- Лет через сто.
Галка заплакала.
- Не хочу, мамочка, умирать, хочу жить тысячу лет.
Пауза.
- Я, знаешь, мама, буду учиться на "отлично", потом буду докторшей и выдумаю такое
лекарство, чтобы люди никогда не умирали.
- Это тебе не удастся.
- Ну тогда, чтобы люди жили не меньше ста лет. Я буду обязательно такое лекарство
выдумывать.
Этот разговор замечателен тем, что в нем детский эгоцентризм сменяется (буквально у
нас на глазах) горячей заботой обо всем человечестве.
Ляля Цвейберг пяти лет говорит:
- Вот ведь большие дяди и тети, а чем занимаются - хоронением! Я, конечно, не боюсь, нет, но ведь жалко - хороняют и хороняют, ведь людей хороняют. Пойдем и заявим в
милицию - ведь жалко людей-то!
Буквально такое же не-личное чувство прорвалось у пятилетней Сашеньки:
- Зачем люди умирают?.. Мне жалко. Мне всех людей жалко, и чужих жалко: зачем они
умирают? (Дневник Ф.Вигдоровой.)
Е.Калашникова пишет мне про пятилетнего Мишу, который, услышав о смерти
знакомого, сообщил одному из гостей:
- Дядя, а ведь, знаете, умереть - это очень плохо. Ведь это на всю жизнь!
Двое ребят:
- Не ешь зеленых вишен, умрешь.
- Нет, не умру.
- Видел: вчера хоронили дедушку? Когда был маленький, он ел зеленые вишни - вот и
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
Чуковский Корней «От двух до пяти»
умер.
О своей внучке Аленушке художник В.М.Конашевич пишет:
"Уговаривает нас с бабушкой не умирать, пока она не вырастет: она изобретет
лекарство от старости и от смерти. Потому что смерти не должно быть".
Пятилетняя Лена обещает отцу:
- Я всегда буду тебя помнить - даже когда ты умрешь.
И тотчас перебивает себя:
- Нет, лучше мы вместе умрем. А то мне будет очень жаль, если ты умрешь скорей
меня.
Отражая в своем сознании реальную действительность, ребенок по самому существу -
материалист. Иначе и быть не может: таким формирует ребенка его жизненная, повседневная
практика. Факты, приведенные на предыдущих страницах, свидетельствуют, до какой
степени чужда ему всякая мистика.
Трезвость суждений ребенка способна поставить в тупик даже взрослых. Сидит, например, трехлетняя девочка, и на лице у нее трудная дума.
- Наташа, о чем ты задумалась?
- Кто будет хоронить последнего человека?
Вопрос деловой, практический: кто похоронит покойника, когда и похоронщики будут
в могиле?
У Елизаветы Шабад, в ее книжке "Живое детское слово", приводится такой разговор
маленького здравомысла с отцом:
- Папа, если в прошлом году будет война, тебя застреляют?
- Может быть.
- И от тебя ничего не останется?