Это, конечно, ханжеское обвинение, основанное на двойном стандарте. Трансформация восприятия является основой не только лисьего колдовства, но и множества рыночных технологий. Например, фирма "Форд" приделывает к дешевому грузовичку F-150 красивую переднюю решетку, меняет кузов и называет получившийся продукт "Линкольн Навигатор". И никто не говорит, что фирма "Форд" искажает Образ Божий. А про политику я просто промолчу, и так все ясно. Но негодование почему-то вызываем только мы, лисы.
Волки-оборотни в отличие от нас используют
восприятие трансформации.
Они создают иллюзию не для других, а для себя. И верят в нее до такой степени, что иллюзия перестает быть иллюзией. Кажется, в Библии есть отрывок на эту тему - "будь у вас веры с горчичное зерно..." У волков она есть. Их превращение - своего рода цепная алхимическая реакция.
Сначала оборотень заставляет себя поверить, что у него растет хвост. А появляющийся хвост, который у волков является таким же органом внушения, как и у нас, гипнотически воздействует на собственное сознание волка, убеждая его, что с ним действительно происходит трансформация, и так до окончательного превращения в зверя. В технике это называют положительной обратной связью.
Превращение Александра каждый раз начиналось с одного и того же: его тело изгибалось, словно невидимый канат натягивался между хвостом и черепом. Теперь я поняла, в чем было дело. Ту энергию, которую лисы направляли на людей, волки замыкали сами на себя, вызывая трансформацию не в чужом восприятии, а в собственном, и уже потом, как следствие - в чужом.
Можно ли называть такое превращение реальным? Я никогда не понимала смысл этого эпитета до конца, тем более что каждая эпоха вкладывает в него свое значение. Например, в современном русском слово "реальный" имеет четыре основных употребления:
1) боевое междометие, употребляемое бандитами и работниками ФСБ во время ритуала смены крыши.
2) жаргонизм, используемый
upper rat
и
хуй сосаети
при разговоре о своих зарубежных счетах.
3) технический термин, относящийся к недвижимости.
4) общеупотребительное прилагательное, означающее "имеющий долларовый эквивалент".
Последнее значение делает термин "реальный" синонимом слова "метафизический", поскольку доллар в наше время есть величина темно-мистическая, опирающаяся исключительно на веру в то, что завтра будет похоже на сегодня. А мистикой должны заниматься не оборотни, а те, кому положено по профессии - политтехнологи и экономисты. Поэтому я не хочу называть превращение волка-оборотня "реальным" - иначе может сложиться ощущение, что в нем присутствует дешевая человеческая чертовщина. Но несомненными были две вещи:
1) трансформация волка качественно отличалась от лисьего морока, хоть и основывалась на том же эффекте.
2) на волчью метаморфозу тратилось огромное количество энергии - куда больше, чем расходовали на клиента мы, лисы.
Из-за этого волки не могли долго оставаться в зверином теле, и фольклор связывал их преображение с различными временными ограничениями - темный временем суток, полнолунием или чем-нибудь похожим. Здесь покойный лорд Крикет был совершенно прав.
Я вспомнила странное переживание, посетившее меня на охоте - когда я впервые в жизни осознала реликтовое излучение хвоста, направленное на меня саму. Но что именно я внушала себе? Что я лиса? Но я и без внушения это знала... В чем же дело? Я чувствовала, что стою на пороге чего-то важного, способного изменить всю мою жизнь и вывести, наконец, из того духовного тупика, в котором я провела последние пять веков. Но, к своему позору, вначале я подумала совсем не о духовной практике.
Стыдно признаться, но первая мысль была о сексе. Я вспомнила жесткий серый хвост Александра и поняла, как вывести наши любовные переживания на новую орбиту. Все было просто. Механизм воздействия на сознание, которым пользовались лисы и волки, совпадал в главном - различалась только интенсивность внушения и его объект. Я, так сказать, угощала своего клиента шампанским, и ему становилось весело. А Александр сам глотал бутылку водки, после чего всем вокруг становилось страшно. Но действующая субстанция, алкоголь, была той же самой.
Так вот, объединив наши возможности, мы могли наделать из шампанского с водкой массу самых разнообразных коктейлей. Ведь секс - не просто стыковка известных частей тела. Это еще и энергетический союз между двумя существами, совместный трип. Если мы научимся складывать наши гипнотические векторы для того, чтобы вместе нырять в любовную иллюзию, думала я, мы устроим себе такой вокзал для двоих, где каждая шпала будет на вес золота.
Была только одна сложность. Вначале нам следовало договориться о том, что мы хотим увидеть. Причем не просто на словах - слова были ненадежной опорой. Основываясь только на них, мы могли очень по-разному представить себе конечный маршрут путешествия. Требовалось готовое изображение, которое стало бы отправной точкой нашей визуализации. Например, картина...
Я попыталась представить себе подходящее классическое полотно. Как назло, ничего интересного не приходило в голову - вспомнился только шедевр раннего Пикассо "Старый еврей и мальчик". Много лет назад я закладывала открыткой с репродукцией этой картины "Психопатологию обыденной жизни" Фрейда, которую никак не могла осилить, и с тех пор две печальных темных фигуры запомнились мне во всех подробностях.
Нет, картины не годились. Они не давали представления о том, как выглядит объект в трехмере. Гораздо лучше подходило видео. У Александра такой большой телевизор, подумала я. Должна же от него быть хоть какая-то польза?
*
Есть сорт турецкой жвачки с картинками-вкладками, на которых изображены влюбленные пары в разных смешных ситуациях. Подписаны такие рисунки "Love is...", и раньше я часто видела их наклеенными на стены в лифтах и кинотеатрах. Если бы мне надо было нарисовать свою версию этого комикса, там были бы волк и лиса со сплетенными хвостами, сидящие перед телевизором.
Технология чуда оказалась проще, чем я предполагала. Достаточно было соединить наши гипнотические органы, устроившись в любой позе, которая позволяла это сделать. Соприкасаться должны были только хвосты: надо было следить за происходящим на экране, и более тесное соседство мешало.
Ритуал выработался у нас на удивление быстро. Обычно он ложился на бок, свешивая ноги на ковер, а я садилась рядом. Мы включали фильм, и я ласкала его до тех пор, пока не начиналась трансформация. Тогда я закидывала ноги на его мохнатый бок, мы соединяли наши антенны, а дальше начиналось нечто безумное, чего никогда не понять бесхвостому существу. Интенсивность переживания бывала такой, что мне приходилось применять специальную технику, чтобы успокоиться и остыть - я отводила глаза от экрана и читала про себя мантру из "Сутры Сердца", прохладную и глубокую, как колодец: в этих слогах санскрита можно было без следа растворить любую душевную суету. Мне нравилось смотреть, как соединяются наши хвосты - рыжий и серый. Словно кто-то поджег трухлявое полено, и его охватил сноп веселого искристого огня... Я, впрочем, не делилась этим сравнением с Александром.
Но если техническая сторона дела оказалась элементарной, то выбор маршрута для наших прогулок каждый раз сопровождался спорами. Наши вкусы не то что различались, они относились к разным вселенным. В его случае вообще сложно было говорить о вкусе в смысле четкой системы эстетических ориентиров. Ему, как восьмикласснику, нравилось все героически-сентиментальное, и он часами заставлял меня смотреть самурайские драмы, вестерны и то, чего я совершенно терпеть не могла - японские мультфильмы про роботов. А затем мы воплощали в мечту побочные любовные линии, которые требовались режиссерам всей этой видеомакулатуры для того, чтобы между убийствами и драками был хоть какой-то перерыв. Впрочем, поначалу это было интересно. Но только поначалу.
Как профессионалу со стажем, мне быстро наскучили стандартные любовные quickies - я навеяла человечеству больше снов на эту тему, чем человечество сняло о себе порнофильмов. Мне нравилось бродить по terra incognita современной сексуальности, исследовать ее пограничные области, ойкумену общественной морали и нравственности. А он не был к этому готов, и, хоть никто в мире не мог стать свидетелем нашей совместной галлюцинации, его всегда останавливал внутренний часовой.
На мои призывы отправиться в какое-нибудь необычное путешествие он отвечал смущенным отказом или, наоборот, предлагал что-нибудь немыслимое для меня. Например, превратиться в пару мультяшных трансформеров, обнаруживающих интерес друг к другу на крыше токийского небоскреба... Жуть. А когда я хотела стать немецким майором из "Касабланки", чтобы взять его, пока он будет негром-пианистом, поющим "It's summertime and the living is easy"
[26]
, он приходил в такой ужас, словно я побуждала его продать родину.
Это могло бы стать еще одной интересной темой для доктора Шпенглера: большинство русских мужчин гомофобы из-за того, что в русском уме очень сильны метастазы криминального кодекса чести. Любой серьезный человек, чем бы он ни занимался, подсознательно примеривается к нарам и старается, чтобы в его послужном списке не было заметных нарушений тюремных табу, за которые придется расплачиваться задом. Поэтому жизнь русского мачо похожа на перманентный спиритический сеанс: пока тело купается в роскоши, душа мотает срок на зоне.
Я, кстати сказать, знаю, почему дело обстоит именно так, и могла бы написать об этом толстую умную книгу. Ее мысль была бы такой: Россия общинная страна, и разрушение крестьянской общины привело к тому, что источником народной морали стала община уголовная. Распонятки заняли место, где жил Бог - или, правильнее сказать, Бог сам стал одним из "понятиев": пацан сказал, пацан ответил, как подытожил дискурс неизвестный мастер криминального тату. А когда был демонтирован последний протез религии, советский "внутренний партком", камертоном русской души окончательно стала гитарка, настроенная на блатные аккорды.
Но как ни тошнотворна тюремная мораль, другой ведь вообще не осталось. Кругом с арбузами телеги, и нет порядочных людей - все в точности так, как предвидел Лермонтов. Интересно, что "с арбузами телеги" в современном русском означает "миллиардные иски", о которых я не так давно писала сестре в Таиланд. Арбузы есть, а порядочных людей нет, одни гэбэшные вертухаи да журналисты-спинтрии, специализирующиеся на пропаганде либеральных ценностей...
Ой. Специально не буду зачеркивать последнее предложение, пусть читатель полюбуется. Вот он, лисий ум. Ведь мы, оборотни, - естественные либералы, примерно как душа - природная христианка. И что я пишу? Нет,
что я пишу!
Ужас. Хотя бы ясно, откуда все это взялось. Про журналистов-спинтриев - набралась у гэбэшных вертухаев. А про гэбэшных вертухаев - набралась у журналистов-спинтриев. Ничего не поделаешь: если лиса слышала какое-то суждение, она обязательно его выскажет от первого лица. А как быть? Своих мнений по этим вопросам у нас нет (еще чего не хватало), а жить среди людей надо. Вот и отбиваешь мячики. Нет, хорошо все-таки, что мне не нужно писать книгу о России. Какой из меня Солженицын в Ясной Поляне?
Жить не по лжи. LG.
Но я опять отвлеклась.
Я редко обсуждала с Александром природу его гомофобии (он не любил говорить об этом), но была уверена, что корень надо искать в уголовных катакомбах русского сознания. Гомофобия доходила у него до того, что он отвергал все, хоть немного отливающее голубым. Причем эта голубизна мерещилась ему в самых неожиданных местах: например, он считал, что стихотворение Бунина "Петух на церковном кресте" посвящено тяжелому положению геев в царской России. Когда он сказал про это, мне представился шансонье на колокольне, пытающийся пением выкупить свое очко у пьяного крестного хода ("поет о том, что мы живем, что мы умрем, что день за днем...").
- Почему ты так не любишь геев? - спросила я.
- Потому что они идут против природы.
- Но ведь природа их и создала. Как же они идут против природы?
- А так, - сказал он. - Дети спрятаны в сексе, как семечки в арбузе. А голубые - это те, кто борется за право есть арбуз без семечек.
- С кем берется?
- С арбузом. Всем остальным давно по барабану. Но арбуз не может существовать без семечек. Поэтому я и говорю, что они идут против природы. Разве нет?