Полковник Лебеденко".
Закрыв папку и положив ее назад под Монику, я продолжила осмотр. Меня уже не удивило, когда рядом с музыкальной установкой обнаружилось несколько компакт-дисков с разными исполнениями одной и той же оперы:
RICHARD WAGNER
DER RING DES NIBELUNGEN.
Gotterdammerung
[14]
.
Следующим любопытным объектом, попавшимся мне на глаза, была толстая тетрадь серого цвета. Она лежала на полу, между стеной и диваном - словно кто-то листал ее на ночь, заснул и выронил. На ее обложке было написано:
"Сов. Секретно
экз. № 9
Проект "Shitman"
из здания не выносить".
В ту минуту я совершенно не связала это странное название с историей сумасшедшего шекспироведа, которую рассказал мне Павел Иванович. Мои мысли двинулись по иному маршруту - я решила, что это очередное доказательство мощи американского культурного влияния. Superman, Batman, еще пара похожих фильмов, и ум сам начинает клишировать реальность по их подобию. Но, подумала я, что этому противопоставить? Проект "Говнюк"? Да разве захочет кто-нибудь корпеть над ним по ночам за небольшую зарплату. Из-за этого говнюка в плохом костюме и погибла советская империя. Человеческой душе нужна красивая обертка, а русская культура ее не предусматривает, называя такое положение дел духовностью.
Отсюда и все беды...
Саму папку я не стала даже открывать. Секретные документы вызывали у меня отвращение еще с советских времен: пользы никакой, а проблем может быть выше крыши, даже если она фээсбэшная.
Мое внимание привлекли несколько странных графических работ, висевших на стенах, - руны, выведенные то ли широкой кистью, то ли лапой. Чем-то они напоминали китайскую каллиграфию - самые грубые и экспрессивные ее образцы. Между двумя такими рунами висела ветвь омелы, что делалось ясно из подписи - по виду это была просто сухая заостренная палка.
Любопытен был рисунок на ковре, изображавший битву львов с волками, - похоже, копия римской мозаики. На единственной книжной полке стояли в основном массивные альбомы ("The Splendour of Rome", "The New Revised History of the Russian Soul", "Origination of Species and Homosexuality"
[15]
и попроще, про автомобили и оружие). Впрочем, я знала, что книги на таких полках вовсе не отражают вкусы хозяев, поскольку их подбирают дизайнеры интерьера.
Закончив осмотр, я подошла к стеклянной двери на крышу. Вид отсюда открывался красивый. Внизу темнели дыры дореволюционных дворов, облагороженных реставрацией. Над ними торчало несколько новых зданий фаллической архитектуры - их попытались ввести в исторический ландшафт плавно и мягко, и в результате они казались навазелиненными. Дальше был Кремль, который величественно вздымал к облакам свои древние елдаки со вшитыми золотыми шарами.
Проклятая работа, как она исказила мое восприятие мира, подумала я. Впрочем, так ли уж исказила? Нам, лисам, все равно - мы идем по жизни стороной, как азиатский дождик. Но человеком здесь быть трудно. Шаг в сторону от секретного национального гештальта, и эта страна тебя отымеет. Теорема, которую доказывает каждая отслеженная до конца судьба, сколько ни накидывай гламурных покрывал на ежедневный праздник жизни. Я-то знаю, насмотрелась. Почему? Есть у меня догадки, но не буду поднимать эту тему. Наверно, не просто так здесь рождаются, ох, не просто так... И никто никому не в силах помочь. Не оттого ли московские закаты всегда вызывают во мне такую печаль?
- Классный вид отсюда, да?
Я обернулась. Он стоял у двери лифта, с плотно набитым пакетом в руке. На пакете была зеленая змея, обвившая медицинскую чашу.
- Йода не было, - сказал он озабоченно, - дали фуксидин. Сказали, то же самое, только оранжевого цвета. Я думаю, нам даже лучше - будет не заметно рядом с хвостом...
Мне стало смешно, и я отвернулась к окну. Он подошел и остановился рядом. Некоторое время мы молча глядели на город.
- Летом здесь красиво, - сказал он. - Поставишь Земфиру, смотришь и слушаешь: "До свиданья, мой любимый город... я почти попала в хроники твои...". Хроник - это кто, алкоголик или торчок?
- Не надо мне зубы заговаривать.
- Тебе вроде лучше?
- Я хочу домой, - сказала я.
- А...
Он кивнул на пакет.
- Не надо, спасибо. Вот принесут тебе раненого Щорса, будешь его лечить. Я пошла.
- Михалыч тебя довезет.
- Не нужен мне твой Михалыч, сама доеду.
Я была уже у лифта.
- Когда я могу тебя увидеть? - спросил он.
- Не знаю, - сказала я. - Если я не умру, позвони дня через три.
*
После совокупления всякое животное печально,
- говорили древние римляне. Кроме лисы, добавила бы я. И кроме женщины. Теперь я это точно знала.
Я не хочу сказать, что женщина животное. Совсем наоборот - мужчина куда ближе к животным во всех проявлениях: издаваемых запахах и звуках, типе телесности и методах борьбы за личное счастье (не говоря уже о том, что именно он полагает для себя счастьем). Но древний римлянин, метафорически описавший свое настроение после акта любви, был, видимо, настолько органичным секс-шовинистом, что просто не принимал женщину во внимание, а это требует от меня восстановить справедливость.
Вообще у этой поговорки может быть как минимум четыре объяснения:
1) римляне не считали женщину
даже
животным.
2) римляне считали женщину животным, но совокуплялись с ней таким способом, что женщина действительно делалась печальна (например, Светоний рассказывает, что закон запрещал казнить девственниц удавкой, и палач растлевал их перед казнью - как тут не загрустить?).
3) римляне не считали женщину животным, полагая им только мужчину. Вот за такой благородный взгляд на вещи римлянам можно было бы простить многое - кроме, конечно, этой их заморочки с девственницами и удавками.
4) римляне не имели склонности ни к женщине, ни к метафоре, зато питали ее к домашнему скоту и птице, которые не разделяли этого влечения и не умели скрыть своих чувств.
Доля истины могла скрываться в каждом из этих объяснений - всякое, наверно, случалось за несколько имперских веков. Но я была счастливым животным.