— Хорошо, мамаша, хорошо. Будет полный порядок. Не беспокойтесь за дочку.
В тот же день мама уехала в Москву. Одеяло осталось у меня, но, правда, довольно часто стало пропадать. Раз в дождливую погоду я решила его разыскать и нашла в палатке у ребят: завернувшись в него, как в спальный мешок, под ним крепко спал Лука Муравицкий.
Уже не за горами был тот день, когда всем нам предстояло испытать трудности потяжелей дождливых вечеров да туманов. Лука Муравицкий, окончив программу аэроклуба на самолете У-2, успеет еще поступить в Борисоглебскую военную школу летчиков-истребителей. Вместе с ним направление в летную школу получат мои одноклубники Петухов, Вильчик, Хатунцев, Рябов, Харитонепко, Тищенко, Кутов. После училища младший лейтенант Муравицкий будет служить на Дальнем Востоке. Война застанет его в Московском военном округе. Затем Лука попадет под Ленинград. И в какой-то из армейских газет я прочитаю о мужестве командира звена Муравицкого.
Однажды ему пришлось лететь на боевое задание одному — прикрывать железнодорожную станцию, где разгружали эшелон с боеприпасами. Истребители, как правило, летали парой, а тут один…
Поначалу все шло спокойно. Летчик зорко следил за воздушной обстановкой в районе станции и вот в разрыве между ярусами облаков заметил немецкий бомбардировщик. Лука ринулся наперерез «хейнкелю». Атака его была неожиданной — пулеметная очередь прошила гитлеровский самолет, и тот, круто снижаясь, стал удирать. Муравицкий догнал фашиста и вновь открыл по нему огонь, но вдруг пулемет замолчал. Очевидно, кончились боеприпасы. Тогда Муравицкий решил таранить врага. Пристроившись почти вплотную, винтом своего самолета он ударил по хвосту «хейнкеля». Гитлеровец врезался в землю.
22 октября 1941 года старший лейтенант Муравицкий Лука Захарович за мужество и отвагу, проявленные при выполнении боевых заданий, был удостоен звания Героя Советского Союза. А спустя месяц, 30 ноября, он погиб, защищая небо Ленинграда…
Но это еще все впереди. Пока же мы отрабатываем пилотажные фигуры в зонах, неподалеку от аэродрома, изучаем устройство парашюта, его укладку и правила прыжка. Предстоит постичь и это — возможно, пригодится…
Осенью, когда учебная программа на самолете У-2 была закончена, к нам на аэродром приехала государственная комиссия НКО (Наркомата обороны). Вначале экзаменовали по всем теоретическим предметам, затем стали проверять технику пилотирования. Все мы выполнили пилотаж в зоне на отлично. Комиссия осталась вполне довольна.
Настало время расставаться и нам с лагерем, аэродромом, инструктором, товарищами. Было радостно и чуточку грустно. Радостно, что обрели крылья, а грустно — расставаться ведь всегда грустно…
Я по-прежнему работаю в шахте, после работы открываю библиотеку, расположенную в углу шахтной столовой. Вместо стеллажей для книг — буфеты, и я сижу за ними как буфетчица и выдаю книги.
Через месяц выпускной вечер аэроклубовцев. В театре на Малой Бронной мы вновь собрались вместе. Все принаряженные. Ребята даже галстуки надели. Доклад делал начальник нашего аэроклуба. Он сообщил, что большинство ребят, окончивших аэроклуб, направляются в Борисоглебскую военную школу летчиков-истребителей, и вдруг несколько торжественно, повысив голос, а может быть, мне просто показалось, объявил:
— Есть и одна «женская» путевка. В Ульяновскую школу летчиков Осоавиахима. Ее мы решили предоставить… Анне Егоровой.
От неожиданности и радости у меня перехватило дыхание. Неужели мечта, которую вынашивала, осуществится?..
В перерыве меня все поздравляли, а я все еще не верила, боялась верить, что так будет. Поверила только тогда, когда пoлyчил направление в школу и проездные документы до Ульяновска.
И вот уже пройдена врачебно-летная комиссия. После мандатной комиссии ждем списков о зачислении. О радость! Я принята!
Выдали нам обмундирование — брюки, гимнастерки с голубыми петлицами, ботинки с крагами. Кажется, лучшего наряда в своей жизни я не носила, хотя и размер его был заметно великоват. Все мне нравилось в школе, начиная с подъема и физзарядки до прогулки с песней перед отбоем ко сну. Занимались много. По учебе у меня все шло хорошо.
Новый, 1938 год встречали весело. И вдруг однажды прямо с занятий вызывают:
— Егорова! К начальнику.
Когда я вошла к нему в кабинет и доложила, все сидящие за столом встретили меня молча, только очень хмуро посмотрели в мою сторону.
Я стою по стойке «смирно» и жду.
— У вас есть брат? — слышу голос.
— У меня пять братьев, — отвечаю. o
— Егоров Василий Александрович!
— Да, это мой старший брат.
— Так почему же вы скрыли, что ваш брат враг народа?!
— Он не враг народа, он коммунист, — гневно выговорила я, хотела еще что-то сказать, но от волнения у меня сразу пересохло во рту и получился какой-то шепот.
Я уже и лиц сидевших не видела, и слышала плохо, только в груди все сильнее и сильнее стучало сердце. Оказывается, брат-то в беде. А я и не знала…
— Мы исключаем вас из школы!
Не помню, как я вышла из кабинета, как переоделась в каптерке в свое гражданское платье, как за мной закрылись двери школы…
Опомнилась на крутом берегу Волги за городом. Порылась в карманах — нашла комсомольский билет, красную книжечку с эмблемой метро — благодарность от правительства за первую очередь Метростроя. И все. Ни одной копейки. В мучительных терзаниях, тревоге я направилась к горкому комсомола..
Секретарь горкома выслушал меня внимательно. Долго молчал. Потом потер руки и горячо заявил:
— Придумал, Егорова! Пойдешь работать в трудколонию НКВД для малолетних правонарушителей. Будешь там до очередного набора в школу. За это время все утрясется, и ты поступишь опять. Начальником колонии старый коммунист Молнин — он поймет. А впрочем, идем к нему…
Так я поселилась при колонии в маленькой комнатке деревянного дома. С душевной теплотой вспоминаю сейчас работу с неугомонной ратью «трудных» ребят. Работать с ними было удивительно интересно. Но как только я узнала о дополнительном наборе в училище, тут же отнесла заявление в приемную комиссию. На предварительной беседе в приеме мне было отказано.
— У вас нет направления из аэроклуба, — объяснили мне.
— Но ведь оно было из аэроклуба Метростроя.
— Никаких ваших документов у нас нет! — отрезали мне и пригласили следующего.
Через неделю я ехала в поезде через Москву к брату Алексею в город Себеж. В Себеже брата не оказалось: его перевели на новое место службы. Денег у меня оставалось всего лишь двенадцать рублей — это как раз до Смоленска, как выяснила на вокзале. А то, что в Смоленске был аэроклуб, я знала раньше.
И вот рано утром поезд пришел в Смоленск. Город незнакомый. Стою и думаю: куда же идти?.. Как-то само собой получилось, что оказалась у секретаря обкома комсомола.
— Мне нужна работа и жилье, — проговорила на ходу от двери до стола.
— Откуда вы, девушка? — спросил секретарь.
— С вокзала!
— Садитесь и рассказывайте.
— Нечего мне рассказывать, мне нужна работа и жилье, — повторила я упрямо.
— Ну, тогда покажите, какие есть у вас документы?
— Пожалуйста! — И я выложила на стол все, что имела: паспорт, комсомольский билет, красную книжечку с благодарностью за первую очередь метро, удостоверение инструктора-планериста, характеристики и заявление в Ульяновскую Школу летчиков.
Читая документы, секретарь задавал мне вопросы, как бы невзначай сам отвечал, сочувствовал, куда-то звонил, а я сидела на диване и… плакала.
— Ну, рева, пойдем обедать, — слышу его насмешливый, обращенный ко мне голос.
— Не хочу, спасибо!
— Пойдем, пойдем, — он потянул меня за руку. После обеда, увидев мой пустой кошелек, одолжил двадцать пять рублей до первой получки и дал направление на