Вторая неделя процесса В. А. Кравченко закончилась. В среду, в заседании, продлившемся пять часов, были выслушаны два свидетеля: это была атака «Лэттр Франсэз» против Кравченко. В эту атаку были пущены два тяжелых орудия: американец, «специалист пятой колонны», Альберт Кан, и англичанин, член рабочей партии в палате общин — Цилиакус.
Мэтр Изар, оправившийся от болезни, был в своей «лучшей форме» и прения, благодаря его выпадам, часто носили весьма оживленный характер.
Говорящий только по-американски, именующий себя журналистом, Альберт Кан — автор трех книг: «Великий заговор против России», «Саботаж» и «Заговор против мира».
Адвокат «Л. Ф.» рекомендует его книги суду, читает хвалебную критику о них и предупреждает суд, что свидетель будет говорить о сношениях Кравченко с фашистами в Америке.
Председатель: Что вы можете сказать по делу?
Кан: Моя специальность разоблачать фашистов и пятую колонну, открывать антисоветские интриги. Я работал в комиссии, которая занималась разоблачением пропаганды наци в Америке. В этой комиссии были такие лица, как Томас Манн, проф. Эйнштейн, Жак Маритэн, Дороти Томпсон…
Мэтр Изар:…которая восторженно писала о книге Кравченко!
Кан: Это она позже писала, когда подпала под влияние Пауля Шеффера, правой руки Геббельса. И я арестовал ее. Во время войны она была прогрессисткой. Мы вылавливали шпионов и саботажников.
Мэтр Изар: Если я правильно понимаю свидетеля, то это он как раз и есть «секретный агент американской службы?» (Смех.)
Кан: Я не агент. Я боролся с врагами моей страны и вашей страны, и с врагами СССР.
Председатель: Знаете ли вы Сима Томаса?
Кан: Никогда о нем не слышал. (Недоумение. Смех в зале.)
Председатель: Вы не знаете, что диффамация была подписана «Сим Томас»?
Свидетель этого не знает. Суд удивлен.
Председатель: Но вы знаете, что была статья, в которой была диффамация?
Кан: Я узнал об этом вчера.
Председатель: Читали ли вы ее?
Кан: Нет.
Мэтр Изар: Свидетель заявил, что он сделал 3500 миль, чтобы присутствовать на этом процессе. Мне кажется, он сделал это напрасно.
Кан: Дело для меня идет не только о Кравченко. Для Кравченко я бы не вышел и за ворота своего дома. Дело идет о гораздо большем.
Мэтр Изар: Значит, он приехал не для дела Кравченко. Зачем же он здесь?
Кан: Я расскажу о связи Кравченко с украинскими фашистами. В Америке находится миллион украинцев. Они все фашисты и продолжают шпионаж, которым занимались наци. Они работают под началом бюро, которым в свое время руководил Альфр. Розенберг. Их штаб в Берлине. Ими руководили полк. Николай и Своропадский. У нас, в Америке, есть также белые русские, они тоже фашисты и царисты. Многие работали с немцами и японцами. Я специалист по изучению их работы.
По словам свидетеля, японские шпионы были частично арестованы во время войны. К ним Кан причисляет Вонсяцкого.
Он рассказывает, как этот последний совершал похищение богатых людей и брал выкуп, как соблазнил в Париже богатую американку и обобрал ее: как у Вонсяцкого был найден целый арсенал оружия. Это он устроил убийство Кирова. Но власти, в конце концов, посадили его в тюрьму.
Председатель: Много ли в Америке людей, которые, как вы, борются с антисоветской пропагандой?
Кан: Их очень мало. Гораздо больше людей, которые эту пропаганду сеют. Во время войны тех, что борются, было больше. Сейчас им трудно. Враги СССР сеют войну.
Председатель: Вы приехали во Францию свободно? И можете после процесса вернуться в Америку?
Кан: Я мог выехать на 10 дней. Каждый гражданин Америки может вернуться на свою родину. (Возгласы в зале.) Я не хочу, чтобы вы думали, что Кравченко представляет Америку. Он выбрал свободу, потому что ему Соединенные Штаты понравились.
Мэтр Изар: Как объяснит г. Кан тот факт, что Сим Томас не приехал на процесс, если так легко можно ездить туда и обратно?
Кан: Может быть, у него другие причины не являться…
Кан рассказывает о значении своих книг, о том успехе, который они имели, называет людей, которые писали для них предисловия. «Моя первая книга… моя вторая книга… моя третья книга…»
Председатель: Скажите ему, что Сим Томас — главный обвиняемый.
Переводчик «Лэттр Франсэз», г. Зноско-Боровский, явно не успевает переводить быструю речь оратора, который, видимо, привык выступать в публичных местах и говорит без умолку. Он раздражается, когда ему недостаточно быстро переводят колкие выпады мэтра Изара.
Лишний раз приходится отметить совершенно исключительную способность г. Андронникова, казенного переводчика, схватывать мгновенно все оттенки речи.
Председатель: Скажите, что вы думаете о книге Кравченко?
Кан (развязно): Она похожа на книгу Кинслея «Сексуальная жизнь американца», но она хуже. В ней тоже много написано о половом вопросе. В Америке этот вопрос приносит деньги. Таких книг у нас выходит очень много, никто не обращает на них внимания.
Председатель: Что думает свидетель об интервью Кравченко в апреле 1944 г.?
Кан: Интервью было в 1945 г. (Смех.) Много было интервью. Я не все читал. Я очень занят.
Председатель: Но как же цензура пропускала статьи предателей и шпионов?
Кан: С 1932 года у нас существует немецкий Интеллидженс Сервис. Он устроил сеть саботажа. В этой организации все присягали Гитлеру, было 20 000 членов. Правительство все это допускало. Некто Лук Мишуа был главой этого американо-немецкого «бунта». Он был украинцем. Он друг Кравченко.
Кравченко с недоумением поднимает голову и смотрит на свидетеля.
Кан: То-есть не друг, но он печатал в своей газете «Свобода» книгу Кравченко и ее рекламировал. Во время войны Мишуа ездил к Геббельсу в гости и виделся с Питекантропом.
Кан начинает длинную историю о том, каким именно способом он выводил на чистую воду во время войны японских шпионов. Затем он берет книгу Кравченко и хочет прочесть цитату на странице такой-то.
Мэтр Изар: Спасибо! Нам это тоже читал наш дорогой Баби! (профессор-коммунист).
Кан: Книга Кравченко — результат конспирации против СССР. Эта конспирация началась в 1918 году. Гитлер пришел к власти потому, что ему помогли это сделать немецкие, английские, американские и другие капиталисты. Он обещал им уничтожить СССР.
Затем свидетель переходит к рассказу о своем путешествии в Польшу, где он видел страшные следы нашествия немцев.
Мэтр Изар: Мы с вами совершенно согласны. Это было ужасно.
Председатель: Мы все это знаем и испытали сами.
Кан закончил свои показания.
Кравченко встает со своего места:
— Я ни с фашистами, ни с монархистами, ни с сепаратистами не имею никакого дела. В Германии, в монархической газете[3] было напечатано две недели тому назад нечто вроде приветствия по моему адресу. Мэтр Изар прочтет копию телеграммы, которую я туда послал.
Мэтр Изар читает телеграмму Кравченко, который сообщает газете, что ничего общего с ней не имеет.
Кравченко: Почему свидетель говорил о немецких зверствах и ничего не сказал о страданиях русского народа?
Кан: Ужасы советского режима все выдуманы.
Кравченко: Чем объясняет свидетель, что моя книга печаталась фельетонами в сорока американских газетах одновременно? Неужели в Америке сорок фашистских газет?
Кан: Это были газеты Херста… Он — фашист и был за «Ось».
После перерыва мэтр Изар объявляет, что задаст свидетелю несколько вопросов:
Изар: Был ли свидетель в России?
Кан: Нет.
Изар: Если вы только вчера узнали о существовании «Сима Томаса», то что вы знали третьего дня?
Кан: Я знал, что есть процесс.
Изар: Мне кажется, вы должны были доказать, что Кравченко — агент?
Кан: Я приехал свидетельствовать о деятельности Кравченко в Америке.
Изар: Если только для того, чтобы нам сказать, что он — против советов, то ехать, пожалуй, не стоило? Или то плохо, что его Херст печатал?
Кан: Я сказал о связи Кравченко с Мишуа и о том, на кого работает его книга. Впрочем, он никогда ее не писал. Ее писал Лайонс.
Изар: Только что я прочел в газете «Франс-Суар», что Сталин приглашает Трумана в Москву. ТАСС дал об этом телеграмму как раз в прессе Херста. (Смех, публику призывают к порядку)… Я хотел бы знать, был ли Кравченко агентом секретной американской службы или агентом американских наци?
Кан: Он не мог быть агентом американской службы. Он работал на немцев.
Это заявление свидетеля производит известное впечатление: из этих слов следует, что Кан и «Лэттр Франсэз» обвиняют Кравченко в совершенно различных вещах.
Изар: Вы не сражались во время войны?
Кан: Нет. Я был полезнее, как журналист. Я разоблачал фашистов, я…
Председатель: Покороче, пожалуйста. Мы уже поняли.
Изар: Надо ли так понять ваши слова, что цель русских в Америке — заставить власть закрыть коммунистическую партию?
Кан: Не только ее, но и все вообще прогрессивные партии.
Мэтр Изар читает показания Кравченко в комиссии по расследованию антиамериканских действий. Из этих показаний явствует, что Кравченко совершенно не считает нужным запрещение американской компартии.
Далее мэтр Изар приводит статью из «Дэйли Уоркера» (коммунистическая газета) от 1939 г., из которой следует, что американские коммунисты были изоляционистами. «Янки не придут к вам.» — писалось там в обращении к воюющей Европе. — «Мы не поможем вам никак!»
Кан: Я не отвечаю за эту газету.
Изар: Что вы думаете о последней резолюции Коминформа?
Но Кан, не отвечая на вопрос, снова пускается в рассуждения об американских фашистах.
— Я желаю вам, — говорит ему мэтр Изар. — вернуться домой благополучно и нежно взглянуть по приезде в Нью-Йорк на статую Свободы!
Тогда встает мэтр Нордманн и спрашивает Кравченко, почему он в Америке не начал этого процесса в свое время, когда о нем коммунисты писали, что книга не его.
Кравченко: Во-первых — у меня не было тогда денег. Это стоит очень дорого. Во-вторых, компартия Америки так ничтожна, что не стоит и бороться против неё. Во Франции же компартия очень сильна, и тут-то и надо ее разоблачать.
Нордманн (иронически): Она насчитывает 33 процента населения.
Изар: Но ведь мы тоже представляем две трети!
Второй свидетель защиты — депутат английского парламента Цилиакум. Он был в России в 1918 году, в 1931, 1936 и, наконец, в 1947, когда беседовал «три часа с Молотовым и два часа со Сталиным». Он считает, что все, что было сделано советской властью, было необходимо. Все мероприятия удались, все идет к лучшему, а если и были «преувеличения», то без них невозможно.
Цилиакус принадлежит к тем иностранцам, которые считают, что Россия до 1917 года пребывала в средних веках, что при царях во всех войнах ее били, что народ — темный, страна — отсталая, и что хоть и много в ней достижений за последние 30 лет, однако, далеко ей до Англии. Конечно, европеец бы не выдержал такого режима, но русский человек выдержать может очень многое, и потому, собственно, волноваться особенно не надо. Книга Кравченко — лживая, все в ней преувеличено или искажено.
— Коллективизация была полезна, — говорит флегматически Цилиакус. — Беспорядки всегда бывали. Сталин говорил мне лично, что хочет жить со всеми в мире. Жизнь русских, конечно, трудна, но они идут к светлому будущему и лет через тридцать эволюционируют. Там иные, чем у нас, концепции…
Мэтр Изар нападает сразу со всех сторон: выясняется, что о Коминформе свидетель «думает без энтузиазма», что Черчилля считает «виновником войны», что 3 февраля он будет выступать в Париже на коммунистическом митинге «Кравченко против Франции», что во время итальянских выборов он поддерживал социалиста Ненни, который был за объединение с коммунистами.
Изар: Думаете ли вы, что Кравченко может теперь спокойно вернуться в Россию?
Цилиакус (слегка запинаясь): Там, как я уже сказал, несколько иные концепции…
Заседание закрывается.
В понедельник — допрос советских свидетелей.
«На Переломе», Н. Б.