Около шести часов вечера мы с Мартином отправились в сторону цветущего сада, расположенного в пятистах метрах за поместьем.
— Ты редкая тупица. Как Кэрол вообще могла принять тебя на работу?
— Меня принял Роланд.
— Наверное не вынес твоей тяжелой энергетики обиженной и нуждающейся. Ты ведь наверняка нуждаешься в деньгах, раз уж взялась работать нянькой.
— Раз уж я всё еще терплю тебя…
— Наверняка копишь на какую-нибудь подержанную тачку, чтобы потом хвастаться перед друзьями ржавой клячей. Или на супердорогие мега-лабутены, чтобы сверху вниз смотреть на подруг-неудачниц, таких же как и ты.
— У меня хоть какие-то друзья есть, в отличие от его величества Мартина.
— У его величества Мартина, как ты выразилась, есть больше, чем какое-то жалкое внимание друзей.
— Да? И что же это?
— Брат.
— Ты хотел сказать — кошелек брата.
— Я хотел сказать то, что сказал. Никто, кроме тебя не виноват, что ты не умеешь слушать. Хотя, может это передалось по наследству и ты тут и вправду ни при чем.
— Закрой рот, — тяжело вздохнув, попросила я.
— Твоя работа слушать то, что я тебе говорю, так что лучше не хлопай своими покрасневшими от негодования ушами. И, кстати, у меня есть друзья, но они все остались в Лондоне…
Мы направлялись к деревянным качелям на двоих, но я так рассердилась на Мартина из-за сказанных им слов, что не заметила лежащего на газоне шланга, слившегося по цвету с травой, отчего неудачно споткнулась. Если бы я упала удачно — это была бы не я. Моё правое бедро растянулось на большом, полукруглом камне, лежащем рядом с горсткой других камней, предназначенных для создания новой клумбы. Я упала так резко и с такой скоростью, что камень буквально прощупал мою кость. Давно я не испытывала столь сильной физической боли. Сморщившись, я попыталась резко встать, но поняла, что боль в бедре слишком острая. Только злость на смеющегося Мартина не позволяла мне расплакаться.
— Неуклюжая утка! — заливался смехом мальчишка. — Аха-хах! Ты бы видела своё лицо! Белая, как мел! — разрывался от счастья паршивец. — Жаль, у меня нет с собой фотоаппарата. Такой бесценный материал! Тупи-и-ица-а! — мальчик присел на корточки, от невозможности твердо стоять на ногах из-за смеха, а я пыталась понять, почему боль не утихает, неужели я могла повредить кость с такой высоты падения?
Встав на ноги, я с облегчением поняла, что нога у меня в целости, но далеко не в сохранности, как и мой мобильный телефон, экран которого безжалостно треснул. Сильно хромая, я отправилась в сторону дома, сопровождаемая безудержным смехом мальчишки. Как считаете, ненавидеть ребенка — это плохо? Я считала, что это плохо, поэтому я его не ненавидела, я его просто «недолюбливала». Первую минуту после падения я подавляла желание плакать, вторую минуту желание открутить голову негодному мальчишке, в третью же минуту боролась с искренним желанием ударить негодника больной ногой.
С утра Рик передал мне, что я должна просидеть с Мартином до момента возвращения Роланда из Лондона, но я не знала, когда именно он вернется. Моё терпение иссякло, когда Мартин принялся забрасывать лего в камин — это было около девяти часов вечера. В итоге, я решила уйти до возвращения Роланда. Хромая, с взъерошенными волосами, бледным лицом и горящими глазами, я сквозь боль улыбалась и сквозь крепко стиснутые зубы говорила с Джонатаном, стоя у выхода:
— Ничего страшного, правда. Просто небольшой ушиб.
— Глория, уже уходите? — оторвавшись от каких-то бумаг, поинтересовался проходящий мимо нас Роланд, внезапно возникший ниоткуда и явно направляющийся в сторону домика Мартина. У меня так и отвисла челюсть.
— Вы уже вернулись? — стараясь скрыть своё негодование, что у меня наверняка получилось весьма дурно, поинтересовалась я.
— Да, почти час назад. Забыл Вас предупредить, засиделся за бумагами, из-за чего теперь придется поздно ужинать. Поужинаете с нами?
— Нет! — выпалила я так резко, что глаза обоих стоящих передо мной мужчин сразу же округлились. — Нет, спасибо, я не голодна, — попыталась исправить положение я, начав пятиться спиной к двери. — Я, пожалуй, пойду…
— Глория, Вы хромаете? — начиная подозревать неладное, поинтересовался Роланд, смотря на меня, как на человека, только что выкравшего из его сейфа фамильную драгоценность и теперь пытающегося скрыться на его глазах.
— Нет-нет, ничего подобного. До встречи.
— Подождите, Вы без плаща. На улице уже ночь…
— До понедельника, — только и успела ответить я перед тем, как взять из рук Джонатана незнакомый мне плащ, захлопнуть за собой дверь и быстрым шагом, насколько мне могла позволить моя пострадавшая нога, проковылять по ступенькам крыльца.
Я пыталась идти как можно быстрее, но с каждым шагом всё больше выдыхалась. На улице и вправду было очень холодно. Казалось, будто ледяные лучи далеких звезд пронзают меня прямо в макушку, а изо рта вылетает не пар, а клочья разорвавшейся души, летящей в сторону застывшего ночного сада, в надежде зацепиться за его ветви.
Проехавшая мимо меня одинокая машина развернулась где-то за моей спиной, но я совершенно не обратила на это никакого внимания, полностью уйдя в недры своей души, которую я из последних сил пыталась сохранить в дрожащем теле, а не выплюнуть её изо рта где-нибудь по дороге, вместе с густыми клубками пара. Плащ на мне был огромен, словно я стащила его с огромного коло́сса, отчего сейчас чувствовала себя палаткой с отросшими ножками, одна из которых была хромой.
— Тебя подвезти? — послышался знакомый голос из остановившейся рядом машины.
— Пожалуй, можно, — вздрогнув от неожиданности, согласилась я и уже спустя несколько секунд сидела рядом с Риком.
— Ты что, хромаешь?
— Небольшой ушиб. Ничего страшного.
— Знакомый плащ. Украла у Роланда?
— В качестве компенсации за потерянный выходной. Поверь мне, денег, которые он мне платит, будет недостаточно.
— Мартин настолько невыносим?
Я предпочла промолчать и Рик, из солидарности, решил не напрашиваться на диалог. Едва ли прошло больше пяти минут с момента нашей встречи у сада, когда мы оказались возле моего дома. На шезлонге, на котором еще утром нежилась я, сейчас сидела Тэмми. Со стороны, в лучах холодного полнолуния, она выглядела загадочно, словно сирена. Не хватало только пруда.
— Твоя сестра? — неожиданно поинтересовался Рик, остановившись чуть поодаль от моего дома, после чего я словила его взгляд на Тэмми, которая и мускулом не повела в нашу сторону.
— Д-да. Младшая.
Интересно, мы с ней так сильно похожи, что он сразу догадался о происхождении Тэмми, или всё же это обыкновенное предположение? На самом деле, мы все были похожи друг на друга — вся наша семья. Все мы были темноволосыми шатенами с разными оттенками голубого цвета глаз и невысоким ростом разницей в несколько дюймов. У меня были густые каштановые волосы до лопаток, у Эми волосы были камелопардового цвета и едва доставали до закорок, а у Тэмми волосы были цвета шоколада и опускались чуть ниже плеч. Мои глаза были сизыми, глаза Эмилии голубыми, а у Тэмми васильковыми. Мой рост составлял один метр и семьдесят один сантиметр, в то время как Эми была на целых четыре сантиметра выше меня, а Тэмми ниже нее на шесть. Изюминкой моей внешности была красивая линия пышных губ и хорошо очерченные скулы, Эмилия гордилась искусственной линией бровей, а Тэмми предпочитала вообще ничем не гордиться, хотя на самом деле у нее был потрясающий, аккуратненький курносый носик, который из всей семьи достался только ей. Несмотря на некоторые схожести, по которым можно было определить, что мы являемся сёстрами, всё же мы были как внешне так и внутренне очень разными.
— Ладно, мне пора. Передай плащ Роланду, окей? — спросила я, совершенно не обращая внимания на то, как Рик наблюдает за моей сестрой-нимфой, залитой лунным светом.
— Окей.
Тэмми заметила меня лишь после того, как я подошла к ней впритык. Странности её поведения, например необъяснимая отрешенность во время оживленного разговора, внезапные улыбки во время ужина, скомканность ответов на сложные вопросы и часто возникающая замкнутость, никогда не вводили меня в тупик, как бывало с остальными членами нашей семьи. Возможно, именно поэтому я ладила с ней лучше, чем остальные. Все прекрасно понимали, что у Тэмми глубокая психологическая травма, пережить которую сложно без последствий, и всё же они не всегда были способны её понять. Сестра часто замыкалась потому, что ей было стыдно за то, что произошло с ней в прошлом, и она часто думала о том, что её должна стыдиться вся семья. Тэмми в буквальном смысле была очень застенчивым и ранимым человеком, доверие которого постороннему сложно завоевать не потому, что она недотрога, а потому, что она слишком уязвима.
— Что ты здесь делаешь так поздно? — спросила я, остановившись напротив сестры и загородив собой луну, на которую она так пристально смотрела.
— Глория, ты уже вернулась! Я тебя совершенно не заметила. Я ждала тебя… Луна сегодня просто очаровательна.
— Это ты сегодня очаровательна, — улыбнулась я, вспомнив, как Рик смотрел на Тэмми, после чего заправила выбившуюся прядь её волос за ухо красавицы.
Дедушка, бабушка и папа смотрели новое шоу талантов, мама развешивала выстиранное белье, которое сушилось в гостиной и потому стиралось только перед сном, Дин и Элис играли под столом в Дарт-Вейдера и Лею, Эмилия, сидя за столом, добивала на ноутбуке последние строки своего ежемесячного отчета, а я с Тэмми, облокотившись о кухонный гарнитур, медленно цедили теплое молоко. Все были настолько заняты своими делами, что смогли выдавить в качестве внимания к моей персоне лишь глухое «привет» и только мама, не отрывая глаз от белья, предложила отужинать, от чего я отказалась, солгав, что уже поужинала у Олджриджей. Сегодня мой аппетит приравнивался к моему настроению — он был нулевой. Мою же хромоту заметила лишь проницательная Тэмми, но еще на улице я успела убедить её, что со мной всё в полном порядке.
— У парня антофобия, — в общем гуле голосов раздался голос папы, который в данную секунду был поглощен просмотром шоу. — Парень боится цветов, вот у кого реальные проблемы в этой жизни!
— Кто бы говорил, — вмешалась мама, — сам страдаешь подобным.
— Я?! — изумился отец.
— Разве нет? Больше двух лет моей жизни прошло без единого цветочка.
— Бабушка-бабушка, Дин отобрал мой световой меч!
— Дин, верни сестре её меч.
— Он ей не нужен. Пусть лучше возьмет арбалет.
— Мне не нужен арбалет.
— А мне нужен хоть грамм тишины для завершения своего отчета!
— Тетя Эми начинает злиться, отдай мне мой меч.
— Дорогая, я не дарю тебе цветы лишь потому, что сам в них нуждаюсь…
И снова какофония. Не допив молоко, я поставила кружку в раковину и, под тяжелым взглядом Тэмми, поковыляла на второй этаж.
Зайдя в спальню, я взяла свою фланелевую пижаму с махровым полотенцем и отправилась в душ. Ванная комната у нас была небольшая, но в ней отлично помещались ванная и отдельный душ, унитаз, раковина с трельяжем и стиральная машина, расположенная под огромной подвесной полкой, в которой хранилось всё необходимое для хрупкого существования нашего мирка. В общем — идеальное место для депрессии.
Я зашла в душевую кабинку, закрылась и, включив теплую воду, которая, после холодного уличного воздуха, прожигала мою кожу насквозь, села на корточки. Впервые после смерти Дэниела мне захотелось плакать. Первый месяц после этой утраты плакали все, особенно двойняшки, постоянно жаждущие внимания. Помню, как рыдали бабушка и мама, которая несколько недель после похорон не могла даже подняться с постели. Помню, как завывал на кухне папа, как охал дедушка, как Эми и Тэмми заливали ночами подушки (тогда мы еще жили втроем в одной спальне). После этого мне начало казаться, будто я выплакала столько слез, что больше никогда не смогу заплакать. Но вот — сейчас к моему горлу подкатил комок… Нет, Мартин никогда не заставит меня плакать!
— Эй, ты там уже целых двадцать две минуты, давай выходи, — послышался раздраженный голос Эми, после чего в ванную дверь буквально влепили ладонью. — Слышишь? Не ты одна в этом доме хочешь помыться.
— Но я одна в этом доме всю субботу провела на работе! — вдруг выпалила я, едва не сорвавшись на крик. — Так что если кто-то так сильно жаждет помыться, пусть молча ждет. Раньше нужно было думать о своих желаниях, тогда бы соизволили дойти до душа до моего прихода!
Тишина. В этой семье, в которой каждый норовит перекричать себя, телевизор или еще кого-нибудь, я редко говорила на повышенных тонах. По-моему, я вообще не поднимала голос с тех пор, как поступила в университет, так как меньше времени стала проводить внутри своей семьи. Но как только я вернулась домой, я начала ловить себя на нетерпеливости и частых попытках пресекать её на корню. Наверное поэтому сила моего ответа оказалась для Эми слишком неожиданной и она предпочла тихо ретироваться.
Уже через пять минут я вернулась к себе в спальню, медленно ступая по подозрительно притихшему дому.
— Можно? — спросила Тэмми, протиснувшись через приоткрытую дверь. Я уже минуту как лежала в постели, но всё еще не решалась накрыться одеялом, словно как только я войду в зону комфорта, за мной сразу же приедут и выдернут с корнем из-под моего тепленького одеяльца, чтобы отвезти на растерзание к Мартину. Ужасное ощущение.
— Да, конечно, — отозвалась я, тяжело выдохнув и потерев себе переносицу.
Тэмми тихонько, словно мышка, закрыла за собой дверь, после чего легла рядом со мной.
— Эми в подробностях рассказала всем внизу диалог с тобой. У тебя всё в порядке?
Я знала, что она задаст этот вопрос. И не потому, что была уверена в том, что Эмилия рассказала всем о моем срыве, а потому, что была уверена в том, что Тэмми хотела задать этот вопрос как только увидела меня, но тянула из-за своей нерешительности, мешающей ей последние несколько лет жить нормальной жизнью.
— Да, просто немного… — я хотела сказать «устала», но у меня язык не поворачивался жаловаться на работу, на которой платят двадцать фунтов в час. — Просто непривычно работать, да еще и няней.
— Ясно.
Ей и вправду было ясно. Моя младшая сестра была настолько проницательным человеком, что я была уверена на все сто пятьдесят процентов в том, что из сказанных мной слов она уже знает, что мой подопечный невыносим и что мне приходится несладко.
— Родители распереживались. Так что тебе завтра придется нелегко с ними. Хотя, думаю, этот факт поможет тебе выспаться.
— Угу. А ты как?
— Я нормально. В отеле почти никакой работы нет. Из-за холодной весны посетителей мало, но скоро должен начаться сезон туристов.
У нее и вправду всё было «нормально». Всегда. С тех самых пор, как она «потерялась в себе», с ней всё всегда было «нормально». Не замечательно, хорошо, ужасно или плохо, а именно «нормально». И меня это беспокоило. Она словно замерла в своем маленьком мирке, в котором быть горничной в местном отеле и жить с родителями куда безопаснее, чем съездить на пару часов в Лондон или сменить работу. Тэмми была неглупой девушкой и в учебе она могла бы превзойти меня, вот только ей это было не нужно. Год назад она самостоятельно выучила испанский язык лишь потому, что ей понравилось произношение женщины-туристки, остановившейся в отеле нашего города на неделю. Месяц назад она осилила «Основные начала» Спенсера, а вчера взялась за «Илиаду» Гомера. Нет, она определенно была умнее меня, да и вообще всех живущих под крышей этого дома. Вот только для того, чтобы снова научиться дышать полной грудью, ей этого было недостаточно.
Еще пять минут мы молча лежали, после чего Тэмми отправилась к себе, а я залезла под одеяло, уже не опасаясь срочного вызова Олдриджа.