Роман Бернхарда Шлинка «Чтец»,[93] опубликованный осенью 1995 года, стал, пожалуй, самой успешной немецкой книгой последних десятилетий, завоевав огромную популярность не только в Германии, но и во многих других странах. Книга переведена более чем на тридцать языков, совокупный тираж исчисляется многими миллионами. Американское издание «Чтеца» возглавило в США списки бестселлеров. Подобной триумфальной популярности не выпадало даже на долю нобелевских лауреатов Гессе, Бёлля и Грасса.
Не менее примечательно то обстоятельство, сколь необычайно быстро «Чтец» вошел в учебную программу немецких гимназий. Более того, именно этому произведению новейшей немецкой литературы, которое теперь уже по праву можно назвать хрестоматийным, зачастую отдается предпочтение абитуриентов при выборе темы для экзаменационных сочинений.
Чем же объясняется такой широкий и устойчивый интерес к роману Бернхарда Шлинка? Ведь поведанная в нем история почти неправдоподобна, а судьба Ханны Шмиц, положенная в основу романа, явно вымышленна. Такого суда, который описан в романе, приговора к пожизненному тюремному заключению, самого отбытого наказания, помилования и самоубийства в реальности никогда не было. Точнее, все было совсем иначе.
За всю историю западногерманского правосудия состоялся лишь один-единственный судебный процесс над женщинами, служившими в охране концлагерей. С ноября 1975 года по июнь 1981 года в Дюссельдорфе прошел суд над пятнадцатью эсэсовскими охранниками концлагеря Майданек. Впервые на скамье подсудимых оказались пять женщин-надзирательниц. Подсудимым предъявлялось обвинение в причастности к истреблению 250 тысяч узников концлагеря. В итоге процесса часть подсудимых была оправдана, лишь восемь из пятнадцати обвиняемых были осуждены на различные сроки тюремного заключения (до 12 лет). Только в одном случае приговор предусматривал пожизненное заключение. Речь шла о Хермине Браунштайнер по прозвищу Кобыла, которое она заслужила тем, что любила пинать узниц концлагеря коваными сапогами. Она отсидела в тюрьме пятнадцать лет, после чего была помилована и вышла на свободу. Своей вины Хермина Браунштайнер не признала и ни в чем не раскаялась. Это, повторяем, был единственный случай, когда западногерманский суд приговорил к пожизненному заключению женщину за преступления, связанные с временами национал-социализма.
Ощущение достоверности сообщается роману прежде всего искренностью авторской интонации, точностью повествования и тем личным присутствием автора, которое в прозе дают, наверное, только автобиография и мемуары. Правда, в данном случае перед читателем предстает автобиография не столько личная, сколько целого поколения, в которой линии отдельной и реальной судьбы переплетаются с возможными событиями из жизни поколения, которое в Германии иногда именуется «вторым». Оно объединяет сверстников Бернхарда Шлинка, появившихся на свет в последние годы войны или первые послевоенные годы.
Бернхард Шлинк родился 6 июля 1944 года в семье профессора теологии Эдмунда Шлинка, который переехал в Гейдельберг вскоре после войны. До этого семья жила на севере Германии, где Эдмунд Шлинк занимал место пастора, поскольку гестапо запретило ему преподавательскую деятельность за принадлежность к евангелической Конфессиональной церкви, находившейся в оппозиции к нацистскому режиму. В Гейдельбергском университете он создал и возглавил Институт экуменической теологии.
Детство и юность Бернхарда Шлинка прошли в Гейдельберге. Здесь же, окончив классическую гимназию, он поступил в университет на юридический факультет, но позднее перешел в берлинский Свободный университет. Защитив кандидатскую, а затем докторскую диссертации, он становится в 1982 году профессором Боннского университета. Бернхард Шлинк ведет активную научную деятельность, он автор ряда фундаментальных трудов по государственному праву, которые выдержали множество переизданий. В 1988 году его избирают членом Конституционного суда земли Северный Рейн — Вестфалия.
Примерно к этому же времени относятся его первые литературные опыты. Вместе со своим другом, а потом и один он сочиняет трилогию о частном детективе Герхарде Зельбе. Подобный биографический поворот выглядит довольно неординарно, во-первых, из-за обращения солидного профессора, эксперта по государственному праву к «несерьезному» жанру, а во-вторых, из-за необычности главного персонажа. В первом романе под названием «Самосуд»,[94] действие которого происходит в 1986 году, Герхарду Зельбу уже под семьдесят. Когда-то он был убежденным нацистом, служил в гейдельбергской прокуратуре, ему доводилось отправлять людей в концентрационные лагеря, самому выносить смертные приговоры и даже присутствовать при их исполнении. Однако после войны он не пожелал вернуться в прокуратуру даже тогда, когда к концу сороковых годов бывших нацистских прокуроров и судей начали восстанавливать на своих должностях. Герхарда Зельба возмущало, что прежние коллеги не только ни в чем не раскаивались, но и воспринимали собственное возвращение как нечто должное и даже требовали компенсации за годы вынужденного карьерного «простоя».
Во всех трех книгах частный детектив Зельб сталкивается с событиями, которые так или иначе связаны с непреодоленным прошлым, откуда и тянутся корни к нынешним преступлениям. И во всех случаях сам вершит и расследование, и суд, и наказание. При этом симпатии автора явно находятся на стороне героя, более чем скептически относящегося к западногерманскому правосудию. Согласитесь, довольно необычная позиция для писателя, который сам является видным представителем этого правосудия.
Выступает Бернхард Шлинк и с публицистическими статьями. Так в 1988 году он опубликовал эссе под названием «Право — вина — будущее», где затрагиваются те темы, которые позднее станут ключевыми для романа «Чтец», и прежде всего тема драматического внутреннего конфликта «второго поколения» между стремлением понять ужасные преступления нацизма, совершенные поколением родителей, и стремлением осудить эти преступления так, чтобы сделать возможным их искупление, которое само по себе проблематично из-за чудовищности вины. В этом, по мнению Шлинка, суть «чувства коллективной вины», наложившего свою печать на судьбы «второго поколения». Право не признает понятия «коллективной вины», но это не отменяет остро переживаемого чувства вины и чувства ответственности за тех, кто связан с тобою узами кровного родства, узами поколения, исторической судьбы.
Бернхард Шлинк оказался активно вовлеченным в события 1989-го и 1990-го годов, когда пала Берлинская стена и Германия объединилась. Демократический «Круглый стол», действовавший в последние месяцы существования ГДР, разработал проект новой Конституции, на основе которой могло состояться объединение Германии. Сторонники такого варианта объединения видели в нем уникальный шанс для дальнейшей модернизации и демократизации страны. Шлинк стал одним из авторов проекта Конституции.
События, однако, пошли по другому пути. Для присоединения ГДР к ФРГ была использована статья 23 действовавшего Основного закона, которая просто распространяла его юрисдикцию на так называемые «новые земли». Однако даже прямой перенос западногерманских политических, правовых, экономических и социальных институтов на восточногерманскую почву обернулся для Германии колоссальными проблемами. Взять хотя бы только кадровый корпус юристов. В бывшей ГДР насчитывалось 1400 судей и 600 адвокатов, а в одной только сопоставимой по численности западногерманской земле Северный Рейн — Вестфалия их работало, соответственно, 4200 и 13 000. Следовательно, предстояло осуществить переподготовку всех старых кадров, которые раньше учились гораздо меньшее количество лет, чем их западногерманские коллеги, осваивали иные программы и дисциплины. Одновременно было необходимо готовить новые кадры юристов по всем специальностям, причем в массовых масштабах.
Бернхард Шлинк стал первым западногерманским профессором права, который уже в 1990 году начал преподавать в восточноберлинском Гумбольдтовском университете. Он и сейчас остается профессором этого университета.
Казалось бы, новые проблемы, обусловленные объединением Германии, настолько многообразны и сложны, что далеко на задний план должны отойти все прежние дискуссии о незавершенном преодолении прошлого или же, наоборот, о необходимости подвести под ним черту ради «нормализации» национальной идентичности и избавления от «комплекса вины». Не тут-то было. Произошла смена поколений. Теперь наиболее влиятельные позиции в политике, экономике, культуре, общественной жизни заняли представители «второго поколения», к которому принадлежит Бернхард Шлинк. Если раньше в дискуссиях, о которых говорилось выше, для этого поколения превалировали моральные и теоретические аспекты, то теперь многие проблемы приобрели вполне конкретный и практический характер. Теперь речь шла о преодолении «наследия коммунистической диктатуры», и в частности о правовом, судебном преследовании тех, кто совершал преступления, обусловленные существовавшим политическим строем и режимом, о пригодности или непригодности прежних кадров на новой государственной службе. Ощущалось стремление исправить ошибки послевоенного поколения в недостаточно последовательном преодолении нацистского прошлого за счет радикализации мер по преодолению коммунистического прошлого. Именно поэтому обращение к прежним дискуссионным темам коллективной вины и ответственности, значения исторической преемственности для обретения и развития национальной идентичности приобрело новую актуальность.
Роман Бернхарда Шлинка «Чтец» появился летом, в год пятидесятилетия со дня окончания Второй мировой войны. Немецкий читатель угадывал в нем отклики на многие из тогдашних дискуссий, в которых участвовал и сам автор.[95] Отзвуки главной темы, прозвучавшей в романе, слышатся и в рассказах сборника «Бегство от любви»,[96] вышедшего в 1999 году.
В 2006 году вышел в свет новый роман Бернхарда Шлинка «Возвращение». Повествование ведется от лица молодого юриста Петера Дебауэра. Он случайно нападает на след своего отца, якобы погибшего на войне. Начавшиеся поиски шаг за шагом проясняют неожиданные повороты в биографии пропавшего отца. Вдохновленный идеями Великого рейха, он поначалу сделал головокружительную карьеру на службе национал-социализму, затем повторил свой успех, став бойцом идеологического фронта в ГДР, но позднее перебрался в США, где приобрел репутацию блестящего профессора-юриста, разрабатывающего теорию «правового деконструктивизма».
Подобные судьбы не были редкостью для послевоенной Германии. Людей, достававших фальшивые документы, менявших свою идентичность, фамилию, профессию, а заодно и собственные взгляды, публично отстаиваемые убеждения, называли «подлодочниками». Счет шел на многие десятки тысяч, а объявленной в начале пятидесятых годов амнистией для тех, кто жил по подложным документам, воспользовались лишь не более полутора сотен «подлодочников».
Таков, например, скандальный случай с Хансом Шверте, который привлек к себе общественное внимание и до известной степени дал некоторые прототипические черты персонажу из романа «Возвращение», отцу Петера Дебауэра. Настоящая фамилия Ханса Шверте — Шнайдер. Он родился в Восточной Пруссии. При национал-социализме он дослужился до чина гауптштурмфюрера СС в гиммлеровской организации «Аненэрбе». После войны он под чужим именем вновь женился на собственной супруге, объявившей прежнего мужа погибшим в боях за Берлин. Ханс Шверте защитил докторскую диссертацию о «Фаусте», получил признание в качестве авторитетного германиста, позднее был избран ректором элитного Аахенского технического университета и завоевал симпатии либерального студенчества, снискал репутацию поборника демократизации системы высшего образования. Шверте был удостоен высшей награды ФРГ — Большого федерального креста 1-й степени за заслуги. Однако в 1995 году Хансу Шверте пришлось раскрыть свое истинное имя под угрозой разоблачения. От разыгравшегося публичного скандала он по существу уже не сумел оправиться.
У этого персонажа, который выступает в романе под разными именами, прослеживаются параллели и с другими реальными лицами, например с известным бельгийским филологом-деконструктивистом Полем де Маном, после смерти которого в 1983 году обнаружились сотни его националистических и антисемитских публикаций в коллаборационистских изданиях времен Второй мировой войны. А кроме того, над фигурой отца в романе зримо витает тень Карла Шмита, пожалуй самого спорного и выдающегося из правоведов-теоретиков, поддержавших национал-социализм.
Роман «Возвращение» вновь поднимает тему конфликта и преемственности поколений, объединенных непосредственной причастностью или опосредованной прикосновенностью к величайшим преступлениям минувшего века.
В эссе «Современность прошлого», открывавшем в немецком журнале «Шпигель» большую серию статей, посвященных необходимости обращения к прошлому, Бернхард Шлинк писал о своем поколении:
«Прошлое в виде Третьего рейха и холокоста сыграло для большинства из нас определяющую роль. Оно находилось в центре наших споров и разногласий с родителями, оно набрасывало свою тень на формирование наших представлений о немецкой истории; когда мы бывали за границей, то разговоры о прошлом Германии заставляли нас осознавать себя немцами. Обращение к прошлому — независимо от того, насколько большую или малую роль оно играло и продолжает играть в нашей работе, — сделалось составной частью нашего самоощущения и внешних проявлений.
Следующее поколение нередко демонстрирует, что прошлое, Третий рейх и холокост, набили им оскомину, а объясняется это той банальной назойливостью, с которой школа и СМИ заставляют молодежь обращаться к прошлому. Следующее поколение порой говорит о прошлом с долей легкомысленности и даже цинизма, что обусловлено тем нравственным пафосом, с которым мое поколение апеллирует к прошлому, используя его для сравнений с нынешним днем, хотя для подобных апелляций и сравнений уже недостает моральных оснований. […]
Чем дольше мы живем с представлением о том, что прошлое можно и нужно преодолеть, тем парадоксальнее складывающаяся ситуация. Когда говорится о преодолении, то обычно имеют в виду какие-то трудности: например, перед нами возникает сложная задача, мы работаем над ней и в конце концов добиваемся решения. Трудность преодолена, ее больше нет. […]
Но прошлое непреодолимо. Однако можно сознательно продолжать жить с теми вопросами, которые прошлое ставит перед настоящим, и с теми чувствами, которые прошлое пробуждает в настоящем. Да, прошлое не только ставит перед нами вопросы, оно может заставить нас скорбеть, возбудить страх или гнев, поразить немотой, потерей самообладания, утратой веры в человеческую и божественную справедливость, оно может заставить нас страдать не только по вине тех, кто совершал преступления, но и тех, кто был свидетелем злодеяний или закрывал на них глаза, а позднее не отрекся от преступников, оставив их в своей среде.
Там же, где прошлое не ставит вопросов перед настоящим и не пробуждает сегодняшних эмоций, не стоит разменивать его на мелкую монету. От размены моральных заповедей прошлого на мелкую монету ничего не выиграешь, зато легко многое проиграть и потерять».
24 ноября 2008 года Верховный суд Штутгарта принял решение об условно-досрочном освобождении Кристиана Клара, который провел в заключении двадцать шесть лет, отбывая наказание за соучастие в убийстве девяти человек. Кристиан Клар был одним из лидеров «второго поколения» ультралевой террористической группы RAF («Фракция Красной армии»). Ее жертвами стали, в частности, генеральный прокурор ФРГ Зигфрид Бубак и президент Федерального объединения союзов работодателей Ханс-Мартин Шляйер. Клар отказался сотрудничать со следствием, не высказал ни на суде, ни позднее сожаления о содеянном, не раскаялся, не просил прощения у семей погибших. Суд приговорил его в общей сложности к шести пожизненным срокам и вдобавок к пятнадцати годам тюремного заключения. Правда, Клар, находясь в тюрьме, содействовал самороспуску «Фракции Красной армии», но публично заявил, что оправдывает ее деятельность на определенном этапе.
И вот теперь по решению суда Кристиан Клар должен выйти на свободу 3 января 2009 года, что вызвало довольно острую дискуссию в Германии между противниками и сторонниками подобного акта милосердия со стороны правосудия.
А за год до этого Бернхард Шлинк опубликовал свой новый роман «Конец недели» («Das Wochenende»), который как бы предвосхищает нынешнюю ситуацию. Йорг, главный герой романа, наделенный многими биографическими чертами Кристиана Клара, выходит из тюрьмы после двадцатичетырехлетнего заключения, получив помилование от Федерального президента.
Кристина, сестра Йорга, увозит брата подальше от назойливых журналистов, в маленькое поместье, чтобы облегчить ему адаптацию к нормальной жизни, а еще приглашает старых друзей Йорга, его бывших единомышленников, чтобы отметить освобождение. Впрочем, теперь все они вполне респектабельные граждане: известный журналист-международник, школьная учительница, решившая стать литератором, преуспевающий владелец лаборатории зубоврачебного оборудования, солидный адвокат и даже женщина-епископ протестантской церкви.
Встреча старых друзей невольно оборачивается серьезным разговором о прошлом, которое отчасти вызывает ностальгические чувства об ушедшей бурной юности, однако не менее сильным оказывается желание критически осмыслить прежние заблуждения. Лишь Йорг до поры до времени отмалчивается, не участвует в общем разговоре, уклоняется от расспросов. Однако вскоре к дискуссии присоединяются представители молодого поколения. Нынешний политактивист Марко уговаривает Йорга вернуться в строй, чтобы стать знаменем обезглавленного левоэкстремистского движения. Ситуация до предела обостряется с появлением Фердинанда, сына Йорга, о существовании которого отец даже не подозревал. Именно сын занимает по отношению к Йоргу наиболее непримиримую позицию, предъявляя самые суровые обвинения и не желая принимать никаких оправданий.
Не хочется дальше заниматься неблагодарным делом, то есть пересказом острой сюжетной интриги книги, к тому же есть надежда, что российский читатель вскоре сам сможет познакомиться с романом. Заметим лишь, насколько актуальной, если судить по прозе Шлинка, продолжает оставаться для немецкого общества остроконфликтная проблема наследия двух тоталитарных режимов. Сменяются поколения, но проблема не уходит. Ведь и боевики левоэкстремистского подполья, носители марксистской идеологии, оправдывали вооруженное насилие необходимостью борьбы с «фашистоидной» политической системой, то есть с не до конца искорененными, по их мнению, реликтами национал-социализма. Но что делать демократическому обществу с теми, кто встал на путь террора и насилия, будь то государственная политика геноцида и массового уничтожения идейных противников, которая практиковалась национал-социализмом, государственное насилие, которое осуществлялось режимом «реального социализма», или же «городская герилья» правых и левых экстремистов, а также терроризм любого иного толка? Где проходит черта между демократическими свободами и правом граждан, общества и государства на безопасность? Где грань между возмездием, необходимой ответственностью за совершенное преступление и стремлением сохранить для общества каждого человека, в том числе преступника, по закону осужденного за свои деяния? Что значит «достоинство человека неприкосновенно» по отношению к убийце? Ведь так, напомним, звучит самая первая статья немецкого Основного закона, а все остальное в нем является ее производными.
Поиски ответов на эти вопросы содержатся в новой эссеистике Шлинка, в частности в его книгах «Вина за прошлое» и «Убеждения». Цитатой из них и закончим послесловие к роману, который предлагается вниманию читателя:
«От прошлого нельзя отрешиться. И не потому лишь, что невозможно забыть всей чудовищности его ужасов. Не только потому, что из-за них приходится сознавать реальной угрозу для нашего культурного и цивилизационного существования. Прошлое является материалом, который содержит в себе все темы и проблемы морального характера. Ответственность и принципы, сопротивление и приспособленчество, верность и предательство, неуверенность и решимость, власть, алчность, право и совесть — нет такой моральной драмы, которая не разыгралась бы в прошлом, обнаруживая свою близость к нынешней реальности и способность воспроизвестись хотя бы в художественной форме».
Schlink В. Der Vorleser. Zürich: Diogenes Verlag, 1995.
Названия детективных романов Бернхарда Шлинка, составляющих трилогию, содержат игру слов, поскольку фамилия главного героя Герхарда Зельба переводится как «сам»: «Самосуд» (Selbs Justiz, 1987), «Самообман» (Selbs Betrag, 1992) и «Самоубийство» (Selbs Mord, 2001).
Его статьи того времени, а также более поздние публицистические выступления собраны в недавней книп «Вина прошлого и современное право» (Vergangenheitsschuld und gegenwärtiges Recht, 2002).
Schlink B. Liebesfluchten. Erzählungen. Zürich: Diogenes Verlag, 1999. На рус. яз.: «Любовник» (M.: Фолио, 2004), «Другой мужчина» (СПб.: Азбука-классика, 2009).