страницами, иногда в переплете кустарной работы. Обычные жизни обычных
людей. Такие книги я не просто читала – я их проглатывала за один присест. С
детства страдая отсутствием аппетита, я зато испытывала постоянный
«книжный голод». Тогда-то и начало определяться мое истинное призвание.
Меня нельзя назвать настоящим биографом. Сказать по правде, я вообще
не биограф. Главным образом ради собственного удовольствия я написала
несколько
кратких
биографических
исследований,
посвященных
незначительным фигурантам в истории литературы. Меня всегда интересовали
люди, при жизни прозябавшие в тени великих современников и преданные
полному забвению тотчас после смерти. Мне нравится эксгумировать людские
судьбы, погребенные в дневниковых записях, что, никем не читанные, пролежали на архивных полках сотню и более лет. Мало что доставляет мне
большее удовольствие, чем возможность почувствовать живое дыхание
мемуаров, казалось давным-давно канувших в Лету вслед за их авторами.
Изредка какое-нибудь из моих сочинений заинтересовывало местного
академического издателя; как следствие, у меня появились печатные работы. Не
книги, нет – они недостойны такого названия, – а просто отдельно изданные
очерки: брошюрки в бумажном переплете, скрепленные скобками. Один мой
очерк – «Братская муза» (о братьях Жюле и Эдмоне Ландье, которые совместно
вели дневник) – попался на глаза редактору солидного издательства и был
включен в сборник эссе о литературном творчестве и семейных отношениях в
девятнадцатом веке. Должно быть, именно этот очерк привлек внимание Виды
Винтер, но в таком случае она заблуждалась на мой счет. Публикация его под
одной обложкой с трудами профессиональных писателей и ученых явилась
чистой случайностью, тогда как сама я была всего-навсего не лишенной
дарования дилетанткой.
Жизни давно умерших людей – это мое хобби, а моя работа – это магазин.
Я не продаю книги (этим занимается отец), я о них забочусь. Временами я беру
с полки ту или иную книгу и наугад прочитываю из нее страничку-другую. В
конце концов, чтение является таким же проявлением заботы, как дружеская
беседа. Пусть эти книги недостаточно стары для того, чтобы цениться
исключительно за свой возраст, и не настолько значительны, чтобы привлечь
внимание коллекционеров, но мне нравится за ними ухаживать, даже если их
содержание так же уныло и пресно, как их внешний вид. Каким бы скучным ни
был прочитанный мною отрывок, он никогда не оставляет меня равнодушной, –
ведь кто-то ныне покойный в свое время считал эти слова достойными того, чтобы сохранить их для потомков.
Умирая, люди исчезают. Исчезают их голос, их смех, теплота их дыхания.
Исчезает их плоть, а в конечном счете и кости. Исчезает и память об этих
людях. Это ужасно и в то же время естественно. Однако некоторым людям
удается избежать бесследного исчезновения, так как они продолжают
существовать в созданных ими книгах. Мы можем заново открыть этих людей –
их юмор, их манеру речи, их причуды. Посредством написанного слова они
могут вызвать наш гнев или доставить нам радость. Они могут нас успокоить.
Они могут нас озадачить. Они могут нас изменить. И все это при том, что они
мертвы. Как муха в янтаре или как тело, застывшее в вечных льдах, чудесное
сочетание обыкновенных чернил и бумаги сохраняет то, что по законам