- Я знаю, как ты к этому относишься, - продолжала она, - но если ты поговоришь с хорошим психоаналитиком, ты сразу поймешь свои подлинные мотивы. С аналитиком, кстати, можно говорить не стесняясь, о чем хочешь, - за это ему и платят. Про хвост, конечно, необязательно рассказывать. Хотя можно и сказать, типа как о фантазии. Но тогда пропускай все, что он будет тебе говорить о penis envy
[18]
...
Открыть подруге душу и услышать такое... Я разозлилась.
- Слушай, - сказала я, - а тебе не кажется, что весь этот психоаналитический дискурс давно пора забить осиновым колом в ту кокаиново-амфетаминовую задницу, которая его породила?
Она выпучила глаза.
- Так, насчет амфетаминов понимаю. Я все-таки с Жан-Поль Сартром два года дружила, если ты не в курсе. И про задницу понимаю, по той же самой причине. А вот кокаин тут при чем?
- Могу объяснить, - сказала я, радуясь, что разговор уходит от скользкой темы.
- Ну объясни.
- Доктор Фрейд не только сам сидел на кокаине, он его пациентам прописывал. А потом делал свои обобщения. Кокаин - это серьезный сексуальный возбудитель. Поэтому все, что Фрейд напридумывал - все эти эдипы, сфинксы и сфинкторы, - относится исключительно к душевному измерению пациента, мозги которого спеклись от кокаина в яичницу-глазунью. В таком состоянии у человека действительно остается одна проблема - что сделать раньше, трахнуть маму или грохнуть папу. Понятное дело, пока кокаин не кончится. А в те времена проблем с поставками не было.
- Я говорю не про...
- Но пока у тебя доза меньше трех граммов в день, - продолжала я, - ты можешь не бояться ни эдипова комплекса, ни всего остального, что он наоткрывал. Основывать анализ своего поведения на теориях Фрейда - примерно как опираться на пейотные трипы Карлоса Кастанеды. В Кастанеде хоть сердце есть, поэзия. А у этого Фрейда только пенсне, две дорожки на буфете и дрожь в сфинктере. Буржуазия любит его именно за мерзость. За способность свести все на свете к заднице.
- А почему буржуазия должна его за это любить?
- А потому, что портфельным инвесторам нужны пророки, которые объяснят мир в понятных им терминах. И лишний раз докажут, что объективной реальности, в которую они вложили столько денег, ничего не угрожает.
И Хули посмотрела на меня чуть насмешливо.
- А как ты думаешь, - спросила она, - действительно тенденция к отрицанию объективной реальности имеет в своей основе сексуальную депривацию?
- А? - растерялась я.
- Проще говоря, согласна ли ты, что мир считают иллюзией те, у кого проблемы с сексом? - повторила она тоном доброй теледикторши.
С этим взглядом на мир я часто сталкивалась в "Национале". Дескать, только сексуально закомплексованные лузеры прячутся от живительного шума рынка в мистику и обскурантизм. Особенно забавно бывало слышать это от клиента, елозящего в одиночестве по кровати: если вдуматься, то же самое происходило с бедняжкой и все остальное время, только вместо лисьего хвоста его морочила Financial Times, а одиночество было не относительным, как в моем обществе, а абсолютным. Но услышать такое от сестрички... Вот что делает с нами общество потребления.
- Все наоборот, - сказала я. - На самом деле, именно тенденция увязывать духовные поиски с сексуальными проблемами основана на фрустрации анального вектора либидо.
- Как это? - подняла брови сестричка И.
- А так. Тем, кто это говорит, следует сделать то, что им всегда тайно хотелось - трахнуть себя в задницу.
- Зачем?
- Когда они займутся тем, в чем они понимают, они перестанут рассуждать о том, чего не понимают. У свиньи так устроена шея, что она не может смотреть в небо. Но из этого вовсе не следует, что небо - сексуальный невроз.
- Понятно... От волка набралась?
Я промолчала.
- Так-так-так, - сказала сестричка И. - А посмотреть на него можно?
- Почему вдруг такой интерес? - спросила я подозрительно.
- Только не ревнуй, - засмеялась она. - Просто хочется поглядеть, кто тебе пришелся по сердцу. К тому же я никогда не видела волков-оборотней, только слышала, что они бывают где-то на севере. Кстати, сверхоборотень, про которого ты мне постоянно читаешь лекции - скорее волк, чем лиса. Так, во всяком случае, считает мой муж. И его ложа "Розовый Закат" тоже.
Я вздохнула. Было просто непостижимо, как это И Хули, настолько проницательная в одних вопросах, может быть так дремуче-невежественна в других. Сколько раз можно объяснять ей одно и то же? Я решила не вступать в спор. Вместо этого я спросила:
- Ты думаешь, что сверхоборотнем может оказаться мой Александр?
- Насколько я понимаю, сверхоборотень - не просто волк. Это нечто отстоящее от волка так же далеко, как волк отстоит от лисы. Но сверхоборотень - это не промежуточная стадия между лисой и волком. Он далеко
за
волком.
- Ничего не понимаю, - сказала я. - Где - за волком?
- Знаешь что, сама я связно не объясню. Бедняжка Брайан собрал весь доступный материал на эту тему. Хочешь, он прочтет короткую лекцию, пока еще жив? У нас как раз есть свободное время завтра днем. А ты позови своего Александра - ему, я думаю, тоже будет интересно послушать. Заодно и мне покажешь.
- Было бы здорово, - сказала я. - Только у Александра неважно с английским.
- Это ничего. Брайан полиглот и свободно говорит на пяти языках. В том числе и на русском.
- Хорошо, - сказала я, - тогда давай попробуем.
И Хули подняла палец.
- А твой генерал-лейтенант окажет нам за это одну услугу.
- Какую?
- Нам с Брайаном нужно попасть ночью в храм Христа Спасителя. Причем это должна быть ночь с пятницы на субботу, около полнолуния. Сможет он устроить?
- Думаю, сможет, - сказала я. - Наверняка у него есть связи. Попробую поговорить.
- Тогда я тебе напомню, - сказала И Хули.
Так с ней всегда. Решает свои вопросы за твой счет и при этом создает у тебя чувство, что она тебя облагодетельствовала. Хотя, с другой стороны, мне было ужас как интересно посмотреть на лорда Крикета - оккультиста, покровителя изящных искусств и любителя лисьей охоты.
- Скажи, - спросила я, - а твой муж догадывается? Ну, про тебя?
- Нет. Ты что, с ума сошла? Это же охота. По правилам он должен все узнать только в последний момент.
- Как тебе удается столько времени все скрывать?