Обстановка была сложной: до моря оставалось пятьдесят километров. Окруженный с трех сторон и прижатый к заливу, противник яростно сопротивлялся. Чтобы не допустить его отхода по льду на Данциг и не драться с ним потом снова где-то в Германии, нужно было беспрерывно его бить и теснить. Ни одна наша дивизия не имела больше четырех тысяч бойцов, многие - меньше. Боеприпасов успевали подвозить не более 0,10-0,15 боекомплекта в сутки.
За несколько дней передышки мы успели произвести перегруппировку и в какой-то степени пополнили роты, поднакопили боеприпасов.
Пространство, оставшееся до моря, надо было преодолеть как можно быстрее этого требовал общий план операции. Город Вормдит, оказавшийся на нашем пути, был обложен с востока, юга и юго-запада. Мы решили обойти его и с севера. Хотелось спасти город от разрушений. У нас было два учебных батальона, готовивших сержантов из бывалых солдат. Всем курсантам надели красные нарукавные повязки. Войдя в город, эти два батальона должны были составить его гарнизон, следить за порядком и не допускать пожаров.
Удар наносился на северо-запад, чтобы перерезать шоссе на Мельзак. Начали наступление днем 14 февраля. За два часа продвинулись на два - четыре километра. Противник несколько раз нас контратаковал, но к вечеру шоссе и железная дорога были перерезаны, а через сутки город был полностью очищен от врага. Вормдит - крупный узел шоссейных и железных дорог, его потеря была для немецких войск на этом участке очень чувствительной, но благодаря нашему обходному маневру они вынуждены были его оставить. И не просто оставить, а целехоньким: не был разрушен ни один дом.
Фашистские генералы уже в который раз клялись "сдержать большевистский натиск". Во всех подразделениях читали строжайшие приказы. Но начинался бой, и гитлеровцы снова отступали. Отчаяние и страх - плохая моральная основа для стойкости.
На второй день, после того как наша армия вошла в подчинение 3-му Белорусскому фронту, к нам в Фраймарк прибыл генерал армии Черняховский. Его я видел впервые. Он был очень молодым, энергичным и уверенным. Сразу, как только познакомились, он выразил свое большое удовлетворение нашими практическими указаниями командирам соединений. Помню его слова: "Это хорошо, очень правильно". Вторично он выразил удовлетворение, выслушав мою оценку обстановки и доклад о наших намерениях. Спросил, сколько мне лет, чем командовал до войны.
- Пятьдесят четыре года, семь лет командовал полком, пять с половиной бригадой, девять - дивизией, - ответил я.
Он немного отошел, осмотрел меня и промолвил!
- Это тоже хорошо. - Потом спросил фамилию командира дивизии, которого он встретил на шоссе.
Я затруднился ответить, не зная, о ком идет речь. Он уточнил:
- Да такой старичок.
Я ответил, что у нас стариков среди командиров дивизий нет.
Он дополнил:
- Ему будет лет сорок пять.
- Если бы он в свои сорок пять лет играл в куклы, - сказал я, - для этого он был бы староват, а командовать дивизией он еще не стар. - И добавил: - В четырнадцатом году, когда немцы обходили Париж с севера, правофланговыми армиями командовали Бюлов и Клук, одному было шестьдесят семь, а другому шестьдесят девять лет, командовали они хорошо.
После этого разговора генерал армии Черняховский стал более официальным в обращении со мной. На работе это не отразилось - командующий фронтом, внимательно следя за нашими планами и действиями, никогда не стеснял проявления самостоятельности и инициативы.
Для овладения городом Мельзак у нас было два варианта: первый - обход с востока и северо-востока и второй, предложенный генералом Никитиным, - ночной бой (так мы взяли уже три города). В пользу первого варианта было то, что мы получили бы в свое распоряжение еще один неразрушенный город; но обстановка здесь была иной, чем перед Вормдитом, - наш левый фланг не только не охватывал Мельзак с юго-запада, но и сильно отставал от правого фланга, а перед правым были две реки.
Оба варианта были доложены генералу Черняховскому.
- Какой вариант вам больше нравится? - спросил меня командующий. - Я думаю использовать тот и другой, но раздельно, - ответил я. - Днем шестнадцатого наступать с решительной целью правофланговым сорок первым корпусом и его наступление обеспечить мощной артподдержкой, чтобы привлечь к правому флангу все резервы противника. А в полночь на семнадцатое атаковать город тридцать пятым корпусом.
- Считаю это правильным, - услыхал я в ответ.
Осуществляя наш план, 41-й стрелковый корпус к четырнадцати часам 16 февраля форсировал реку Вальш, но был остановлен на реке Варнау. Однако основные резервы противника уже были прикованы к нашему правому флангу, и я дал указание Никитину быть готовым к ночному наступлению на город. За три часа до темноты артиллерии приказано было повернуть свои стволы на город и обеспечивать ночное наступление 35-го стрелкового корпуса.
В двух километрах южнее города Мельзак находился кирпичный завод, превращенный противником в опорный пункт; его оборонял, по-видимому, сильный гарнизон. Этот опорный пункт мешал овладеть городом, и мы решили попытаться захватить его до общего наступления. Капитан Зубков, которого знали как исключительно смелого и предусмотрительного офицера, добровольно вызвался выполнить эту задачу со своей дивизионной ротой автоматчиков.
Как только стемнело и наступила тишина, автоматчики проползли по лощине к кирпичному заводу. В то время когда гарнизон численностью около двухсот человек ужинал, они решительно атаковали его с тыла. Среди немцев в момент атаки не оказалось офицеров - их вызвали зачем-то в город, а солдаты сопротивлялись неорганизованно. В результате двадцать восемь автоматчиков капитана Зубкова взяли этот сильный опорный пункт, захватили 62 пленных, 12 пулеметов, 105 винтовок и автоматов и 3 радиостанции. Противник оставил на поле боя 68 трупов. Автоматчики, потеряв лишь пять человек ранеными, не только захватили, но и удержали кирпичный завод, отбив сильную контратаку. Немедленно к ним было послано подкрепление, с помощью которого были отбиты еще две контратаки.
В час ночи тишину нарушил залп "катюш", а потом прогрохотали почти одновременно разрывы трехсот снарядов, выпущенных по переднему краю обороны и по городу. Наши войска с незначительными потерями овладели обороной противника и ворвались в город. К трем часам утра Мельзак был взят.
В этом бою особенно отличились части гвардии полковника Вязниковцева и гвардии полковника Грекова.
Этот успех был использован 41-м стрелковым корпусом: он форсировал левым флангом реку Вальш, а правым - реку Варнау; 40-й стрелковый корпус продвинулся на два километра, вышел к реке Вальш, а 169-я стрелковая дивизия Ф. А. Веревкина даже форсировала ее у левой границы армии.
Захват городов Вормдит, Мельзак и других был отмечен благодарственным приказом и салютом в Москве.
Как ни много было неотложных дел, мне захотелось побывать в роте автоматчиков капитана Зубкова, чтобы поздравить их с выдающейся победой. Крепко обняв капитана Зубкова, я сказал собравшимся: "В лице вашего достойного командира целую и обнимаю вас всех". Мне хотелось не только поблагодарить, но и расспросить участников боя, как им удалось победить противника, в семь раз превосходящего их численностью, захватить столько оружия и овладеть тщательно укрепленным пунктом. Нужно было видеть их настроение! С каким оживлением они рассказывали подробности недавнего события!
- Мы еще днем высмотрели, где находится немецкий пост, наметили путь для его обхода, - сказал один из сержантов. - Чтобы не обнаружить себя, ползли триста метров, а то и больше; когда же оказались в тылу поста, выделили сержанта и трех солдат для снятия часового без шума и стрельбы. Они это сделали.
- Несколько дней мы изучали расположение кирпичного завода, пути подхода к нему, - сказал капитан Зубков, - определили и план действий при ударе по нему с тыла. Но, по правде сказать, когда мы давали слово командиру дивизии, что захватим завод, мы не думали, что там у противника такая сила.
Один из солдат несколько раз нетерпеливо вставал и поднимал руку. Получив слово, он сказал:
- Когда мы с тыла подходили к большому длинному зданию, я один был впереди. Там в помещении был шум и смех. Нетрудно было определить, что немцев там намного больше, чем нас. Мне уже становилось страшно, но в это время тихо подошла рота. Ну, подумал я, видно, до атаки дело не дойдет, пойдем обратно. Но, когда передние остановились, а задние подтянулись, подошел командир роты. Он тоже прислушался к смеху, шуму и стуку посуды и тихо сказал: "Там едят. Хорошо, что они все в помещении. Трое останьтесь снаружи и никого не подпускайте, если нужно будет - стреляйте. Остальные все за мной, в помещение. Как войдем, быстро становитесь правее и левее меня, не мешайте один другому в стрельбе. Огонь открывать только по моей команде".
Когда мы вошли, там было много фашистов, они сидели за столами и ужинали. Охраны никакой, - видно, надеялись на тот пост, что мы сняли. Помещение большое, а свет электрический, но совсем слабый. Мы тут же, по команде, открыли огонь. Большинство попадало под столы, а часть побежала к выходу на другом конце столовой, мы по ним стали стрелять. Капитан оставил лейтенанта с пятью солдатами в помещении, а сам о остальными выбежал через ту дверь, в какую мы вошли, чтобы ловить убегающих.
Лейтенант, оставленный в помещении, приказал немцам вылезать из-под столов и собираться в угол, но никто но поднимался. Были среди них убитые и раненые, а другие боялись подняться. Тех, кто мог ходить, собрала в одном из углов.
Капитан выбежал из столовой с группой автоматчиков, чтобы не позволить убежавшим взять оружие и оказать сопротивление; но немцы бежали в сторону города и были уже далеко. Мы вскочили в другое помещение, где было два немца, не думавших о сопротивлении, и много оружия, аккуратно поставленного вдоль стены. За хватив весь завод, мы донесли об этом по радио и организовали оборону. Контратаку мы отражали сильным огнем из немецких автоматов, свои патроны уже почти все были израсходованы. Мы боялись, что при повторении контратак такой удачи у нас уже не будет, но тут пришла поддержка.
Вся рот получила достойные награды.
Противник, выбитый из Мельзака, отошел на запасные позиции в двух километрах севернее и западнее города.
Утром 17 февраля генерал армии Черняховский вызвал меня к телефону, поздравил о успехом, ознакомился с обстановкой и спросил, не отстают ли командиры дивизий и корпусов от боевых порядков и где находится штаб армии. Ответив на его вопросы, я добавил:
- Только что вернулся от Урбановича, он находится от противника в полутора километрах. Из-за систематического артобстрела я с трудом выбрался от него. Остальные командиры корпусов в таком же положении.
- Через два часа я буду у вас, - сказал Черняховский.
Учитывая, что он поедет с востока, я предупредил его, что шоссе здесь просматривается противником, обстреливается артогнем, но Черняховский не стал слушать и положил трубку.
Имея в своем распоряжении два часа, я решил съездить к командиру 35-го корпуса Никитину - его НП находился в одном километре севернее города и на таком же расстоянии от противника. Подходы просматривались и обстреливались, поэтому я был вынужден оставить свою машину на северной окраине города и пойти пешком между железной и шоссейной дорогами.
У 290-й дивизии и 35-го корпуса наблюдательный пункт был совместный. Моему появлению командиры нисколько не удивились - такие посещения были делом обычным. Они доложили обстановку и свои намерения. После этого я отправился тем же путем обратно.
Проехав город, я, чтобы не опоздать, поспешил к развилке шоссе в семистах метрах восточное городской окраины. Не доехав туда метров полтораста, я увидел подъезжавший "виллис" и услыхал один выстрел со стороны противника. Как только "виллис" командующего очутился на развилке, раздался единственный разрыв снаряда. Но он был роковым.
Еще не рассеялись дым и пыль после разрыва, как я уже был около остановившейся машины. В ней сидело пять человек: командующий фронтом, его адъютант, шофер и два солдата. Генерал сидел рядом с шофером, он склонился к стеклу и несколько раз повторил: "Ранен смертельно, умираю".
Я знал, что в трех километрах находится медсанбат. Через пять минут генерала смотрели врачи. Он был еще жив и, когда приходил в себя, повторял: "Умираю, умираю". Рана от осколка в груди была действительно смертельной. Вскоре он скончался. Его тело увезли в деревню Хаинрикау. Никто из четверых не был ранен, не была повреждена и машина.
Из штаба 41-го корпуса я донес о случившейся беде в штаб фронта и в Москву. В тот же день к нам прибыл член Военного совета фронта, а на другой день приехали представители следственных властей. Потом тело генерала Черняховского увезли.
О гибели командующего были извещены войска. Мы призывали беспощадно отомстить врагу за нашу большую утрату. Это была действительно тяжкая утрата для Красной Армии - Черняховский был молод, талантлив и мог еще много дать нашим Вооруженным Силам.
После гибели генерала Черняховского объединенное командование 3-м Белорусским и 1-м Прибалтийским фронтами возложено было на начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза А. М. Василевского, который в то время находился в войсках этого направления. В Москве Василевский бывал только тогда, когда подготовлялись большие операции, а остальное время проводил в войсках, помогая командующим.