Он посмотрел на мою белую кофточку и глубоко вдохнул через нос.
- Вот эта кофта, - сказал он. - До тебя ее носила женщина средних лет, которая пользовалась самодельным одеколоном из египетского лотосового экстракта...
Я понюхала свою кофточку. Она ничем не пахла.
- Серьезно? - спросила я. - Я ее купила в "секонд-хэнд", вышивка понравилась.
Он еще раз потянул в себя воздух.
- Кроме того, она разводила экстракт поддельной водкой. Сивухи много.
- Что ты говоришь такое? - растерялась я. - Хочется снять эту кофту и выкинуть... А что ты еще чувствуешь?
Он повернулся к раздвинутой двери.
- Ужасно пахнет бензином. От него просто голова раскалывается. Еще пахнет асфальтом, резиной, табачным дымом... Еще туалетом, человеческим потом, пивом, выпечкой, кофе, поп-корном, пылью, краской, лаком для ногтей, пончиками, газетной бумагой... Я могу долго перечислять.
- А разве эти запахи не смешиваются?
Он отрицательно покачал головой.
- Скорей они обволакивают друг друга и вложены один в другой. Как письмо в конверте, которое лежит в кармане пальто, которое висит в шкафу, и так далее. Самое ужасное, узнаешь много такого, о чем совершенно не хотелось знать. Например, тебе дают бумагу на подпись, а ты чувствуешь, что вчера на ней лежал бутерброд с несвежей колбасой. Мало того, вдобавок еще и пот от руки, которая подала тебе эту бумагу, пахнет так, что ясно - в бумаге неправда... И так далее.
- А почему это с тобой?
- Обычное волчье обоняние. У меня оно часто сохраняется в человеческой фазе. Тяжело. Правда, спасает от многих вредных привычек.
- Например?
- Например, я не могу гашиш курить. А особенно кокаин нюхать.
- Почему?
- Потому что я по первой же дорожке могу сказать, сколько часов курьер вез его в жопе, пока добирался из Коломбо в Баку. Да чего там, я даже знаю, кто и сколько раз его в эту...
- Не надо, - перебила я, - не продолжай. Я уже поняла.
- И главное, не знаешь, когда навалится. Это непредсказуемо, как мигрень.
- Бедный, - вздохнула я. - Какое наказание.
- Ну не совсем наказание, - сказал он. - Кое-что мне очень даже нравится. Например, мне нравится, как пахнешь ты.
Я смутилась. Телу лисы действительно свойствен еле заметный ароматный запах, но люди обыкновенно принимают его за духи.
- А чем я пахну?
- Даже не знаю... Горами, лунным светом. Весной. Цветами. Обманом. Но это не коварный обман, скорее насмешка. Мне ужасно нравится, как ты пахнешь. Я, кажется, мог всю жизнь вдыхать этот запах и все время находить в нем что-то новое.
- Вот и славно, - сказала я. - Мне было очень неловко, когда ты заговорил про мою кофту. Больше я никогда ничего не буду покупать в "секонд-хэнд".
- Ничего страшного, - сказал он. - Но я буду признателен, если ты ее снимешь.
- Такой сильный запах?
- Нет. Совсем слабый. Просто без кофты ты мне больше нравишься.
Подумав, я сняла кофту через голову.
- Сегодня ты без лифчиков, - засмеялся он.
- Да, - сказала я. - Я читала, когда девушка идет к своему молодому человеку, с которым у нее что-то должно произойти... Ну, если она готова к тому, что это произойдет... То она его не надевает. Своего рода этикет.
- Где ты такое читала? - спросил он.
- В "Cosmopolitan". Слушай, я давно хотела спросить. Ничего, что у меня маленькая грудь?
- Мне очень даже нравится, - сказал он. - Хочется долго-долго ее целовать.
Мне показалось, что он говорит с усилием, словно у него сводит челюсти зевотой. Так обычно бывало перед самой трансформацией. Несмотря на его обнадеживающее заявление насчет "долго-долго целовать", до этого доходило редко. Впрочем, его горячий волчий язык... Но не буду переходить границы приличий, читатель ведь и сам все понимает.
Не успел он снять с меня трусики, как все и случилось: сексуальное возбуждение включило таинственный механизм его метаморфозы. Прошло меньше минуты, и передо мной стоял жуткий и прекрасный зверь, в котором особенно поражал воображение инструмент любви. Мне каждый раз не верилось, что мой мешочек-симулякр действительно способен поглотить этот молот ведьм.
Превращаясь в волка, Александр терял способность разговаривать. Но он понимал все, что слышал, - хотя, конечно, у меня не было гарантии, что его волчье понимание тождественно человеческому. Остававшихся у него коммуникативных способностей не хватало на передачу сложных движений души, но он мог ответить утвердительно или отрицательно. "Да" означал глухой короткий рык:
- Р-р-р!
А "нет" он передавал звуком, похожим на нечто среднее между воем и зевком:
- У-у-у!
Меня немного смешило это "у-у-у" - примерно так же скулит в жару собака, запертая хозяевами на балконе. Но я не стала говорить ему о своем наблюдении.
Его руки делались похожи не на волчьи лапы, а скорее на фантастические конечности кинематографического марсианина. Я не могла поверить, что эти клешни способны на нежное прикосновение, хотя знала это по опыту.
Поэтому, когда он положил их на кожу моего живота, мне, как всегда, стало не по себе.
- Чего ты хочешь, серенький? - спросила я. - Мне лечь на бок?
- У-у-у!
- На животик?
- У-у-у!
- Встать на коленки?