высокомудрых учителей и родителей, которые считали своим нравственным долгом
ограждать их от подобных "нелепиц".
Многим учителям и родителям не терпелось приобщить ребенка к тем сведениям, которые у них, у взрослых, почитались в данную эпоху нужнейшими.
В Англии в XVI веке нашелся такой Вильям Коплэнд (William Copland), который
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Чуковский Корней «От двух до пяти»
изготовил для трехлетних детей в высшей степени полезную книгу "Тайна тайн Аристотеля"
и рекомендовал ее в качестве "очень хорошей"113.
Можно представить себе, с каким презрением взглянул бы этот Коплэнд на того
чудака, который осмелился бы заикнуться, что для ребенка нелепейший стишок о морской
землянике полезнее всех Аристотелей.
Другой детский писатель XVI века - Уинкип де Уэрд (Wynkyn de Worde) так и назвал
свою книгу: "Трехлетний мудрец" ("Wyse Chylde of Thre Year Old"), где он, между прочим, обращался к трехлетнему младенцу с вопросом:
"Мудрое чадо, как сотворены небеса?" (То есть каким образом их создал господь.)114
Тогдашние детские авторы ненавидели в ребенке - ребенка. Детство казалось им какой-то непристойной болезнью, от которой ребенка необходимо лечить. Они старались возможно
скорее овзрослить и осерьезить ребенка. Оттого-то в мировой литературе до сравнительно
недавнего времени не было ни одной веселой детской книги. По-детски смеяться с ребенком
- до этого не унижались писатели. Сам Чосер, гениальный рассказчик, когда сделался
детским писателем, сочинил для маленького сына "Трактат об астролябии", в высшей
степени канительный и нудный.
Это похоже на то, как если бы грудного ребенка вместо молока его матери насильно
кормили бифштексами. Такое стремление взрослых навязать ребенку свое, взрослое, было
особенно заметно в те эпохи, когда взрослым казалось, что они обладают некоторой
единоспасительной истиной, что бифштексы, которыми они в данный момент утоляют свой
голод, - единственная полезная пища.
Так, в пору диктатуры пуритан каждый детский писатель старался сделать ребенка
святошей, миниатюрой благочестивого Вильяма Пенна. Единственные книги, которые
считались в ту пору пригодными для трехлетних малюток, были кладбищенские
размышления о смерти!
Типичной детской книгой того времени было "Знамение для детей" Джемса Дженвея -
"о безболезненной и пресветлой кончине многих богоугодных младенцев"! В ту пору
считались, например, чрезвычайно полезными, ценными такие стихи, как "Предостережение
для хорошенькой девочки", которое я привожу здесь в точном своем переводе с английского: Я знаю, глядя в зеркала,
Что я пригожа и мила,
Что обольстительную плоть
Мне милосердный дал господь.
Но горько думать, что она
В аду гореть обречена.
И вот стихотворение Джона Баниана, знаменитого автора "Пути пилигрима", который
известен советским читателям главным образом по фрагменту, переведенному Пушкиным.
(У Пушкина фрагмент озаглавлен "Странник".) Баниан сочинил для ребят очень
назидательную книгу под названием "Священные Эмблемы, или Тленность вещей". Из этой
книги я для образца перевел следующие стихи о лягушке:
Холодная и мокрая лягуха,
Широкий рот, прожорливое брюхо.
Она сидит, постыдно некрасива,
И квакает, надутая спесиво.
Вы, лицемеры, ей во всем подобны:
Вы так же холодны, заносчивы и злобны,