- Слушай, у тебя, по-моему, что-то с психикой. То у тебя рыбья голова медведем работает, то какой-то Говнищер гибнет, а я во всем виноват.
- Я просто хотела сказать, что рыльце у тебя в пушку, и я в курсе. Только я тебя и с этим пушком люблю.
- Вот оттого у меня все проблемы, - сказал он тихо, - что ты меня любишь.
Я не поверила своим ушам.
- Что? Ну-ка повтори!
- Шучу, шучу, - торопливо сказал он. - Ты все время шутишь, ну и я пошутил.
Самое ужасное, что его слова были чистой правдой. И мы оба это понимали. Установилось тяжелое молчание.
- А Говнищера мы не на смерть посылали, а на подвиг, - сказал он через минуту. - И память его марать не надо.
Правильно, надо было сменить тему.
- То есть что, он знал? - спросила я.
- Какой-то частью сознания наверняка.
- Значит, упрекнуть себя не в чем?
Александр пожал плечами.
- Во-первых, - сказал он, - у нас заявление есть, которое он в сумасшедшем доме написал: "Хочу увидеть Лондон и умереть", дата и подпись. А во-вторых, нас по гуманитарным аспектам эксперт консультировал. Сказал, что все нормально.
- Это Павел Иванович? - догадалась я.
Александр кивнул.
- А как он вообще стал на вас работать? Я имею в виду, Павел Иванович?
- Ему показалось важным, чтобы мы узнали о его покаянии. Странно, конечно, но зачем отталкивать человека. Особенно если искренне покаялся. Нам ведь всегда нужна информация - ну там по культуре, чтоб знать, кто с нами, а кто нет. Консультации опять же. Так и прижился... Ладно, замнем. Бог с ним, с этим Говнищером. Если, конечно, не врут имамы.
После этого мы не обменялись ни единым словом до самого вечера - я дулась на него, а он на меня: сказано с обеих сторон было достаточно. Вечером, когда молчание надоело, он начал спрашивать у меня подсказки для кроссворда.
Он в тот вечер был в человеческом теле, и от этого в комнате делалось особенно уютно. Я лежала на циновке под лампой и читала очередную книгу Стивена Хаукинга - "Теория Всего" (не больше и не меньше). Вопросы Александра отвлекали меня от чтения, но я терпеливо отвечала на них. Некоторые веселили меня даже больше, чем книга.
- А как правильно пишется - "ги-е-некологическая" или "гинекологическая"?
- Гинекологическая.
- Тьфу ты. Тогда все сходится. А я думал, там "е" после "и".
- Это потому, что ты подсознательно считаешь женщин гиенами.
- Неправда, - сказал он и вдруг засмеялся. - Надо же...
- Что там еще?
- Гинекологическая стоматология.
- Что - "гинекологическая стоматология"?
- Два слова в кроссворде стоят в линию. "Гинекологический" и "стоматология". Если вместе прочитать, смешно.
- Это тебе от необразованности смешно, - сказала я. - А такая культурологическая концепция существует на самом деле. Есть американская писательница Камилл Палья. У нее... То есть не у нее. Скажем так, она оперирует понятием "vagina dentata". Зубастая вагина - это символ бесформенного всепожирающего хаоса, противостоящего аполлоническому мужскому началу, для которого характерно стремление к четкой оформленности.
- Я знаю, - сказал он.
- Откуда?
- Читал. Причем много раз.
- У Камилл Палья? - спросила я с недоверием.
- Да нет.
- А где?
- В Академии ФСБ.
- Контрпромывание мозгов?
- Нет.
- Где же именно? - не отставала я.
- В стенгазете, - сказал он неохотно. - Там был раздел "улыбки разных широт". А в нем такая шутка: "Что страшней атомной войны? Пизда с зубами".
Чего-то подобного я и ожидала.
- А почему много раз?
- А ее три года не меняли, стенгазету.
- Да, - сказала я. - Ясная картина.
Видимо, моя интонация его задела.
- Что ты меня все время необразованностью попрекаешь, - сказал он раздраженно. - Ты, конечно, про все эти дискурсы больше знаешь. Только я ведь тоже не дурак. Просто мои знания относятся к другой области, практической. И поэтому, кстати, они гораздо ценнее твоих.
- Как посмотреть.
- А как ни смотри. Допустим, я бы эту Камилл Палья наизусть выучил. И что бы я потом с ней делал?