мозга, которая отвечает за создание наших воспоминаний, — до
возраста двух лет еще не вполне развит, то старший ребенок осознанно
может не помнить, как мама держала его на руках, кормила и баюкала, но он помнит, что эту материнскую любовь получали младшие дети в
семье. Тогда он начинает чувствовать себя ущемленным и может
неосознанно винить младшего брата или сестру за то, что тот получает
все, что не досталось ему или ей.
Кроме того, разумеется, есть те дети, которые, кажется, вовсе не
несут в себе каких-либо семейных травм. Вполне возможно, что у них
сформировалась прочная эмоциональная связь с матерью и/или отцом, и эта связь сделала ребенка невосприимчивым к переносу
травмирующего опыта прошлого. Возможно, был некий период, когда
мать была в состоянии дать одному ребенку больше любви, чем всем
остальным. Вероятно, улучшились отношения между родителями. А
может быть, мать испытала особую связь с одним из детей и не смогла
создать такую же с остальными. Может показаться, что судьба
младших детей (хотя и не всегда) складывается лучше, чем у
первенцев или у единственных детей в семье, которым приходится
принимать на себя большую часть нерешенных проблем из семейной
истории.
Когда мы говорим о братьях и сестрах и наследовании семейного
травмирующего опыта, не существует готовых и четких правил, каким
образом он влияет на каждого из детей. Много переменных, помимо
особенностей родов и пола, вступают в силу и влияют на то, какой
выбор делают братья и сестры и какую жизнь они проживают. Со
стороны может показаться, что кого-то из братьев или сестер семейная
травма не затронула, в то время как другой ею обременен. Однако мой
клинический опыт говорит мне следующее: большинство из нас все же
несут пусть и небольшие, но следы семейных травм. В это уравнение
включается также множество других переменных, влияющих на то, насколько глубоко укореняются в нас эти травмы. Среди этих
переменных — способность к самоанализу, самоуспокоению, а также
мощная способность к внутреннему самоисцелению.
Наш мозг и целительные образы
Идеи о том, что мы заново проживаем травмы своей семьи, вполне могут лежать в основе того, на что ссылается в своей
новаторской книге под названием «Пластичность мозга. Потрясающие
факты о том, как мысли способны менять структуру и функции нашего
мозга»[16]
психиатр
Норман
Дойдж.
Определив
источник
поколенческих травм, мы, как пишет доктор Дойдж, «можем
превратить их из привидений, преследующих нас, всего лишь в часть
семейной истории» (4).
Один ключевой способ, которым мы можем воспользоваться,
чтобы это произошло, — позволить себе быть захваченными таким
опытом или образом, который бы затмил эмоции и переживания
старой травмы, живущие в нас. Мозг обладает потрясающей
способностью к исцелению через образы. Когда мы представляем себе
сцены прощения, покоя, как мы освобождаемся от неприятного в