прежде, были густо подкрашены, но без этих длинных, похожих на паучьи
лапки ресниц она неожиданно стала напоминать школьницу, тайком
баловавшуюся с маминой косметичкой.
***
События развивались не так, как предполагали гувернантка и доктор. Они
были готовы встретить и преодолеть яростное сопротивление Адалины, а в
случае с Эммелиной рассчитывали на ее привязанность к Эстер, что должно
было примирить девочку с исчезновением ее сестры. Короче говоря, они
ожидали, что в новой обстановке близнецы будут вести себя примерно так же, как это было до их разделения. Но уже в самом начале эксперимента они с
удивлением обнаружили, что их подопечные превратились в пару
безжизненных тряпичных кукол.
Впрочем, не совсем безжизненных. Кровь продолжала вяло циркулировать
в их венах; они покорно глотали суп, которым их кормили с ложки игравшие
роль сиделок Миссиз – в одном доме, и жена доктора – в другом. Но наличие
глотательного рефлекса еще не означает наличие аппетита. Днем их глаза были
открыты, но ничего не видели вокруг, а по ночам, хотя они и лежали с
закрытыми глазами, это никак нельзя было назвать спокойным сном. Они были
порознь; они были одиноки; они потеряли сами себя. Их подвергли ампутации, при том что ампутированы были не части их тел, а их души.
Усомнились ли экспериментаторы в правильности своих действий? Не
омрачило ли ход исследования зрелище апатичных, утративших интерес к
жизни сестер-близнецов? Ведь Эстер и доктор не были осознанно жестокими.
Они были просто парочкой глупцов, ослепленных собственной ученостью и
своими амбициозными планами.
Доктор проводил медицинские тесты. Эстер вела наблюдения. И каждый
день они встречались, чтобы сверить свои записи и обсудить то, что они
поначалу оптимистично именовали «прогрессом». Они сидели рядышком за
письменным столом в кабинете доктора или в библиотеке дома Анджелфилдов,
склонив головы над отчетами, в которых была зафиксирована каждая
подробность из жизни сестер. Поведение, питание, сон. Их озадачивали
безразличное отношение к еде и постоянная сонливость пациенток – это при
отсутствии у них нормального сна. Они выдвигали теории в объяснение
произошедших перемен. Эксперимент продвигался совсем не так успешно, как
ожидали его высоколобые авторы, – по сути, он с самого начала обернулся
провалом, – но эти двое предпочитали не думать о возможных губительных
последствиях, предпочитая поддерживать друг в друге веру в то, что
совместными усилиями они смогут сотворить чудо.
Доктор получал огромное удовлетворение, впервые за последние
десятилетия занимаясь учеными изысканиями на пару с человеком столь
выдающихся способностей. Он восхищался умением своей протеже на лету
подхватывать новую идею и тут Же находить ей нестандартное применение.
Вскоре он уже начал думать о ней не как о протеже, а как о полноправном
соавторе. Эстер в свою очередь испытывала приятное возбуждение от этих
интеллектуальных упражнений, дававших обильную пищу ее уму и льстивших
ее самолюбию. После своих ежедневных встреч они расходились, сияя от
удовольствия. Так что их слепота была вполне объяснима. Разве могли они
предположить, что столь приятное и полезное для обоих занятие в то же время
наносит огромный вред их подопечным? Не исключено, впрочем, что иной раз
вечером, сидя за составлением дневного отчета, кто-нибудь из
экспериментаторов мог на секунду оторваться от своих записей и, обнаружив в