Амандина испытала безмерное облегчение, когда этой ночью встала под душ.
Был уже третий час. Позади остался бесконечный, начавшийся семнадцать часов назад день, в котором накладывались друг на друга скверные новости, драмы, вопросы.
Она изо всех сил намыливала и терла каждую пядь своего тела, пока обычно такая белая кожа не покраснела. После всех поездок в метро, Дворца правосудия, встреч с людьми, возможно зараженными, Амандина чувствовала себя грязной.
После она бесконечно долго чистила зубы, не отдавая себе отчета в силе и быстроте своих движений, потом прополоскала рот. От вкуса крови ее затошнило. Она попыталась успокоиться. Уже выходя из ванной, она заметила свисавшую с потолочного светильника паутину. Амандина влезла на стул и полотенцем резко смахнула нити. Потом она вымыла весь плафон и даже обожглась о лампочку.
Как этот окаянный паук мог сюда пробраться? Через какую щель? Амандина мыла все снизу доверху в прошлую субботу. Она принялась искать паука во всех уголках, подняла белье, заглянула под раковину. Где-то же он должен быть. Надо его уничтожить.
Но паука не было. Вся на нервах, молодая женщина в конце концов махнула рукой, да и Фонг звал ее уже несколько минут. Она вышла к стеклянной двери, отделявшей ее гостиную от гостиной мужа, пристально глядя на плиточный пол и стены. Поколебавшись несколько секунд, приняла решение:
– Я не войду.
Лицо мужа помрачнело.
– Но… почему?
– Я общалась с больными, с зараженными людьми. Мы в тесном контакте с вирусом, Фонг. Это все равно что ходить в двух шагах от кратера действующего вулкана.
– Ты привыкла.
– Не к таким тревогам. И потом, мне пришлось снять маску, проходя через пост охраны, и жандарм говорил мне прямо в лицо. Он наверняка контактировал с вирусом в тот или иной момент. Это было бы неосторожно. Подождем несколько дней, посмотрим, как будут развиваться события.
Фонг приложил ладонь к стеклу:
– Ты сегодня потеряла подругу. Как ты можешь просить меня оставить тебя одну?
– Это была коллега.
– Надень маску и иди ко мне, Амандина. Пожалуйста.
Молодая женщина покачала головой. В глазах ее блестели слезы.
– Не настаивай, Фонг. Я не хочу рисковать, даже в маске. Нам и без того достаточно трудно.
– Хорошо. Тебе решать.
Амандине было невыносимо видеть его таким, бессильным, зависимым. Муж сжал губы и добавил:
– Пойду заварю себе чай.
– Я тоже.
Чай… Какое-никакое облегчение, замена словам, которых они не находили, стоя лицом к лицу, разделенные гнусным стеклом. Они разошлись каждый в свою сторону, включили чайники, но одинаковые жесты лишь углубляли разделявшую их пропасть. Они вернулись и сели друг напротив друга.
– У тебя шла кровь изо рта? – спросил Фонг. – А руки и ноги очень красные. Ты больше полутора часов пробыла в ванной.
– Я не заметила.
Фонг вздохнул:
– Я получил счет за воду, расход почти удвоился в последние месяцы. Ты все чаще принимаешь душ, и все эти средства, которыми ты мажешься, которые глотаешь… Ты меня тревожишь.
– Ничего особенного. И потом, там была паутина, поэтому я задержалась.
– Паутина? Притом что ты драишь все несколько раз в неделю? Я не видел ни одного паука, с тех пор как мы сюда въехали.
– Был паук, говорю тебе.
Она опустила рукава, чтобы скрыть красноту, и переменила тему:
– Этот чудный день закончился бесконечным совещанием с Жакобом. Такой тягостной атмосферы я не припомню. Никто не мог толком сосредоточиться. Все думали о Северине. Было ужасно видеть взгляды коллег. После визита полицейских в лабораторию стало еще хуже. В команде царит нездоровое сомнение.
– Сомнение в честности Северины, ты хочешь сказать?
– Да. Это слово «простите», которое она написала на листке…
– Ты думаешь, это может быть связано с тем, что сейчас происходит?
– Я не знаю, Фонг. Ничего не знаю. Эти чертовы полицейские сумели посеять сомнение и в моей голове. Ты бы их слышал. Да она все равно что написала «виновна» у себя на лбу.
Она глубоко вздохнула, все еще думая о паутине.
– Положение серьезное. Очень серьезное.
Фонг поднес чашку к губам и, отпив глоток обжигающего чая, поставил ее на место.
– До какой степени серьезное?
– Это будет официально обнародовано завтра. ВОЗ переходит к четвертой стадии плана пандемической тревоги. «Начало массовой эпидемии во Франции».