Днепра так называемый быховский боевой участок - четырехугольник площадью около ста сорока квадратных километров, ограниченный реками: с запада - Днепр, с юга Бобровка, с севера - Ухлясть, а с востока - населенными пунктами Узники и Палки. Участок этот был очень важен и для противника, и для нас. Немцам он обеспечивал нормальную работу железной дороги Жлобин - Могилев, идущей по правому берегу Днепра. Нам он постоянно угрожал нападением противника с севера, вдоль шоссе, идущего по левому берегу Днепра на Гомель через Довск, из-за чего мы были вынуждены держать против этого выступа две дивизии в обороне. Только здесь мы не вышли к Днепру, и потому выступ этот был у нас бельмом на глазу. Чтобы захватить плацдарм за Днепром, нужно было сначала ликвидировать быховский боевой участок, выйти на нем к берегу, высвободить для активных действий еще две дивизии и подтянуть ближе к реке нашего правого соседа.
У нас созрела мысль ликвидировать этот участок в первых числах января 1944 года. План операции был подготовлен, доложен командующему фронтом и одобрен им.
Главный удар наносился с востока на запад - из Узников на Никоновичи и Вороново, а вспомогательный - на север, по шоссе. Кроме того, специально подготовленный лыжный отряд должен был ночью пробраться по долине Днепра в тыл противника и до рассвета. 4 января к началу нашего наступления уничтожить штаб 267-й пехотной дивизии в деревне Прибор. О местонахождении немецкого штаба мы знали из показаний пленных, подтвержденных местным жителем Загрищевым, который был заподозрен гитлеровцами в излишней любознательности, арестован и избит, но бежал и перешел к нам через линию фронта. Он вызвался быть проводником лыжного отряда, сформированного из двухсот лучших лыжников-добровольцев под командованием смелого капитана Тайвакайнена. Подготовкой от ряда руководил мой заместитель генерал П. П. Собенников. Офицеры и солдаты учились двигаться ночью по азимуту, совершать нападения на охраняемые объекты, отвечать на оклики на немецком языке. Отряд имел группы нападения, охранения и резерва. Разработали систему сигналов и метод распознавания своих и чужих: в темноте пароль подавался голосом, а днем и на расстоянии движением руки (кверху - "Кто идет?", в сторону - "Свой"). Для связи отряда с оперативным отделом штаба армии к отряду был прикомандирован майор Левченко, офицер исключительной храбрости.
В ночь на 3 января отряд спустился в долину реки. По указанному маршруту он, не замеченный противником, вошел в его тыл. Ночь была пасмурная, мглистая, слегка подмораживало. Отряд шел не спеша. Впереди двигалось охранение с проводником и офицером, изучившим маршрут и знающим необходимые немецкие слова. Передний шел с острым щупом в руках и был обвязан веревкой, конец которой находился у идущих сзади. Эта предусмотрительность несколько раз спасала людей, когда они проваливались под лед. Вымокшие немедленно переодевались в запасное обмундирование и валяную обувь.
Пройдя по целине более пятнадцати километров, отряд четыре раза пересек русло реки и шесть раз ее протоки. Через пять часов увидели справа на берегу очертания строений. Это и была деревня Прибор. В селении было тихо, лишь изредка перекликались петухи. На окраине наткнулись на проволочный забор. Пока саперы делали проходы в проволоке, офицеры уточняли задачи группам отряда. Напомнили солдатам, что обнаруженные телефонные провода можно резать не раньше первых выстрелов (чтобы не насторожить противника). Отдохнув, оставили у проходов "маяки" и двинулись в деревню.
Впереди группы, идущей к штабу дивизии, шел переводчик старший сержант Телеш. На оклик часового он по-немецки ответил, что идет свой офицер, а приблизившись к гитлеровцу, ударом кинжала убил его наповал. Однако пост был парным, и стоявший в стороне другой часовой очередью из автомата ранил Телеша в ногу. Телеш убил его ответной очередью, и эти первые выстрелы были сигналом для атаки.
Охрана немецкого штаба была почти полностью уничтожена. Разведчики забрасывали помещения гранатами, а затем врывались в них, приканчивая уцелевших гитлеровцев. Те фашисты, которым удавалось выскочить на улицу, уничтожались засадой у дороги.
Через сорок минут был дан сигнал "Отбой". Как было договорено, на сборном месте отставших ждали пятнадцать минут, после чего отряд направился на юг по заранее намеченному пути. На сборный пункт не явилось восемнадцать человек, но двенадцать из них позже догнали отряд.
В пять часов тридцать минут от майора Левченко поступила радиограмма: "Все благополучно. Задача выполнена". Мы в это время видели большое зарево над деревней Прибор.
Дерзкая вылазка лыжников увенчалась крупным успехом: было убито более трехсот гитлеровцев, в том числе много офицере ч, и среди них начальник штаба дивизии полковник фон Шлиер, уничтожено более пятидесяти различных машин, узел связи, склады с горючим и продовольствием, захвачены важные документы.
О героическом рейде нашего лыжного отряда сообщила 6 января 1944 года сводка Совинформбюро.
Действия лыжников облегчили задачу войскам. Еще до рассвета один из полков дивизии полковника Романенко перешел в наступление между шоссе и Днепром навстречу лыжному отряду, а вскоре после короткой артподготовки из района Узников на Никоновичи двинулись в наступление основные силы генерала Рагули.
В первые часы наши части продвинулись на четыре-пять километров. Гарнизон деревни Палки был окружен и уничтожен. Противник пытался задержать нас на промежуточном рубеже Никоновичи, Усоха, Лужки, но, нанеся ему новый удар, мы его отбросили и отсюда.
За два дня вражеский укрепленный участок был ликвидирован. Наша армия во всей своей полосе вышла и Днепру, сократила фронт на двенадцать километров и получила возможность воздействовать артогнем на железнодорожную станцию Быхов.
Правый сосед - 50-я армия, - предупрежденный о начале нашей операции, перейдя вслед за нами и наступление, своим левым флангом продвинулся к Днепру еще на пять - семь километров.
Теперь мы могли оставить в обороне три дивизии (две из них получили полосы по двадцать километров, а правофланговая - двенадцать), а пять дивизий вывести во второй эшелон, чтобы закончить их комплектование и подготовить к форсированию Днепра.
Немцы чувствовали себя за Днепром уверенно. Передний край их обороны проходил по высокому берегу, с которого просматривалась и обстреливалась вся долина реки.
Наше внимание привлекли две излучины, где река в трехкилометровой долине подходила близко к нашей обороне. Захватив эти излучины, мы выдвинули на правый берег боевое охранение и начали забивать сваи в реке и заготовлять детали для верхнего строения двух мостов. Сваи забивали ночью; для смягчения звука ударов на концы бревен накладывали слои изношенных фуфаек. Чтобы отвлечь внимание противника, забивали сваи также в первой траншее обороны, в одном-двух километрах в стороне от строящихся мостов. К рассвету забивка прекращалась и места работы маскировались снегом.
Пристрелку позиций противника, как обычно, мы проводили отдельными орудиями разных калибров и данные записывали, а уводя орудия, на их месте оставляли макеты.
К реке прокладывали колонные пути, строили на них мосты, а в низких местах - деревянные настилы.
Отрывали убежища, возводили вышки для наблюдательных пунктов. Все, что противнику удавалось увидеть и услышать, он обстреливал мощными огневыми налетами. Но мы не имели потерь и продолжали свою работу.
В соединениях велись систематические занятия: учились дружной атаке, преодолению крутого берега, обходным движениям, чтобы не брать в лоб опорные пункты; лыжные отряды тренировались в выполнении специальных задач, командиры изучали свои направления - и не только переднего края, но и глубины обороны противника; саперы тренировались в обезвреживании мин, проделывании проходов в зимних условиях, заготовляли лес для устройства мостов. Работы хватало всем.
В январе усложнилось положение на левом фланге Белорусского фронта. Командующий направил туда три дивизии из нашего второго эшелона. Но, несмотря на то что у нас осталось всего пять, к тому же далеко не полных дивизий, мы не отказались от намерения захватить плацдарм за Днепром. Послали командующему фронтом доклад с подробной оценкой обстановки и выводом: условия благоприятны для захвата плацдарма, если армию усилят тремя дивизиями. Пришел ответ: "Усилить не могу, продолжайте обороняться, для этого у вас сил достаточно".
В начале февраля мы снова с тем же предложением обратились к командующему. Был получен ответ: "Усилить армию не могу, проведите две операции, каждая силами дивизии, и захватите два плацдарма".
Командующий фронтом разрешил мне прибыть в Гомель для личного доклада, но снова предупредил: "Все равно усилить армию не смогу, на это не рассчитывайте". Я доложил комфронтом: