больше не сбивали меня с пути. Мне подарили новую жизнь, и
нынешние отношения с родителями составляли ее значительную
часть.
За несколько месяцев я восстановил нежные отношения с
матерью.
Ее
любовь,
когда-то
казавшаяся
назойливой
и
раздражающей, теперь успокаивала и прибавляла сил. Мне повезло, что еще шестнадцать лет я наслаждался близкими отношениями с
отцом. Страдая от старческой деменции в последние четыре года своей
жизни, он преподал мне, наверное, самый значительный урок
открытости и любви в моей жизни. Мы встречались там, за гранью
мысли и ума, где существовала только глубочайшая любовь.
Во время путешествий я встречал много великих учителей.
Оборачиваясь назад, я понимаю, что мой глаз — изможденный, проблемный, рождавший ужас глаз — заставил меня проехать
полмира, вернуться к родителям, пройти через трясину семейных
травм и наконец вернуться к собственному сердцу. Он, бесспорно, был
самым великим моим учителем.
Где-то на этом пути я даже перестал думать о своем глазе и
беспокоиться, улучшается его состояние или нет. Я больше не ждал, что ясное зрение вернется ко мне. Каким-то образом это перестало
быть важным. Однако вскоре после описанных событий зрение начало
возвращаться ко мне. Я не ожидал этого. Мне даже не было это нужно.
Я научился чувствовать себя полноценно вне зависимости от своих
глаз.
Сегодня мое зрение 20/20, хотя офтальмолог утверждает, что с тем
количеством шрамов, которое есть на моей сетчатке, я не должен
видеть вообще. Он только качает головой и рассуждает о том, что, наверное, световой сигнал каким-то образом отражается и обходит
центральную фовеолярную зону сетчатки. Так же как и в большинстве
историй об исцелении и трансформации, то, что казалось суровым
испытанием, на деле было скрытой милостью Божией. По иронии
судьбы, обшарив самые дальние уголки планеты в поисках ответов, я
нашел самый главный источник исцеления внутри себя, он только и
ждал, когда его откроют.
В конечном счете исцеление — результат внутренней работы.
Спасибо моим учителям за то, что они вернули меня домой, к
родителям и к самому себе. Я открыл для себя историю своей семьи, и
это принесло мир моей душе. В знак благодарности и из чувства вновь
обретенной свободы я сделал своей миссией — помогать другим
открывать для себя такую же свободу.
Так получилось, что в мир психологии я вошел через слово.
Будучи сначала студентом, а затем и клиницистом, меня мало занимали
тесты и теории, а также модели поведения. Вместо них я вслушивался
в язык. Я разработал свои техники слушания и учился слышать то, что
люди говорили на самом деле — в своих жалобах, в повторявшихся
историях. Я научился помогать им вычленять определенные слова, которые вели к источнику их боли. Хотя некоторые теоретики
утверждают, что язык не участвует при формировании образа