Священная книга оборотня - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 52

Он некоторое время молчал. Потом спросил:

- А какое кино?

- "Любовное настроение", Вонг Карвай. Стилизация под Гонконг шестидесятых.

- И про что там?

- Прямо про нас, - сказала я. - Там двое живут в соседних комнатах. И постепенно проникаются нежностью друг к другу.

- Шутишь?

Я взяла коробку от DVD и прочла вслух короткую аннотацию:

"Су и Чоу снимают в доме соседние комнаты. Их супруги все время в отъезде. Чоу узнает сумочку Су, подаренную ей мужем. У его жены такая же. А Су узнает галстук Чоу, подаренный ему женой. У ее мужа такой же. Без слов понятно, что их супруги изменяют им друг с другом. Что делать? Может быть, просто погрузиться в сладкую музыку любовного настроения?"

- Я что-то ничего не понял, - сказал он. - Ну ладно, давай погрузимся...

Я поставила ноутбук на пол и вставила диск в дисковод.

Первые минут двадцать или около того он молча смотрел фильм, не проявляя никакой реакции. Я знала это кино наизусть, поэтому смотрела не столько на экран, сколько - краем глаза - на него. Он выглядел расслабленным и спокойным. Улучив минуту, я подвинулась к нему поближе, запустила лапу ему в шерсть и повернула его на бок, так, чтобы он лег хвостом ко мне. Не отрываясь от экрана, он тихо зарычал, но не сказал ничего.

Ничего себе фразочка - "тихо зарычал, но не сказал ничего". Но так и было. Стараясь не спугнуть его, я спустила джинсы, высвободила хвост, и...

Ах, какой это был вечер! Мы никогда не ныряли в бездну так глубоко. Раньше во время любовной галлюцинации я сохраняла память о том, где я и что происходит. А сейчас переживания были такими, что в некоторые моменты я совершенно переставала понимать, кто я на самом деле - гонконгская женщина с русским именем Су или русская лиса с китайским именем А Хули. Несколько раз я испытала самый настоящий ужас, как если бы купила билет на слишком крутые американские горки.

Причина была в Александре - теперь от него исходила такая мощная гипнотическая волна, что противостоять ей я не могла. Хоть ненадолго, но я становилась жертвой наваждения сама и проваливалась в иллюзию без остатка. Один раз он легонько куснул меня за мочку уха и сказал:

- Не кричи.

Я и не заметила, что кричала... Словом, это был полный улет. Теперь я понимала, что переживают наши клиенты каждый раз, когда мы пускаем хвост в дело. Действительно, у людей имелись причины относиться к нам настороженно. С другой стороны, если бы я знала, какие запредельные ощущения мы им дарим, я брала бы минимум втрое больше.

Когда все кончилось, я осталась лежать на циновке рядом с ним, постепенно приходя в себя. Я словно отлежала все тело - следовало дождаться, пока восстановится кровоток. Наконец я почувствовала, что могу говорить. Он к этому времени уже стал человеком.

- Тебе понравилось? - спросила я.

- Ничего. Хорошая оперативная работа. Я хотел сказать, операторская. И режиссер тоже не дурак.

- Нет, я не про фильм.

- А про что тогда? - спросил он и поднял бровь.

Я поняла, что он в хорошем настроении.

- Про это, Саша, про это.

- Если про это, то очень песня понравилась. Давай еще разик поставим?

- Какая именно песня?

- Пацан Лос Диас.

Я наморщила лоб.

- Чего?

- Ну там слова такие, - сказал он чуть смущенно. - Там, конечно, что-то другое, просто звучит похоже.

- Пацан? Где там? А, поняла. "Y asi pasan los dias y yo desesperando..." Это по-испански: "И так проходят дни, и я в отчаянии..."

- Да?

- А ты, наверно, думал, "мальчик хочет в Тамбов", часть вторая? Типа не попал пацан в Тамбов, пока был молодой, состарился и поет теперь о своей грусти.

- Все б тебе издеваться, - сказал он миролюбиво. - Так поставим? Или, может, лучше все кино по новой?

На следующий день мы посмотрели фильм еще раз, потом еще и еще. И каждый раз этот вихрь так же сладостно опустошал душу, как в самом начале. Мы долго отдыхали, лежа рядом. Мы не говорили - говорить было не о чем, да и не оставалось сил.

Мне нравилось класть на него ступни, когда он сворачивался в черный бублик, - для вида он иногда рычал, но я знала, что ему это так же приятно, как и мне. С какой нежностью я вспоминаю сейчас эти дни! Прекрасно, когда два существа находят способ принести друг другу счастье и радость. И каким ханжой надо быть, чтобы осуждать их за то, что они чем-то не похожи на других!

Сколько их было, этих блаженных мгновений отдыха, когда мы лежали на циновке, не в силах пошевелиться? Думаю, в сумме они дают вечность. Каждый раз время исчезало, и приходилось дожидаться, пока оно раскрутится до своей обычной скорости. До чего мудро устроена жизнь, думала я с ленивым удовлетворением, слушая, как поет нашу любимую песню Nat King Cole. Был такой большой, серый, грубый. Собирался солнце сожрать. И сожрал бы, наверное. А теперь лежит у моих ног мирная черная собачка, спокойная и тихая, и просит над ней не подтрунивать. Вот оно, облагораживающее влияние хранительницы очага. Отсюда и пошли цивилизация и культура. А ведь я даже не предполагала, что могу оказаться в этой роли.

Ах, милый Саша, думала я, ты никогда про это не говоришь. А я не решаюсь спросить... Но ты ведь не жалеешь о своей прошлой жизни - одинокой, неустроенной и волчьей? Ведь со мной тебе лучше, чем одному - правда, милый?

А?

...Y tu, tu contestando:

Quizas, quizas, quizas...

[31]

*

Я часто задумывалась, что это за собака, которая отстоит от волка так же далеко, как волк от лисы. Мифологических параллелей было множество, но сама я никогда не встречала такой странной разновидности оборотня. Этот иссиня-черный пес казался безобидным существом, но я нутром чуяла грозную тайну, которая в нем крылась. Все выяснилось случайно.

День начался с легкой ссоры. Мы выбрались в лес погулять, уселись на поваленное дерево, и я решила развлечь его, исполнив старинную китайскую песню на стихи Ли Бо "Луна над горной заставой". Я спела ее очень даже неплохо, только, пожалуй, слишком высоким голосом - в древнем Китае это особенно ценилось. Но мое мастерство расшиблось о кросс-культурный барьер - когда я кончила петь, он покачал головой и пробормотал:

- И как я, русский офицер, дошел до такой жизни?

Я так обиделась, что даже покраснела.

- Да ладно тебе, какой ты русский офицер? Так, бригадир мокрушников.

- Мы невиновных не убиваем, - сказал он сухо.

- А пушкиниста Говнищера кто на смерть послал? Думаешь, не знает никто?

- Какого пушкиниста Говнищера?