голову бежит Китти, и лицо у нее не то чтобы бледное, а даже вроде как
зеленоватое. «Что это с ней стряслось?» – думаю я. А она как увидела меня в
окошке, так и стала на месте столбом. И вот тут я поняла, что беда
приключилась не с Китти, а со мной. Она открыла рот, но сперва даже мое имя
выговорить не могла. И по щекам – слезы ручьями. А потом она выпалила все
одним духом.
Это был несчастный случай. Мой жених пошел в лес со своим братом.
Хотели пострелять куропаток. А это было запрещено. Кто-то их заметил, они
перепугались и – наутек. Дэниел, его брат, первым добежал до приступки у
изгороди и перемахнул на ту сторону. А у моего жениха приклад ружья возьми
да и застрянь между жердин! Ему бы остановиться и вытащить его не торопясь, но позади уже слышен топот. Вот он в панике и дернул ружье за ствол. Дальше, думаю, нет нужды рассказывать. Сам знаешь, что бывает в таких случаях.
Я распустила вязанье. Все петли одну за другой, ряд за рядом. Это совсем
не трудно. Вытащи спицы, потяни за нитку, и все само расползется. Петля за
петлей, ряд за рядом. Я распустила вторую пятку, но на этом не остановилась: дальше пошла стопа, первая пятка, резинка… Петля за петлей распускаются
быстро, стоит лишь потянуть ниточку. И вот уже больше нечего распускать –
только синяя пряжа кучкой лежала у меня на коленях.
На то, чтобы связать носок, надо не так уж много времени, а распустить
его можно и вовсе в момент.
Так что мне осталось только смотать шерсть в клубок, чтобы потом связать
из нее что-нибудь другое. Но я, хоть убей, не помню, что я сделала с той синей
шерстью.
Во второй раз история с двойной пяткой случилась, когда я уже начала
стареть. Мы с Китти тогда сидели в этом доме перед камином. Прошел полный
год со дня смерти ее мужа, и чуть меньше года – с того дня, когда Китти
переселилась ко мне. Я видела, что она понемногу оправляется. Она стала чаще
улыбаться и проявлять интерес к разным вещам. И уже не заливалась слезами
всякий раз, как услышит его имя. Мы сидели друг против друга, и я вязала
ночные носки для Китти; это были мягкие носочки из ягнячьей шерсти, розовые – под цвет ее халата. У Китти на коленях лежала книга, но она больше
смотрела не в нее, а по сторонам. Я поняла это, когда она сказала: «Джоан, ты
вяжешь пятку по второму разу».
Я взглянула на вязанье – так и есть!
«И как это меня угораздило?» – удивилась я. Она сказала, что будь это ее
вязанье, тут и удивляться было бы нечему. С ней такое случалось постоянно: то
вывяжет две пятки, а то и вовсе ни одной. Своему мужу она связала несколько
носков без пяток – прямых, как шланг. Мы посмеялись. «Но на тебя это совсем
не похоже, – сказала она. – Обычно ты не бываешь такой рассеянной».
«Однажды такое со мной уже было, – сказала я. – Всего один раз». И я
напомнила ей историю с моим женихом. Рассказывая, я аккуратно распустила
часть носка со второй пяткой и стала довязывать его правильно. Я не отрывала
глаз от работы, чтобы снова не напортачить, потому как уже темнело. И вот я
закончила рассказ, а она молчит. Я решила, что она задумалась о своем муже. В
конце концов, я сетовала на свою давнюю утрату, а ведь ее утрата по
сравнению с моей была совсем свежей.
Стало уже слишком темно, и я решила довязать носок на другой день.
«Китти!» – позвала я. Никакого ответа. «Китти?» Я сначала подумала, что она
спит. Но это был не сон.
Она казалась такой умиротворенной. На лице ее застыла улыбка, как будто
она радовалась скорой встрече со своим мужем. В то самое время, когда я
возилась с этим носком и вспоминала давно минувшие дни, она тихо ушла, чтобы соединиться с ним на том свете.