Одно из заседаний Комитета по батискафам, состоявшееся в конце 1966 года, было посвящено разработке плана работ на 1967 год. Мнения относительно целей работ этого года и, следовательно, района погружений разделились. У каждого имелись свои соображения на этот счет. Разногласия были вполне естественны. Биологов привлекают воды с богатой фауной, которые не всегда интересны геологам; геологи в свою очередь предпочитают обрывы и склоны, пренебрегая самим океанским ложем, которое так интересовало профессора Сельцера и его коллег; ведь их шесты с электродами должны быть у самого дна. По понятным причинам мои симпатии также были на стороне ровного дна.
Кроме того, мне представлялось необходимым заново испытать батискаф на большой глубине, ведь с лета 1964 года (Пуэрториканская экспедиция) «Архимед» ни разу не опускался глубже 5000 метров, а между тем за последние два года мы дополнили оборудование батискафа рядом новых устройств. Так, у нас теперь была новая телевизионная камера, смонтированная, правда, пока только для наблюдений по курсу движения батискафа. Из нескольких глубоководных впадин мира мы снова остановились на тех, что лежат недалеко от японских баз; причины такого выбора читателю уже известны. Итак — экспедиция «Япония-3».
Дипломатические соглашения были заключены без малейших затруднений. Согласно принятому решению, все погружения должны были состояться в одном районе, расположенном на расстоянии 150—200 миль от порта Иокогама. Глубины там достигают 9000 метров. Интересовавший нас желоб был довольно узким и обещал геологам интереснейшие объекты исследования; кроме того, в тамошних водах была богатая фауна. Нам предстояло провести обследование пород, фауны, а также выполнить целый ряд измерений, связанных с другими областями океанографии. Поскольку экспедиция была полностью французской, мы разработали ее программу на свой вкус: на сей раз «Архимед» мог заняться исключительно наукой и обойтись без подводных туристов-новичков, которым интересно просто ознакомиться с батискафом. Однако мы вовсе не собирались терять контакт с нашими японскими друзьями.
К концу апреля 1967 года «Архимед» и его экипаж, а также и «Марсель ле Биан» со своей командой были готовы к путешествию. Японское грузовое судно доставило нас в Иокогаму. Этот порт снова поразил меня темпами своего роста. Но в качестве оперативной базы мы избрали близлежащий порт Йокосука, где муниципалитет предоставил нам стоянку у одного из причалов, предназначенных для погрузки на суда бесчисленных автомашин, которые японская промышленность экспортирует во множество стран.
Читателю, который, наверное, ожидает перечень технических и прочих трудностей, встретивших нас в Йокосуке, а затем различных аварий, скажу сразу, что таковых почти не было: за три месяца этой экспедиции «Архимед» без всяких осложнений и без единой технической неполадки совершил девять погружений на глубину от 4150 до 9275 метров, проводя на дне почти по восемь часов кряду.
Место ученого-наблюдателя занимали поочередно геолог господин Беллеш и биологи профессора Драш и Перес. Жарри и Делоз попеременно осуществляли контроль за научно-исследовательской аппаратурой. Профессор Сельцер, не сумевший из-за своих многочисленных дел покинуть Париж, доверил им и заботу о своем драгоценном и громоздком оборудовании. Закончу перечень участников погружений, назвав профессора Маккензи, прибытие которого в Японию было совершенно непредвиденным.
В 1962 году, когда «Архимед» совершал погружения в районе Курильских островов, этот выдающийся ученый, американец шотландского происхождения, тоже присоединился к нам довольно неожиданно. На этот раз он без всякого предупреждения появился на причале в Йокосуке, когда «Марсель ле Биан» с «Архимедом» на борту уже выходил в море. Почтенный представитель Лаборатории электроники военно-морского флота США и его помощник, размахивавшие руками, были замечены в бинокль с мостика «Марселя ле Биан». Застопорили машины, спустили на воду надувную лодку.
И вот оба американских гостя — в кают-компании. Всего лишь полчаса спустя — большой прогресс по сравнению с 1962 годом! — мы приблизительно начали понимать, что от нас требуется. Речь профессора Маккензи настолько неразборчива, что злые языки утверждают, будто даже его опытные коллеги не всегда понимают его. Выяснилось, что надо срочно установить на батискафе термистор, два измерителя скорости, еще один термодатчик, манометр и блок из четырех батометров с опрокидывающимися термометрами да плюс ко всему еще и семиканальный самописец! Впрочем, я, кажется, упустил что-то еще. Хорошо, что Делоз, прекрасно владеющий английским языком, тоже участвовал в беседе, чем все сильно упростил; он записал все, что от нас требовалось сделать.
Во все время нашего разговора капитан Борнхейм — новый командир «Марселя ле Биан» — ценой нечеловеческих усилий удерживал свой корабль с батискафом на буксире от столкновения с другими судами, поминутно входившими в порт и выходившими из него. Отбытие нашего гостя было для него большим облегчением.
Мне было лестно участвовать, хотя бы косвенно, в исследованиях профессора Маккензи в области гравитационных явлений и распространения ультразвука в морских глубинах; полностью программа его работ именуется «Аппарат для глубоководных исследований» и пока остается настолько засекреченной, что дать о ней исчерпывающую информацию не представляется возможным.
Я сказал, что экспедиция «Япония-3» обошлась без происшествий; кое-какие трудности нам все-таки встретились. Первая из них была довольно неожиданного свойства — грязная вода! Воды Токийской бухты оказались настолько загрязнены, что наши аквалангисты, к услугам которых мы прибегали всякий раз, когда надо было сменить лампу прожектора, перезарядить фотокамеры или установить новые приборы для профессора Сельцера, оказались не в состоянии выполнить даже такое простое задание, как демонтаж одного из забортных оптических приборов. Между тем в водах порта Иокогама несколько лет назад они работали совершенно спокойно; за эти годы загрязнение моря настолько усилилось, что единственным портом, не пострадавшим в этом отношении, был маленький порт Курихама к югу от Йокосуки. Но, к сожалению, его гавань была так забита судами, что мы не нашли возможности воспользоваться тамошними прозрачными водами, не затронутыми процессом сверхиндустриализации Японии в этом районе. Только один раз нам удалось зайти туда на четыре часа. В остальное время приходилось пользоваться бухтой Татеяма, куда мы специально заходили перед каждым погружением и после него; вода там была прозрачной, но аквалангистам всегда приходилось спешить: эта бухта, расположенная на исключительно живописном участке побережья, имела один недостаток — малейший порыв западного ветра вызывал в ней сильное волнение. Однажды ночью, когда «Архимед» был ошвартован к борту «Марселя ле Биан», на нас неожиданно налетел шквал. Батискаф стукнулся о борт буксира и получил пробоину в одном из танков поплавка. В результате нам пришлось возвращаться в Йокосуку и, как обычно, откачивать бензин, дегазировать танки и заваривать течь.
Наша стоянка в бухте Татеяма и ремонт «Архимеда» после этой незначительной аварии заставили нас несколько сократить программу погружений. Первоначально намечалось совершить двенадцать погружений, нам удалось осуществить только девять.
Первые три были посвящены геологическим исследованиям. Эту часть экспедиции тщательно спланировал и подготовил господин Беллеш — сотрудник лаборатории профессора Гланжо в Сорбонне. Этот молодой человек, высокий и сухощавый, так горячо заинтересовался подводными исследованиями, что стал чуть ли не постоянным членом экипажа «Архимеда».
Оказалось, что западный и восточный склоны желоба сильно отличаются один от другого; приходится сделать вывод, что они были образованы в разные геологические эпохи. Впрочем, я лучше приведу несколько абзацев из отчета о погружениях, который господин Беллеш сделал на заседании членов Академии наук:
«Погружения происходили по параллели в тальвеге и на склонах Японского желоба приблизительно на широте входа в Токийскую бухту, то есть на 34°55' северной широты. Основные наблюдения сводятся к следующему:
а) западный склон желоба на глубине 4400—4600 метров имеет небольшой уклон (около 10°). Он покрыт слежавшимся илом. Существующее там течение, направленное на север, не поднимает ила, не переносит его и не оставляет на нем никаких следов;
б) восточный склон на глубине 6300—6500 метров напоминает западный: он также опускается под сравнительно небольшим углом (10—20°) и покрыт слежавшимся илом, на котором встречаются 10—15-сантиметровые камни, по-видимому, обломки скальных пород. Течение на этом склоне также направлено к северу, но здесь оно гораздо более сильное, чем на восточном; наличие течения наблюдалось в различных проявлениях: оно сносило батискаф, перемещало предметы в воде и к северу от различных препятствий повсюду оставило следы размыва на грунте.
Во время третьего погружения батискаф достиг дна на оси Японского желоба на глубине 8200 метров. При движении вдоль желоба в западном направлении наблюдалось сначала понижение, а затем, после ровного участка,— повышение дна. По-видимому, батискаф при этом приблизился к тальвегу со стороны восточного склона, а затем пересек тальвег и стал приближаться к западному склону;
в) на восточном склоне желоба вблизи тальвега на глубине 8200—8500 метров имеется ряд крутых обрывов меридионального направления с разницей в уровнях, достигающей 20— 40 метров. Эти обрывы разделены обширными склонами (10— 20°), покрытыми илом и усеянными обломками скал. Природа образования этих обрывов неясна, но некоторым указанием на их происхождение может служить то обстоятельство, что в ряде мест разрывы в склонах окаймлены скальными выходами пород. Наблюдались также выходы основных пород в виде нависающих карнизов с меридиональным направлением. Местами с ними соседствуют немного наклоненные крупные каменные плиты, с четкими следами эрозии... После возвращения на поверхность с корпуса батискафа были сняты несколько случайно прилипших кусков горных пород со дна. Это довольно легкая, непрочная субстанция светлого цвета, покрытая налетом магнезии. Рентгеновский анализ показал, что она состоит в основном из солей хлористой кислоты с вкраплениями кристаллов кварца. Под микроскопом в ней обнаруживаются тяжелые минералы, принадлежащие к группе пироксенов. Возможно, что это — порода, выстилающая все дно желоба: идя над дном, батискаф несколько раз задевал за скальные выходы;
г) тальвег представляет собой горизонтальную равнину на дне желоба шириной около одного километра, покрытую илом.
...Поблизости от тальвега склоны желоба напоминают лестницу, образовавшуюся, вероятно, в результате сброса горных пород; это подтверждает выводы американских и японских сейсмологов, работавших в этом районе, а также является свидетельством того, что определенные силы напряжения существуют здесь и поныне».
Относительно террас, о которых пишет Беллеш, скажу, что нам с профессором Пересом тоже представился случай их наблюдать. Они здесь имеют ширину 200—400 метров.
Фауна, естественно, не привлекла внимание Беллеша; между тем она чрезвычайно богата, и биолога профессора Переса просто очаровала. Однажды он долго любовался несколькими крупными макрурусами, привлеченными мутью, которую поднял со дна наш трал.
Читателя, возможно, удивило, сколь беспечно Беллеш упомянул о том, что батискаф несколько раз задевал за скалы. Для экипажа такие «дорожные происшествия» действительно опасности не представляют, но при этом может сильно пострадать забортное оборудование — захватно-подъемное устройство, заборник проб грунта, прожекторы и т. д. И все же, когда пилот неожиданно замечает впереди батискафа выступ скалы, он не может предотвратить удар о нее: ведь судно массой 200 тонн так быстро не остановишь, даже если скорость его невелика. Именно поэтому так много времени уходит во время экспедиций на ремонт поврежденной аппаратуры.
Планомерные геологические исследования морского дна наталкиваются на известные трудности, и первая из них — точное определение места.
Прежде чем приступить к таким исследованиям, мы собираем все имеющиеся данные о рельефе интересующего нас района. Сведения о рельефе, приводимые на картах, зачастую неверны — об этом я уже писал. Там, где мы рассчитывали найти впадину, порой обнаруживался подводный пик,— и наоборот. Поэтому, прибыв в район погружения, «Марсель ле Биан» первым делом производит промеры. Методы определения координат, которыми мы располагаем в настоящее время, недостаточно точны. Когда мы начнем пользоваться новыми, более совершенными средствами определения координат — например, с помощью спутников связи,— у нас появится возможность выбирать место погружения с точностью, может быть, до нескольких десятков метров. Но и тогда не все помехи такого рода будут устранены: придется учитывать, что при погружении батискаф сносит течением.
Определить протяженность маршрута, хотя она и невелика (самое большее — 4—5 миль за три или четыре часа хода), мы тоже можем лишь весьма приблизительно, так как на борту " Архимеда» нет лага. Таким образом, геологам придется пока довольствоваться приблизительными данными о расстояниях и координатах; впрочем, сведения, которые они собирают на дне океанов, настолько новы и интересны, что даже и нынешние исследования представляют собой большую ценность.
Четвертое и пятое погружения этой экспедиции были посвящены теллурическим измерениям профессора Сельцера. Мы совершали погружения над тальвегом, в районе, где уже ранее обнаружили скальные выходы, подходящие для измерений. В результате в корпусе батискафа (двигатели «Архимеда» в это время не работали) были выявлены токи частотой 40 герц. Источником их были, по всей вероятности, возмущения, ранее открытые профессором Сельцером. Однако я не стану углубляться в подробности этих, чрезвычайно специальных исследований. В пятом погружении с нами был и капитан Борнхейм — командир «Марселя ле Биан». Я всегда считал, что командиру судна обеспечения полезно побывать на больших глубинах, хотя бы для того, чтобы наблюдать в действии батискаф, о благополучии которого он обязан заботиться; выяснилось, что представитель ЦНРС участвовать в погружении не может,— это был удобный случай пригласить капитана Борнхейма.
В шестом, седьмом и восьмом погружениях место научного наблюдателя занимали профессора Драш и Перес. Фауна здесь очень богатая; она поразила нас еще при пятом погружении. Надо сказать, впрочем, что «богатой» она, конечно, была лишь относительно: иллюминаторы «Архимеда» отнюдь не были атакованы стаями рыб, но все же повсюду, даже в самых глубоководных уголках этой долины мы наблюдали немало представителей животного мира. На западном склоне мы нашли голотурий разнообразных форм; некоторые из них, красивого красного цвета, были длинными, сантиметров по 30, и имели длинные выросты, задранные кверху, точно хвосты. Другие щеголяли в этаких накидках, за которые их прозвали «парашютными». Третьи — голотурии-малютки длиною всего в несколько сантиметров — расхаживали на ножках, сгруппированных попарно, и были, как выразился профессор Перес, «иноходцами».
Трал действовал успешно, и нам удалось поднять на поверхность «хвостатую» голотурию. Еще одно достижение этих погружений заключается в сделанном мною небольшом открытии; оно, между прочим, произвело большое впечатление на профессора Переса. Я заметил, что голотурии всегда располагаются парами.
Эти несчастные с трудом держатся на дне, и потому всякое вторжение «Архимеда» срывает их с мест и разлучает пары. Было бы любопытно узнать, находят они потом друг друга или нет. Несколько раз мы пытались, развернувшись, продолжить наблюдение голотурий, исчезнувших при нашем приближении, но найти их не удавалось.
Кое-где ил был покрыт коричневыми губками и испещрен белыми морскими звездами. В 2—3 метрах от поверхности дна мы замечали резвящихся мелких креветок; реже в лучах прожекторов возникали более крупные розовые креветки. С точки зрения рыболовства экспедиция, увы, успехом не отличалась; крупные рыбы, похожие на тех, что мы ловили в районе Мадейры, совершенно равнодушно проплывали мимо наших крючков с приманкой.
Желоб, проходящий к востоку от Токийской бухты, богат планктоном. Планктон всегда вносил приятное разнообразие в долгие часы вынужденного ничегонеделания: что ни говори, а многочасовое погружение или всплытие навевает тоску, особенно когда к его монотонности добавляются разные неудобства пребывания в сфере, например — колебания температуры. В начале погружения термометр в кабине показывал обычно 28°, но когда батискаф удалялся от теплых вод Куросио и входил в холодное течение Ойясио, температура начинала падать и опускалась до 5—6°. За время всплытия батискаф не успевает нагреться, а достигнув поверхности, мы должны подниматься в шахту, где из-за охлаждения при расширении бензина в поплавке стоит ужасный холод — 10° ниже нуля! Батискафы будущего наверняка не обойдутся без кондиционеров, но так же очевидно и то, что впечатления их пилотов будут менее яркими, а удовлетворение — менее глубоким, чем это выпало на мою долю. После экспедиции в Японию в 1967 году я уже не имел никаких сомнений в удачной конструкции «Архимеда», и эта уверенность доставляла мне огромную радость. Как-никак мы совершили девять глубоководных погружений, и за это время не случилось ни одной аварии! Причем и навигационное оборудование, и научно-исследовательская аппаратура действовали более чем удовлетворительно.
Нам впервые удалось обеспечить бесперебойную работу приборов господина Маньена, и в ходе всплытия мы определяли изменение давления, исходя из изменения скорости распространения ультразвука; эти данные оказались более точными, чем те, которые давали нам наши манометры. Впервые автоматический регистратор величины рН, сконструированный господином Дистешем, произвел непрерывную запись этого показателя до глубины 8700 метров. Наконец, после трехлетнего ожидания, мы получили телевизионную камеру, которая действовала даже на дне. Качество изображения на небольшом экране оставляло еще желать лучшего, но главное, что мы успешно решили проблему установки камеры на поворотной стойке, обеспечив таким образом обзор во всех направлениях.
Каждый ученый, принимавший участие в нашей экспедиции, подвел итоги своих работ; я же упомяну только о сделанном нами открытии нового подводного течения. Я уже говорил о том, что Куросио увлекает теплые воды на север, а подстилающее его Ойясио гонит холодные воды на юг. Оказывается; существует и третье течение в этом районе; оно протекает под Ойясио и поднимается к северу. Где оно начинается, где заканчивается и каково количество переносимой им воды — все это вопросы, на которые предстоит ответить физикам моря.
Последнее, девятое погружение экспедиции «Япония-3» было, можно сказать, американо-японским. Как я уже говорил, неожиданно появился в Японии профессор Маккензи. Наш экипаж и в особенности Делоз и Жарри совершили настоящий подвиг, в рекордные сроки установив на борту «Архимеда» всю его аппаратуру; она-то и проходила испытания во время последнего погружения, в котором принял участие приглашенный нами профессор Абе — выдающийся японский ихтиолог и биолог. Приглашение наше было своего рода компенсацией за несостоявшееся из-за тайфуна погружение в 1962 году.
Старший лейтенант Фробервиль, срок службы коего подходил к концу, и старший лейтенант Гийбон, которому предстояло занять его место, доставили профессора Абе на глубину 7200 метров. Там он с удовольствием наблюдал своих рыб, в то время как его спутники занялись измерениями, входившими в программу профессора Маккензи. Это погружение также обошлось без происшествий.
Отвечая любезностью на любезность, профессор Абе пригласил меня на прием в загородной резиденции наследника японского престола. Так мне довелось продемонстрировать свою коллекцию глубоководных снимков сыну и внуку императора.
21 сентября, после шестимесячного отсутствия, «Архимед» снова очутился в водах тулонского порта. Предстояло, как обычно, посвятить осенне-зимний сезон осмотру и ремонту батискафа, демонтированию и проверке измерительных приборов. Программа на следующий, 1968 год зависела от решения Комитета по батискафам.
Когда я писал эти строки, мне еще не было известно, направится ли «Архимед» к Курильским островам, куда мне очень хотелось совершить следующую экспедицию, или нам придется довольствоваться погружениями в воды Средиземного моря. Не знал я также и того, будут ли отпущены средства для усовершенствования научно-исследовательской аппаратуры. Я знал одно: каким бы ни было распоряжение Комитета, «Архимед» с честью выполнит задание и обеспечит ученым возможность вести многочасовые исследования на любой глубине и в любом районе.
Можно, разумеется, улучшить его аппаратуру, можно интенсивнее эксплуатировать его — увеличить частоту погружений и т. п. Зависит это только от ассигнований на модернизацию материальной части батискафа и увеличение обслуживающего персонала.