… Войска 3-го Украинского фронта, которыми командовал генерал Толбухин, продолжая стремительное наступление, в конце 1944 года вышли на реку Дунай южнее Будапешта и заняли в районе озера Балатон и города Секшфехервар важный плацдарм.
Немцы, готовя мощный контрудар, стянули на этот участок фронта значительные силы танков, мотопехоты и авиации. Противнику удалось вклиниться в нашу оборону и с боями прорваться к Дунаю.
Несколько раз в неблагополучную погоду вылетаем на помощь обороняющимся наземным войскам.
Обстановка исключительно тревожная и сложная. Летный состав почти не отдыхает. Техники не спят совсем: днюют и ночуют у самолётов. Самолёты всегда в полной боевой готовности.
Приехал на КП полка инженер по вооружению корпуса генерал (фамилии его сейчас уже не помню). Майор Кондратков вызвал техников Малютенко и Годованюка. Генерал им говорит:
— Полетите со мной. Есть одно задание…
Полетели они, а когда возвратились, Сергей Малютенко рассказывал:
— Наши лётчики сбили "фокке-вульфа" последнего выпуска. Упал он на нейтральной полосе. На нем новая короткоствольная пушка. Вот мы вместе с генералом должны были снять эту пушку.
Рано утречком за туманом подползли мы к этому самолёту. Враги нас не заметили. Разобрали пушку и установку по винтику и сложили в сумку от парашюта. Ствол один остался. Ходим вокруг да около, а снять никак не можем.
— А ведь это, пожалуй, и есть самое главное в нашем задании., - сказал генерал.
Туман стал рассеиваться. И противник близко.
Тогда Серега Годованюк говорит:
— Товарищ генерал, вы идите, а я тут ещё повожусь. Может, что и придумаю…
Согласился генерал. Поползли мы. Он впереди. Я с сумкой позади.
Остановились на опушке лесочка, ждем. Скоро подползает Сергей Годованюк и волочит за собой ствол пушки. Уж как он его снял — не знаю, но снял. Пушку отправили сразу самолётом в штаб фронта.
Поблагодарил нас генерал. Дал на дорогу несколько пачек папирос "Казбек".
… Аэродром в нескольких километрах от линии фронта, восточнее Дуная. Небо заволокло тяжелым туманом. Отдыхаем в тревоге, знаем, что обстановка может измениться внезапно. Техники держат самолёты наготове. Фашисты могут в любую минуту попытаться форсировать реку Дунай. — Ну и положеньице! — шутит Женя Прохоров. — Хуже губернаторского…
Среди ночи слышим гул танков. Напряжение, как в воздушном бою.
— Чьи танки?
Колонна танков движется на запад.
— Наши!
Командование фронтом подбросило свежие резервы. Значит угроза форсирования Дуная противником миновала. Оборонительная операция войск 3-го Украинского фронта скоро переросла в наступательную. Гитлеровцы спешно откатываются назад.
Письма с Урала получаю редко. Видно, они не поспевают, так как нам часто приходится перебазироваться. Весточки от Кати тоже давно нет: на 2-м Белорусском фронте, как явствует из сводок Совинформбюро, идут жестокие бои. Друг юности Николай Семериков тоже почему-то молчит. Перебираю в памяти его письма. Это получено перед войной, когда он ещё учился в Свердловском авиаучилище. А я тогда служил в Молдавии.
Потом он придумал что-то интересное. Послал заявку в Москву, в Наркомат авиационной промышленности.
"Мне, наверное, придется из-за этого дела бросить авиаучилище", — сообщает он в очередном письме.
"Напиши, из какой области твое новое дело?"
Отвечает:
— "Из области: летать выше всех, дальше всех, быстрее всех!"
Тут вскоре война.
"Никакой речи о демобилизации, — пишет Николай. — Одно единственное желание: скорее на фронт!"
Потом серия замечательных патриотических писем из Чкалова, где он в числе лётчиков-курсантов находился до 1944 года в резерве Главного командования, и лишь в конце 1944 года его по настойчивой просьбе отправляют на фронт. Участвует Николай в операциях 2-го Украинского фронта, где-то совсем неподалеку от меня. Часто пишем друг другу. Он успешно летает на сложные и опасные задания.
Сообщаем друг другу, где находимся, как заранее было условлено: курс и расстояние от города, где мы учились. Военная цензура пропускала эти безобидные строчки. Мы всегда приблизительно знали, кто где из нас находится. 2-й и 3-й Украинские фронты были рядом. Расстояние между нами постоянно уменьшалось и сократилось уже до 100 километров. "Можно, пожалуй, слетать, думаю, — как только наступит короткое затишье".
Но слетать не привелось. В один из горячих декабрьских дней под Будапештом отбивали атаки вражеских танков. День успешно завершен. К вечеру небо заволокло тяжелыми тучами. Повалил тяжелый мокрый густой снег.
В непроглядных зимних сумерках на аэродром приземлилась группа штурмовиков 2-го Украинского фронта. Погода совсем испортилась, и они решили переждать на нашем аэродроме.
Сидим разговариваем. Спрашиваю ребят:
— Кольку Семерикова случайно не знаете?
— Как не знаем. Из второй эскадрильи он. Командир отважный, парень что надо! Башковитый. Вечно чего-то изобретает. Вернемся из полёта, кто куда, а он сразу за книгу, чего-то считает и записывает в тетрадь…
— Где же он? — волнуясь спрашиваю у ребят.
— Вчера не вернулся с задания.
Погиб мой ведущий Николай Семериков. Не довел до конца своего изобретения. Не осуществил своей давней мечты пойти в академию Жуковского.
На сердце грустно, тревожно и как-то пусто.
… После упорных жестоких боев под Будапештом войска 3-йго Украинского фронта опять пошли в наступление.
Полк перебазируется ближе к линии фронта. На боевые задания влетаем почти каждый день, невзирая на плохую погоду.
Краткая скупая запись в полковом дневнике гласит:
21 декабря 1944 года. 8 боевых вылетов.
22 декабря. 29 боевых вылетов.
23 декабря. 62 боевых вылета.
24 декабря. 63 боевых вылета. В полк вернулись экипажи Беляева и Чемеркина.
25 декабря. 26 боевых вылетов.