То же самое случилось, когда я рассказывала ей сказку "Теремок", которая кончается
тем, что медведь раздавил всех зверей.
В дальнейшем я уже все сказки заканчивала хорошим исходом".
О таком же случае сообщает и писатель Л.Пантелеев. Когда его дочери Машеньке было
без малого полтора года, он попытался прочитать ей известный стишок (переведенный с
английского):
Дженни туфлю потеряла,
Долго плакала-искала,
Мельник туфельку нашел
И на мельнице смолол.
Машенька так сильно "переживала" первые три строки этого стихотворения ("Бедная
девочка, ножка босая, голенькая"), что отец не решился прочитать последнюю строку - о
жестокости мельника.
"И вот, - пишет он в своем дневнике, - вместо "мельницы" я бормочу нечто
благополучное - что-то вроде:
Мельник туфельку нашел,
Положил ее на стол".
Эта жажда радостного исхода всех человеческих дел и поступков проявляется у
ребенка с особенной силон именно во время слушания сказок.
Если ребенку читают ту сказку, где выступает добрый, неустрашимый, благородный
герой, который сражается со злыми врагами, ребенок непременно отождествляет с этим
героем себя.
Всей душой сопереживая с ним каждую ситуацию сказки, он чувствует себя борцом за
правду и страстно жаждет, чтобы борьба, которую ведет благородный герой, завершилась
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Чуковский Корней «От двух до пяти»
победой над коварством и злобой. Здесь великое гуманизирующее значение сказки: всякую, даже временную неудачу героя ребенок всегда переживает как свою, и таким образом сказка
приучает его принимать к сердцу чужие печали и радости.
VI. ДЕТИ О СМЕРТИ
Восьмилетний октябренок сказал:
- Аня, я десять раз смотрел "Чапаева", и все он утопает. Может быть, пойти с папой?
Ему хочется думать, что гибель Чапаева - киноошибка и что эту грустную киноошибку
он может исправить, добившись, чтобы Чапаев остался в живых. В понимании ребенка
счастье - это норма бытия, и оттого трагический конец фильма о любимом герое показался
ему противоестественным.
Тем персонажам, которые милы ребенку, все на свете должно удаваться, и никоим
образом нельзя допускать, чтобы они умирали, так как, повторяю, с ними он чаще всего
отождествляет себя.
Замечательны в этом отношении поправки, которые в разное время внесли два
трехлетних мальчугуна в рассказанную им "Красную Шапочку".
Один из них, Андрейка, тотчас же нарисовал иллюстрацию к сказке в виде какой-то
бесформенной глыбы и объяснил окружающим:
- Это камень, за ним спряталась бабушка. Волк не нашел ее и не съел.
Второй мальчуган, Никита (по-домашнему - Китя), обеспечил себе такую же
уверенность в полном благополучии мира, выбросив из сказки все то, что казалось ему
грустным и пугающим. Правда, сказка вышла чересчур уж короткая, но зато вполне
утешительная. Китя рассказал ее так:
- Жила-была девочка-шапочка и пошла и открыла дверь. Все. Я больше не знаю!
- А волк?