Бритт-Мари споткнулась о порог. Словно не только люди в Борге, но и сам поселок не хочет ее принимать. Она стояла у дверей пиццерии, на пандусе для инвалидных колясок. Поджав пальцы в сапоге почти в кулак, чтобы унять боль. Трактор проехал по шоссе в одну сторону, грузовик – в другую. Потом шоссе опустело. Бритт-Мари никогда не бывала в таких маленьких поселках – только проезжала мимо, в машине, рядом с Кентом. Кент презирал их, эти поселки. «Это из-за них у нас самые высокие налоги в мире. Не поселки, а лагеря на социалке. Соцлагеря», – выдыхал он и радостно кудахтал, словно сострил впервые. Если Бритт-Мари не принималась тотчас же смеяться, Кент пихал ее локтем в бок и вопил: «Понимаешь? Соцлагеря!» Словно все дело именно в этом.
Снова обретя равновесие, Бритт-Мари покрепче вцепилась в сумочку и шагнула с пандуса на большую, засыпанную гравием парковку. Шла она быстро, словно за ней гнались. На самом деле за ней катилась Личность. Вега с футбольным мячом побежала к другим ребятам, тоже в рваных на коленках джинсах. Через пару шагов Вега остановилась, покосилась на Бритт-Мари и пробурчала:
– Сорри, что мы попали вам мячом по голове. Мы в вас не целились.
А потом повернулась к Личности и ядовито добавила:
– Но могли бы попасть, даже если бы прицелились!
Она ударила ногой по мячу, послав его мимо мальчишек, в забор между молодежным центром и пиццерией. Кто-то из ребят принял подачу и отбил мяч в тот же забор. Только теперь Бритт-Мари поняла, что это за стук такой стоит в Борге. Один из мальчишек явно целился в забор, но вместо этого умудрился запулить мяч назад, в сторону Бритт-Мари, под таким углом, что это был почти рекорд среди антирекордов.
Мяч медленно подкатился к Бритт-Мари. Дети, казалось, ждали, что она отобьет его. Бритт-Мари отодвинулась, словно мяч собрался в нее плюнуть. Мяч прокатился мимо. Подбежавшая Вега недоуменно спросила:
– Что же вы не отбиваете?
– А с какой стати я должна была что-то отбивать? – удивилась Бритт-Мари.
Вега сердито уставилась на Бритт-Мари как на сумасшедшую, Бритт-Мари ответила тем же. Девочка точным ударом отправила мяч назад, к мальчишкам, и убежала. Бритт-Мари отряхнула юбку от пыли. Личность глотнула водки.
– Засранцы, понимаешь. Футболисты хреновы. Они и в воду не попадут с этой, как ее? С лодки! Но им же надо где-то, это самое, играть. Вот такая хрень. Муниципалы закрыли футбольную площадку. Землю продали под эту самую, как ее, кооперативную застройку. Потом финансовый кризис, вся херня, ну и вот: ни кооперативов, ни площадки.
– Кент говорит, что финансовый кризис миновал, – доброжелательно проинформировала ее Бритт-Мари.
Личность фыркнула.
– У этого Кента небось, это, как его? Жопа вместо головы?
Непонятно даже, что было обиднее – тот факт, что Бритт-Мари не представляла себе значения этого оборота, или то, что, по ее представлениям, он мог значить.
– Кент разбирается в этом получше вас. Он, пре-ставьте себе, предприниматель. Невероятно успешный. Ведет дела с Германией, – объяснила она.
Личность это не впечатлило. Она указала водочной бутылкой на детей:
– Футбольную команду разогнали, когда закрыли футбольную площадку, ну. Хорошие игроки перебрались на хер в город.
Она кивнула в сторону упомянутого «города», потом снова на детей:
– В город. В двух милях отсюда, ну. А этих вот бросили. Как твой этот, как его? «Факсин»! Сняли с производства. Люди должны окупаться. Этот твой Кент небось одной жопой думает. Финансовый кризис, может, из больших городов и ушел, но в Борге ему, понимаешь, понравилось. Прижился тут, гад!
Хохот Личности стремительно перешел в приступ кашля. Бритт-Мари отметила, что о городе в двух милях отсюда Личность говорит с совершенно другой интонацией, чем о городе, откуда приехала Бритт-Мари. С разным уровнем презрения. Личность сделала такой основательный глоток, что прослезилась, и продолжила:
– В Борге, понимаешь, все ездят на грузовиках. Здесь было, это, как его? Бюро перевозок! Потом, понимаешь, хренов финансовый кризис. В Борге теперь больше людей, чем грузовиков, и больше грузовиков, чем работы.
Бритт-Мари крепче вцепилась в сумочку, ощутив смутную потребность защищаться.
– Тут крысы живут, – сообщила она Личности – без малейшего возмущения.
Личность рассеянно глотнула водки.
– Им тоже надо где-то жить, ну?
Бритт-Мари кивнула, ни в коей мере не осуждающе.
– Крысы грязные. Они живут в грязи. Но вас это не беспокоит. Это вас, наверное, радует.
Личность почесала в ухе. Внимательно изучила кончик пальца. Глотнула еще водки.
Бритт-Мари добавила крайне благожелательно:
– Если бы вы уделяли больше времени поддержанию чистоты, думаю, у вас в Борге не было бы такого финансового кризиса.
Личность ее, похоже, не слушала.
– Это все это, как его? Миф! Что крысы грязные. Это миф, ну. Они это, как его? Чистоплотные! Умываются, как кошки, понимаешь, язычком. Вот мыши засранки, гадят где ни попадя, а у крыс есть вроде сортира. Срут в одном месте, ну.
При слове «срут» она указала пальцем на собственный зад. Бритт-Мари постаралась не обращать на это внимания. Личность указала на машину Бритт-Мари:
– Ты лучше отгони машину. А то шарахнут по ней мячом.
Бритт-Мари терпеливо покачала головой:
– Это невозможно, она взорвалась, когда я ее парковала.
Личность, смеясь, объехала вокруг машины и посмотрела на вмятину на передней пассажирской двери – вмятину, отчетливо повторяющую форму футбольного мяча.
– Ага. Выброс гравия, – ухмыльнулась она.
– Что это? – Бритт-Мари невольно обошла машину следом за Личностью и теперь сердито смотрела на вмятину в форме футбольного мяча.
– «Выброс гравия». Когда автосервис связывается со страховой компанией, ну. Автосервис это называет – «выброс гравия».
Бритт-Мари рылась в сумочке в поисках списка.
– Ах-ха. Тогда прошу прощения, где ближайший автосервис?
– Тут, – ответила Личность.
Бритт-Мари скептически сощурилась. На Личность, разумеется, а не на ее кресло. Бритт-Мари не из тех, кто осуждает.
– Вы ремонтируете машины?
Личность пожала плечами:
– Автосервис закрыли. Крутимся как можем. Да ты наплюй пока на это! Пошли, покажу тебе молодежный центр?
Она протянула конверт с ключами. Бритт-Мари взяла конверт, посмотрела на бутылку в руках Личности и вцепилась в сумочку. Потом покачала головой:
– Спасибо, все в порядке. Лишнее беспокойство ни к чему.
– Да разве это беспокойство? – И Личность небрежно выписала креслом полукруг вперед-назад.
Бритт-Мари снисходительно улыбнулась:
– Я имела в виду не ваше беспокойство.
Потом повернулась и быстро, чтобы Личность не вздумала последовать за ней, пересекла парковку. Забрав из машины сумки и цветочные ящики, она потащила их к молодежному центру. Отперла его, вошла и заперла изнутри. Не потому, что ей настолько не нравилась Личность, вовсе нет. Бритт-Мари не из тех, кто не любит людей.
Но запах водки напоминал о Кенте.
Снова зазвонил мобильный. Особого энтузиазма в голосе девушки из службы занятости не ощущалось.
– Прошу прощения, но придется связаться с санэпидемстанцией, здесь водятся крысы! – уведомила ее Бритт-Мари.
– Но, Бритт-Мари, пожалуйста, я же пыталась вам об… – начала девушка голосом человека, чей лоб опасно приблизился к столешнице.
– Вы сказали, что я могу звонить, если будут вопросы по работе. Это – вопрос по работе. Крысы на рабочем месте – это негигиенично! – констатировала Бритт-Мари.
– О’кей-о’кей-о’кей, я посмотрю, что смогу сделать, – пролепетала девушка голосом человека, который колотит себя телефоном по голове.
Бритт-Мари закончила разговор. Огляделась. Снаружи лупили в стену, пыльный пол испещрили крысиные следы. И Бритт-Мари поступила так, как всегда поступала в трудных ситуациях: принялась за уборку. Она вымыла окно с содой и вытерла стекла газетой, смоченной уксусом. Результат получился почти как с «Факсином», но ощущение совсем не то. Сделав кашицу из соды, она отдраила кухонную мойку, потом вымыла полы, потом, смешав соду с лимонным соком, отчистила кафель и краны в ванной, потом смешала соду с зубной пастой и отполировала раковину. Потом насыпала соду в свои цветочные ящики, потому что иначе заведутся улитки.
Кажется, что в ящиках только земля, но там, в глубине, в ожидании весны спят цветы. От того, кто поливает эту землю, зима требует веры. Надо помнить: в том, что выглядит как пустое место, дремлет великая сила. Бритт-Мари не знала, есть ли у нее вера – или осталась только надежда. А может, больше уже нет ни того ни другого.
Обои молодежного центра, покрытые фотографиями людей и футбольных мячей, равнодушно глядели и на нее, и на ее ящики. Футбольные мячи тут были повсюду. Каждый раз, заметив мяч краем глаза, Бритт-Мари сильнее терла пол шваброй, но, разумеется, без малейшей пассивной агрессии. Просто тщательно и благожелательно. Она занималась уборкой, пока стук в стену не прекратился и дети с футбольным мячом не разошлись по домам. Лишь после заката Бритт-Мари поняла, что свет в помещении есть только на кухне. И приземлилась там, на островке люминесцентного света посреди почти закрытого молодежного досугового центра.
Почти всю кухню занимала мойка с разделочным столом, холодильник и две деревянные табуретки. Единственным содержимым холодильника оказалась пачка кофе. Бритт-Мари укорила себя, что не взяла ванильной эссенции. Если смешать ванильную эссенцию с содой, в холодильнике будет пахнуть свежестью.
Она в нерешительности остановилась перед современного вида кофеваркой. Бритт-Мари не варила кофе много лет, потому что Кент делает ужасно вкусный кофе, и Бритт-Мари всегда полагала, что лучше дождаться, когда он придет домой. Но у кофеварки светилась кнопка – такой любезности Бритт-Мари давно не оказывали. Поэтому она попыталась открыть крышку, куда, по ее представлениям, засыпают кофе. Крышка не поддавалась. Кнопка начала сердито мигать. Бритт-Мари это показалось оскорбительным. В отчаянии она дернула крышку, отчего мигание усилилось, отчего Бритт-Мари дернула крышку еще отчаяннее, и тут кофеварка перевернулась. Крышка отлетела, и жижа из кофейной гущи выплеснулась Бритт-Мари на жакет.
Говорят, в путешествии человек меняется; вот почему Бритт-Мари терпеть не может путешествовать. Меняться она не хочет. Видимо, все дело в путешествии, объясняла она себе потом бешенство, какого не помнила с того дня в самом начале их с Кентом супружества, когда Кент прошел по паркету в ботинках для гольфа.
Бритт-Мари схватила швабру и что есть сил принялась лупить черенком по кофеварке. Кофеварка сперва мигала, потом в ней что-то хрустнуло, и мигание прекратилось. Бритт-Мари снова и снова обрушивала на нее удары швабры, пока руки не затряслись, а глаза не перестали различать контуры мойки.
Бритт-Мари, задыхаясь, нашарила в сумочке носовой платок. Погасила на кухне свет. Села в темноте на табуретку и заплакала в платок.
Нельзя же плакать на полу. Могут остаться пятна.