Мы никак не могли подключить проектор к ноутбуку: не желал работать bluetooth, а я никогда раньше не имела с ним дела. На некоторое время я полностью ушла в технические вопросы и перестала обращать внимание на происходящее в комнате. А когда я наконец решила проблему, лорд Крикет и Александр уже вовсю спорили о ценностях.
- Вы серьезно полагаете, - спрашивал лорд Крикет, - что есть способ общественного устройства лучше, чем либеральная демократия?
- Не надо нам этих либералов! Спасибо, десять лет мучились. Сейчас только чуть-чуть дух перевели.
Я поняла, что пора вмешаться.
- Извините, - сказала я, незаметно для лорда Крикета показывая Александру кулак, - мне кажется, что вы не понимаете друг друга. Речь идет о чисто лингвистическом недоразумении.
- Как так? - спросил лорд Крикет.
- Есть целый ряд звукосочетаний, которые в разных языках означают совершенно разное. Например, русское слово "Бог" в английском языке становится болотом - "bog". А английское слово "God" в русском языке становится календарным годом. Звучание одинаковое, а смысл совершенно различный. Такое бывает и с фамилиями, иногда получается очень смешно. Вот так же со словом "либерал". Это классический кросс-языковой омоним. Скажем, в Америке оно обозначает человека, который выступает за контроль над оружием, за однополые браки, за аборты и больше сочувствует бедным, чем богатым. А у нас...
- А у нас, - перебил Александр, - оно означает бессовестного хорька, который надеется, что ему дадут немного денег, если он будет делать круглые глаза и повторять, что двадцать лопающихся от жира паразитов должны и дальше держать всю Россию за яйца из-за того, что в начале так называемой приватизации они торговали цветами в нужном месте!
- Фу, как грубо, - сказала я.
- Зато правда. А трагедия русского либерализма в том, что денег хорьку все равно не дадут.
- Почему не дадут? - спросила я.
- Раньше жаба душила. Сейчас обосрутся. А потом денег не будет.
Редко бывает, подумала я, чтобы все три времени так безнадежно-мрачно смыкались в одной сентенции.
- Вы за пересмотр результатов приватизации? - спросил внимательно слушающий лорд Крикет.
- А почему бы и нет? - вмешалась И Хули. - Если разобраться, человеческая история за последние десять тысяч лет есть не что иное как непрерывный пересмотр результатов приватизации. Вряд ли история кончится из-за того, что несколько человек украли много денег. Даже если эти несколько человек наймут себе по три Фукуямы каждый
[22]
.
Сестричка И любила иногда высказать какую-нибудь радикальную, даже разбойничью мысль - это шло к ее хищной красоте и сразу зачаровывало будущую жертву. Вот и сейчас я заметила, с каким восхищением уставился на нее Александр.
- Именно! - сказал он. - Надо записать. Жаль, нечем. А кто такая фукуяма? Типа гейши?
- Примерно, - сказала И Хули и повернулась так, чтобы Александр увидел ее профиль. В профиль она абсолютно неотразима.
Вот гадина, подумала я, ведь обещала... И все-таки ею нельзя было не восхищаться: сестричка И ничего не понимала в российских делах, но инстинктом чувствовала, что сказать, чтобы с первой же попытки надеть мужчине петлю на шею. Александр смотрел на нее раскрыв рот, и я поняла - его надо срочно спасать. Следовало высказать что-то еще более радикальное.
- Так что все эти споры о либерализме, - сказала я, как бы закрывая тему, - просто лингвистический казус. И хоть мы очень уважаем либеральную демократию как принцип, вонять от этих слов в русском языке будет еще лет сто!
Александр перевел восхищенный взгляд с И Хули на меня. Потом назад на И Хули. Потом опять на меня. У парня просто праздник какой-то, подумала я.
- Да-да, - сказал он. - Насчет слов ты права. Дело ведь не в самой либеральной вывеске. Дело в тех омерзительных оборотнях, которые за ней прячутся. Приезжает такой офшорный кот в Америку, говорит, что он либерал, а угнетенные негры думают, что он за легализацию каннабиса...
- Скажите, вашей профессиональной деятельности не мешает такое эмоциональное отношение к предмету? - спросил лорд Крикет.
Александр не почувствовал иронии.
- Должны же мы знать, кому крышу даем... Только поймите меня правильно. Я не хочу сказать, что демократия - это плохо. Это хорошо. Плохо, когда ее пытаются использовать жулики и проходимцы. Поэтому демократии надо помогать, чтобы она двигалась в правильном направлении. Так мы считаем.
- Это уже не демократия, - сказал лорд Крикет. - Суть демократии именно в том, что ей никто не помогает, а она помогает себе сама.
- Никто не помогает? Это в переводе значит, что мы сидим и смотрим, как нас имеют во все дыры разные бенефициары с двойным подбородком и тройным гражданством. Двадцать лет смотрели. Нам уже планы бантустанов начертили, русскоговорящий персонал подготовили, знаем-знаем... Читали инструкции. Вы думаете, мы болты закручивать стали из любви к искусству? Нет, ошибаетесь. Просто иначе нас доели бы за три года.
- Кто доел? - удивленно спросил лорд Крикет. - Демократия? Либерализм?
- Демократия, либерализм - это все слова на вывеске, она правильно сказала. А реальность похожа, извините за выражение, на микрофлору кишечника. У вас на Западе все микробы уравновешивают друг друга, это веками складывалось. Каждый тихо вырабатывает сероводород и помалкивает. Все настроено, как часы, полный баланс и саморегуляция пищеварения, а сверху - корпоративные медиа, которые ежедневно смачивают это свежей слюной. Вот такой организм и называется открытым обществом - на фиг ему закрываться, он сам кого хочешь закроет за два вылета. А нам запустили в живот палочку Коха - еще разобраться надо, кстати, из какой лаборатории, - против которой ни антител не было, ни других микробов, чтобы хоть как-то ее сдержать. И такой понос начался, что триста миллиардов баксов вытекло, прежде чем мы только понимать начали, в чем дело. И вариантов нам оставили два - или полностью и навсегда вытечь через неустановленную жопу, или долго-долго принимать антибиотики, а потом осторожно и медленно начать все заново. Но уже не так.
- Ну, с антибиотиками у вас никогда проблем не было, - сказал лорд Крикет. - Весь вопрос в том, кто их будет назначать.
- Найдутся люди, - сказал Александр. - И никакого Мирового банка или там Валютного фонда, которые сначала эту палочку Коха прописывают, а потом тазик подставляют, нам в консультанты не надо. Проходили уже. Мол, отважно взвейтесь над пропастью, покрепче долбанитесь о дно, а потом до вас донесутся вежливые аплодисменты мирового сообщества. А может, нам лучше без этих аплодисментов и без пропасти? Ведь жила Россия своим умом тысячу лет, и неплохо выходило, достаточно на карту мира посмотреть. А теперь нам, значит, пора в плавильный котел, потому что кто-то хорошо торганул цветами. Это мы еще посмотрим, кому туда пора. Если кто-то сильно хочет нас переплавить, может оказаться, что мы ему самому поможем расплавиться в черный дым. Чем, у нас есть, и долго еще будет!
И Александр оглушительно стукнул кулаком по столу, так, что проектор и ноутбук подскочили. Затем наступила тишина. Стало слышно, как между окном и шторой бьется заблудившаяся муха.
Иногда я сама не понимала, что вызывает в моей душе большее смятение - чудовищный инструмент любви, с которым я имела дело, когда он превращался в волка, или эти дикие, поистине волчьи взгляды на жизнь, которые он высказывал, пока был человеком. Возможно, второе завораживало меня так же, как и... Я не стала додумывать эту мысль до конца - она была слишком пугающей.
Тем более что завораживаться было нечем. Несмотря на весь свой кажущийся радикализм, он говорил только про следствия и даже не упомянул причину - верхнюю крысу, занятую чмокающим самососуществованием (вот почему я так не люблю слово "минет", подумала я, вот она - психопатология обыденной жизни). Впрочем, скорей всего Александр все понимал, но, как и положено оборотню, хитрил: жить в Семейной Аравии и не замечать аппарата можно только за большие деньги, а они у него были. А может, и не хитрил... Ведь я сама все поняла про
upper rat
и
хуй сосаети
только тогда, когда стала объяснять это в письме сестренке Е. А как работает голова у волка, я пока не знала.
Первым в себя пришел лорд Крикет. На его лице отразилась искренняя печаль (я, конечно, не подумала, что она искренняя, - просто мимическое мастерство британского аристократа требовало именно этого слова). Он поглядел на часы и сказал:
- Я могу в чем-то понять ваши эмоции. Но, если честно, мне скучно следить за маршрутом, по которому движется ваш ум. Это такая бесплодная пустыня! Люди проводят в подобных спорах всю жизнь. А потом просто умирают.
- А что, - спросил Александр, - есть другие варианты?
- Есть, - сказал лорд Крикет. - Поверьте мне на слово, есть. Среди нас живут существа иной природы. Вы, как я понимаю, испытываете к ним серьезный интерес. Так вот, этих
омерзительных оборотней,
как вы выразились, не занимают пустяки, о которых вы говорите с таким жаром. И они не прикрываются либеральной вывеской - тут вы ошиблись. Они вообще не замечают миражей, которые заставляют вас краснеть и молотить кулаком по столу...
Александр хмуро опустил голову.
- Вряд ли вы даже сумели бы объяснить им, - продолжал лорд Крикет, - что именно вызывает у вас столько желчи. Как сказал Торо, they march to the sound of a different drummer
[23]