Я решила взять Александра на охоту вовсе не из желания похвастаться. Трансформация лисы во время куриной охоты не заходит так далеко, как происходящее с волком, поэтому хвалиться было нечем. Но если супрафизический сдвиг произойдет со мной на глазах у Александра, думала я, это будет лучшим способом сказать ему: "мы с тобой одной крови". Возможно, это растопит остатки недоверия между нами и сделает нас ближе - таков был мой смутный расчет.
Место для охоты я приглядела давно. Одна из дорожек, петлявших сквозь Битцевский лес, выходила к стоящему на опушке деревянному дому, в котором жил лесник (не уверена, что это правильный термин, но этот человек точно имел к парку какое-то служебное отношение). Рядом с домом был курятник - большая редкость в современной Москве. Я приметила его во время велосипедной прогулки по лесу и теперь решила воспользоваться своей находкой. Но сначала следовало еще раз все проверить и наметить пути отступления. Посвятив велоразведке целый день, я установила следующее:
1) куры в курятнике были, люди в доме - тоже; таким образом, присутствовали оба необходимых для охоты ингредиента.
2) убегать следовало по дороге, которая вела в лес.
3) надо было успеть оторваться от погони до того, как дорожка вынырнет из леса с другой стороны - на опушке всегда было много прогуливающихся, в основном молодых мамаш с колясками.
Кроме того, я обнаружила, как подъехать почти к самому курятнику на машине - хоть домик лесника казался затерянным в лесу, город начинался всего в трехстах метрах: лес обрывался шеренгой бетонных шестиэтажек. Я записала адрес самого близкого к курятнику дома. Теперь все было готово к охоте.
Велоразведка дала еще один результат. Возвращаясь домой, я поехала по незнакомой дорожке и обнаружила удивительное место, куда не попадала раньше. Это был обширный пустырь, даже скорее поле, скатывающееся одним краем к речушке и окруженное лесом. Поле пересекали тропинки, а на ведущем к реке склоне был велосипедный трамплин - крутая земляная насыпь, укатанная множеством шин. Я не решилась прыгнуть, а только медленно въехала на него, представляя себе, каково это - разогнаться и взмыть в воздух. Но уверенности, что я смогу приземлиться, у меня не было.
Недалеко от трамплина обнаружилась странная скульптурная композиция. В землю были врыты несколько серых бревен разной длины. Их обструганные верхушки изображали лица воинов. Бревна воины стояли вплотную друг к другу, а вокруг них размещались грубые прочные лавки. По периметру стояло четверо ориентированных по сторонам света П-образных ворот, таких же серых, мощных и растрескавшихся. Все вместе напоминало бревенчатый Стоунхендж, уже пострадавший в битве с вечностью: бревна были изуродованы кострами, которые разводила прямо на них местная шпана. Но, несмотря на черные пропалины и множество пустых бутылок из-под пива, в этом объекте была красота и даже какое-то зыбкое величие.
Я села на одно из бревен, уставилась на красный круг солнца (такие закаты бывают в Москве только в мае) и ушла в мысли о прошлом. Мне вспомнился человек, которого я встретила больше тысячи лет назад - его звали Желтый Господин, по названию Желтой Горы, на которой стоял его монастырь. Я провела в беседе с ним всего одну ночь, а запомнила этот разговор навсегда - стоило закрыть глаза, и я видела лицо Желтого Господина так отчетливо, словно он был рядом. А ведь сколько было людей, с которыми я сталкивалась многие годы изо дня в день - и от которых в моей памяти не осталось даже тени... Сестричка И тоже знала Желтого Господина, подумала я. Интересно, помнит она его? Надо будет спросить.
В этот момент зазвонил мобильный.
- Алло, - сказала я.
- Здравствуй, рыжая.
Я не поверила своим ушам.
- Сестричка И? Просто чудеса. Я только что о тебе думала...
- То-то у меня хвост чешется, - засмеялась она. - Я уже в Москве.
- Где ты остановилась?
- В гостинице "Националь". Что ты делаешь завтра в час дня?
*
Я боялась проблем при входе в "Националь", но никто из секьюрити не обратил на меня внимания. Возможно, дело было в том, что меня ожидала похожая на шарфюрера СС девушка-администратор с табличкой "valued guest of Lady Cricket-Taylor", которая проводила меня к одному из люксов. Не хватало только почетного караула с оркестром.
И Хули встретила меня, сидя на полосатом диване в гостиной номера. Меня мучило подозрение, что я уже встречалась в этом помещении с каким-то клиентом, не то бизнесменом из Южной Кореи, не то оружейным арабом. Но дело могло быть просто в полосатом диване, такие здесь во многих номерах. Увидев меня, сестричка встала навстречу, и мы нежно обнялись. В ее руках появился прозрачный пластиковый пакет.
- Это тебе, - сказала она. - Недорого, но изящно.
В пакете была майка с британским флагом и русско-английской надписью:
КОКНИ
COCKNEY
- Это в Лондоне продают, - сказала она. - На всех языках. Но на русском получается особенно мило.
И она тихо захихикала. Я не могла удержаться и засмеялась тоже.
И Хули выглядела в точности так же, как в двадцать девятом году, когда она приезжала в Россию по линии модного тогда Коминтерна. Только сейчас ее стрижка казалась чуть короче. Одета она была, как всегда, неподражаемо.
Последнюю тысячу лет стиль И Хули не менялся - это был предельный радикализм, замаскированный под утилитарную минималистичность. Я завидовала ее смелому вкусу - она всегда опережала моду на полшага. Мода циклична, и за долгие столетия сестренка И наловчилась кататься на волнах этих циклов с мастерством профессионала по серфингу - каким-то чудом она постоянно находилась в точке, угадать координаты которой пытаются все дизайнеры одежды.
Вот и сейчас на ней была умопомрачительная жилетка, похожая на огромный патронташ со множеством разноцветных накладных карманов, расшитых арабской вязью и оранжевыми словами "Ka-Boom!". Это была вариация на тему пояса шахида - каким его сшил бы японский дизайнер-либертен. Вместе с тем вещь была очень удобной - сумка обладателю такой жилетки была ни к чему.
- Не слишком ли смело для Лондона? - спросила я. - Никто не возмущается?
- Что ты! У англичан все силы духа уходят на лицемерие. На нетерпимость не остается.
- Неужели все так мрачно?
Она махнула рукой.
- Лицемерие по-английски "hypocrisy". Я бы ввела новый термин - "hippopocrisy", от "гиппопотам". Чтоб обозначить масштабы проблемы.
Я терпеть не могу, когда дурно отзываются о целых нациях. По-моему, так поступают или неудачники, или те, у кого нечиста совесть. Неудачницей сестричку И никак не назовешь. Но вот насчет совести...
- А почему бы тебе первой не перестать лицемерить? - спросила я.
- Тогда это будет цинизм. Еще неизвестно, что хуже. В общем, в чулане темно и сыро.
- В каком чулане?
- Я про английскую душу. Она напоминает мне чулан. Или как это правильно перевести... closet. Лучшие из англичан всю жизнь стремятся оттуда выйти, но удается это, как правило, только в момент смерти.
- Откуда ты знаешь?
- Как откуда? Вижу изнутри. Я ведь сама англичанка. Ну, конечно, не до конца - примерно как ты русская. Ведь можно сказать, что ты русская?
- Пожалуй, - согласилась я и тихонько вздохнула.
- А на что похожа русская душа?
Я задумалась.
- На кабину грузовика. В которую тебя посадил шофер-дальнобойщик, чтобы ты ему сделала минет. А потом он помер, ты осталась в кабине одна, а вокруг только бескрайняя степь, небо и дорога. А ты совсем не умеешь водить.
- А шофер еще в кабине, или...?
Я пожала плечами.
- Это у кого как.
- Да, - сказала И Хули. - Выходит, то же самое.