- Правда? - спросил он. - А почему?
- Потому что у тебя наконец хорошее настроение. Тебе лучше. А я тебя люблю.
Он чуть помрачнел.
- Я тебя тоже люблю. Но я все время думаю, что ты от меня уйдешь. Наверно, тебе после этого будет лучше. Но я не испытаю за тебя никакой радости.
- Во-первых, я никуда не собираюсь от тебя уходить, - сказала я. - А во-вторых, то чувство, о котором ты говоришь, - это не любовь, а проявление эгоизма. Для самца-шовиниста в тебе я просто игрушка, собственность и статусный символ-трофей. И ты боишься меня потерять, как собственник боится расстаться с дорогой вещью. Так ты никогда не сможешь испытать за другого радость.
- А как испытать радость за другого?
- Для этого надо ничего не хотеть для себя.
- Ты что, ничего не хочешь для себя? - спросил он недоверчиво.
Я отрицательно покачала головой.
- А почему?
- Я уже как-то тебе говорила. Когда долго смотришь вглубь себя, понимаешь, что там ничего нет. Как можно чего-то хотеть для этого ничего?
- Но ведь если в тебе ничего нет, то в других и подавно.
- Если разобраться, нигде нет ничего настоящего, - сказала я. - Есть только тот выбор, которым ты заполняешь пустоту. И когда ты радуешься за другого, ты заполняешь пустоту любовью.
- Чьей любовью? Если нигде никого нет, чья это тогда любовь?
- А пустоте это безразлично. И ты тоже не парься по этому поводу. Но если тебе нужен смысл жизни, то лучшего тебе не найти.
- А любовь - это что, не пустота?
- Пустота.
- Тогда какая разница?
- А разница - тоже пустота.
Он немного подумал.
- А можно заполнить пустоту... справедливостью?
- Если ты начнешь заполнять пустоту справедливостью, ты быстро станешь военным преступником.
- Чего-то ты здесь путаешь, рыжая. Почему это военным преступником?
- Ну а кто будет решать, что справедливо, а что нет?
- Люди.
- А кто будет решать, что решат люди?
- Придумаем, - сказал он и поглядел на летевшую мимо него муху. Муха упала на пол.
- Ты чего, озверел? - спросила я. - Хочешь быть, как они?
И я кивнула головой в сторону города.
- А я и есть как они, - сказал он.
- Кто они?
- Народ.
- Народ? - переспросила я недоверчиво.
Кажется, его самого смутил пафос этой фразы, и он решил сменить тему.
- Я вот думаю, не сходить ли на работу. Узнать, как там и что.
Я опешила.
- Ты серьезно? Тебе что, мало трех пуль? Еще хочешь?
- Бывают служебные недоразумения.
- Какие недоразумения, - простонала я, - это же система! Ты думал, системе нужны солисты? Ей нужен хрюкающий хор.
- Если надо, хрюкну хором. Ты сама подумай, что мы делать будем, когда деньги кончатся?
- Ой, ну уж это не проблема. Не переживай. Тут до людей меньше километра. Как пойду в магазин, заскочу на панель.
Он нахмурил брови.
- Не смей так даже говорить!
- А ты не смей говорить мне "не смей", понял?
- Моя девушка пойдет на панель... В голове не укладывается.
- "Моя девушка, моя девушка..." Когда это ты меня приватизировал?
- Будешь деньги зарабатывать проституцией? А я на них питаться? Прямо какой-то Достоевский.
- Да е... я твоего Достоевского, - не выдержала я.
Он поглядел на меня с интересом.