55207.fb2
Звезды Черноморья будут нам сиять…
А до Одессы, Каховки и до города Николаева было ещё так далеко… Но тем сильнее звучала эта песня призывом бить врага беспощадно, скорее освобождать родную землю от ненавистных захватчиков.
В канун нового, 1943 года полк получил ещё восемнадцать двухместных машин. А 3 января началось наступление наших войск на Северном Кавказе!
Неделю спустя, с установлением летной погоды, мы были уже в освобожденном Моздоке.
Сегодня мы рано ушли с аэродрома. Боевой задачи полку пока нет. Гвардии майор Зуб приказал лётчикам отдыхать, набираться сил к новым боям.
Медленно идём по городу. Видны следы недавних боев. Особенно много разрушений вблизи железнодорожной станции.
Однополчанин Иван Лупов вспоминает об этих днях: "Немецко-фашистские войска недолго продержались в Моздоке. Но свирепствовали они, как лютые звери. Перед самым уходом из города зверски расстреляли группу детей, женщин и стариков. Мы хоронили невинные жертвы. А когда возвратились с кладбища, капитан Лещинер сказал:
— Фашистские палачи умертвили наших людей только за то, что они были советскими людьми.
Ребята поклялись тогда жестоко отомстить врагу. И слово свое сдержали в очередных боевых вылетах на вражеские позиции".
Наутро следующего дня, едва мы появились на аэродроме, — боевое задание.
— Парой двухместных самолётов разведать автоколонну противника на участке дороги от станции Прохладное до Георгиевска и с бреющего полёта точно установить, где находятся наши войска и где противник.
Командир полка назначил меня ведущим пары. Ведомый — Володя Ильин. Вместо воздушного стрелка со мной летит опытный штурман Тима Гуржий. Он ещё на самолёте СУ-2 был известен в полку как снайпер бомбометания. На его счету более полутора сотен боевых вылетов и не менее полсотни — ведущим группы.
— Тима, — спрашиваю я, — сможем мы отличить наши войска от немцев?
— Сможем, — без тени сомнения, слегка улыбаясь, отвечает он.
— Как, по каким признакам? — обращаюсь я уже и к Тиме и к стоящему рядом Володе Ильину.
— У наших шинели серые, а у немцев зеленые, — говорит Володя Ильин.
Тима Гуржий добавляет:
— Наш Ил-2 теперь уже хорошо знают и наши войска и немцы. Увидев нас, наши обычно стоят во весь рост и машут руками или шапками. А немцы разбегаются, как овцы, и прячутся, куда попало.
— Начнут стрелять по нам, все сомнения исчезнут, — единодушно заключаем мы разговор и расходимся по самолётам.
Руководствуясь этими признаками, мы действительно довольно легко установили точное местонахождение противника. Затем прошли немного на запад, за линию фронта. Севернее Георгиевска обнаружили большую колонну автомашин противника.
— Поохотимся?! — кричит мне Тима.
— Можно, отвечаю ему, делаю разворот, и наша пара устремляется в атаку.
Почти одновременно вспыхивают два вражеских грузовика. Разворот, ещё атака! И снова удачно. Веселая работа. Ни зениток, ни истребителей противника.
Под нами идут навстречу друг другу два бензовоза. Один из них зажигает Володя Ильин. Горящая машина остановилась поперек дороги, и в неё врезается встречный бензовоз. Взрыв, столб огня. Бензовозы горят. А мы снова и снова атакуем автоколонну.
У меня кончились боеприпасы в пушках и пулемётах. Сброшены все восемь РСов. Кажется увлеклись немного…
Патроны есть? — спрашиваю у Тимы Гуржия.
— Немного оставил.
— Идем домой!
Разворот на 90 градусов. Володя Ильин на месте, молодец, парень! И вдруг Тима кричит:
— Гости!
— Какие гости? Где?
— Два "мессера-109", справа вверху, уже заходят!
— Что будем делать Тима? Снарядов — то у меня нет!
— Будем уходить виражем, — отвечает Тима.
Я кричу Ильину:
— Володя, держись плотнее. Не отставай на вираже!
— Понял, понял, — басит он в ответ.
Немцы приближаются, вот-вот откроют огонь. Тима кричит:
— Вираж!
Закладываю глубокий вираж. Ухожу из-под прицела "мессеров". Короткий взгляд назад. Володя держится за мной.
— "Худые" вышли из атаки, докладывает Тима, следя за "мессерами", — и набирают высоту.
Ложимся на курс домой. А немцы снова приближаются и атакуют. И снова в критический момент команда Тимы:
— Вираж!
Так продолжается несколько раз. И всегда мы легко "надуваем" фрицев. Мы привыкли летать на бреющем полёте и можем уверенно делать глубокие виражи, едва не касаясь крылом земли. А им привычнее большая высота, на малой им опаснее: одно неверное движение и могут врезаться в землю.
И все же "мессеры" не отстают, все наседают и наседают. Они атакуют и бьют из пушек, но… к счастью, мимо. Тогда они, по-видимому, решили нас, как говорится, подловить: разделить по одному. Один фашист атакует. Мы делаем вираж. А когда ложимся на курс, второй фашист идёт в атаку. Однако и такой маневр им не удается.
Мы не успели ещё развернуться на 360 градусов, а только наполовину, как сталкиваемся со вторым "мессером" лоб в лоб.
"Откуда немец может знать, что у меня кончились снаряды? — мелькнула в разгоряченном мозгу мысль. — Спокойно, не кипятись!" И иду в лобовую атаку. Вижу неудержимо наплывающий на меня самолёт. "Ах, сволочь, были бы снаряды"… Мессер у меня в прицеле. А в кабине становиться почему-то так тихо, что слышу, как стучит молоточком в висках. "Таран так таран"… Отчетливо вижу кабину немца и, мне кажется, его румяное, словно на картинке лицо. Секунда, другая, и мы столкнемся. Но нет, немец, едва уловив, что я в него прицеливаюсь, круто взмыл вверх. "Ах, стервец, все-таки боишься наших пушек!"
Теперь снова курс домой. В лобовой атаке мы набрали метров сто высоты. Немедленно снижаться поближе к земле. И вдруг отчаянный Тимы:
— Вираж!