детям, которым оно чуждо, недоступно, непонятно, несвойственно.
Вот почему даже в аисте меньше обмана, чем в той урезанной, искалеченной "правде", которую спешат сообщить своим детям иные слишком торопливые взрослые.
Мне много раз случалось убеждаться, как хорошо забронирован ребенок от ненужных
ему мыслей и сведений, которые его воспитатели навязывают ему преждевременно.
"Не могу, - пишет мне одна читательница, - полностью согласиться с тем, что не
следует говорить малышам о том, откуда дети берутся. Не следует раскрывать всѐ, но
сказать, что братец или сестрица у мамы в животе, надо. Я была беременна вторым
ребенком. Дочка пяти лет бурно встречала меня, когда я возвращалась с работы. Однажды
такая бурная встреча причинила мне небольшую боль, и я испугалась за будущего ребенка. Я
сказала дочке, чтобы она пока на меня не прыгала, потому что у меня внутри ребенок и его
можно ушибить. Надо было видеть, как трогательно стала девочка заботиться о том, чтобы
не сделать мне больно. Спрашивала иногда: "А скоро он будет?" На вопрос о том, как он
туда попал, я сказала, что об этом узнает, когда будет постарше. И все было просто. Я
думаю, что в этом вопросе надо что-то частично объяснять. Но выдумывать басню о покупке
ребенка - никогда не нужно".
Если же мать или отец, не считаясь с возрастными потребностями, все же попытаются
сообщить ему полную и неприкрытую "истину" о зачатии, ребенок по законам своего
детского мышления непременно превратит эту "истину" в материал для безоглядной
фантастики.
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Чуковский Корней «От двух до пяти»
Так поступил, например, пятилетний Волик Шмидт, сын академика Отто Юльевича
Шмидта, когда его мать откровенно сообщила ему подлинные и подробные сведения о
происхождении детей.
Он тотчас же стал импровизировать длинную повесть о своей жизни в материнской
утробе:
"- Там есть перегородка... между спинкой и животиком.
- Какая перегородка?
- Такая перегородка - с дверкой. А дверка вот такая маленькая. (Смеется.) Да-да. Я сам
видел, когда у тебя в животике был. И комнатка там есть малюсенькая, в ней живет дяденька.
- Какой дяденька?
- Я был у него в гостях, пил у него чай. Потом я играл еще в садике. Там и садик есть
маленький, и песочек в нем... И колясочка маленькая... Я там с детками играл и катался.
- А откуда же детки?
- Это у дяденьки породились... Много-много деток. И всѐ мальчики девочек там нет. И
моссельпромовцы сидят... Трое их... Вот такие малюсенькие.
- И ты там жил у них?
- Я приходил к дяденьке в гости, а когда пришла пора родиться, я с ним попрощался за
ручку и вышел у тебя из животика".
Рассказ об этом маленьком Волике, населившем материнскую утробу тремя
моссельпромовцами, я заимствую из неопубликованного дневника Веры Федоровны Шмидт.
В том же дневнике есть другая любопытная запись:
"После каждого глотка Волик останавливается и как бы прислушивается, что делается
у него внутри. Потом весело улыбается и говорит мне:
- Уже побежало по лестничке в животик.
- Как - по лестничке?
- У меня там лестничка (показывает путь от горла до желудка); все, что я кушаю, бежит
потом по лестничке в животик... А потом есть еще лестничка в ручках, в ножках... Везде идет
то, что я кушаю...