Подумать только, что в эти первые годы ребенку предстоит овладеть теми
изощреннейшими формами речи, которые на протяжении своей тысячелетней истории
создал многомиллионный народ!
Здесь главный пафос всей жизни ребенка, и, хотя он сам почти не замечает тех
гигантских усилий, при помощи которых так планомерно, целесообразно и деятельно
совершает он этот процесс, все же я не раз наблюдал, что безупречно правильное усвоение
речи является для многих детей предметом честолюбия и гордости.
К сожалению, я не располагаю достаточным количеством материалов, которые давали
бы мне право утверждать, что это благородное честолюбие, основанное на жажде
32 Л.Н.Толстой, Собрание художественных произведений, т. 10, М. 1948, стр. 247.
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Чуковский Корней «От двух до пяти»
интеллектуальных побед, свойственно всем без исключения детям, но даже те случайные
сведения, которые удалось мне собрать, говорят о широкой распространенности этого
чувства.
Впервые оно поразило меня при встрече с Юриком, двух с половиной лет, который
однажды обмолвился и сказал вместо винтики - тинтики.
Его поправили, и он заявил, не смутившись:
- Это Боря сказал тинтики, а Юрик сказал: винтики.
Среди близких знакомых Юрика никакого Бори тогда не было, Юрик изобрел этого
Борю специально затем, чтобы взваливать на него все свои ошибки и промахи, а себе
приписывать непогрешимость речи:
- Это Боря сказал: мамовар, а Юрик сказал: самовар.
- Это Боря сказал: дан-дан, а Юрик сказал: чемодан.
Изобретя несуществующего Борю и нагрузив его всеми своими ошибками, хитроумный
малыш обеспечил себе полный душевный комфорт. Благодаря этому небывалому Боре сам
он при всех обстоятельствах всегда и везде ощущал себя безупречным знатоком языка, получая вдобавок возможность издеваться над побежденным соперником. При помощи
такой махинации двухлетний человек раз и навсегда застраховал себя от обид, наносимых
его самолюбию.
Всякая новая ошибка только возвышает его в собственном мнении, всякая неудача
ощущается им как новый триумф. Но до чего, значит, мучительно для самолюбия детей
сознание своего неумения, своей неспособности! До чего, значит, невыносима для Юрика
мысль о его ошибках и слабостях, если он счел необходимым изобрести двойника и, наградив его своими ошибками, неукоснительно полемизирует спим!
Чем больше я вглядывался в двухлетних-трехлетних детей, тем яснее мне было, что
этот Юрик не исключение, а правило.
Точно такой же эпизод сообщает французский романист Жорж Дюамель об одной
трехлетней парижанке:
"Она страшная шалунья, хитрая и изобретательная. Она производит опыты над
человеческой речью. Но для того чтобы избежать ответственности, она приписывает их
воображаемому брату"33.
Ведь это слово в слово то самое, что проделывал Юрик.
То же сообщает мне и Галина Дмитриевна Катанян о своем сыне:
"Когда ему было три года, он выдумал себе брата Васю-Касю, на которого валил все
свои ошибки. Этого брата он представлял себе так живо, что ревел, когда я ему говорила, что
не пущу Васю-Касю к нам, и оставлял ему конфеты, пряча их под подушку".
Такой же случай сообщает мне В.Подключникова из Иркутска:
"Трехлетняя Клара ошиблась и назвала мой капот компотом. Это вызвало общий смех.
Стали говорить, что на самой Кларе надета каша, на ее сестре Ляле - кисель и т.д. Клара
смеялась вместе с нами, и в конце концов заявила: "Эта Ляля такая чудачка. Надо говорить: капот, а она говорит: компот".