– Неплохо справилась, – одобрил он. – Следов погрома не видно.
Мама выглядела бледной и уставшей. Поход в гости обернулся для нее
очередным приступом головных болей.
– Да, – сказала она, – умница.
– Тебе понравилось быть дома одной, дорогая? – спросил отец.
– Это было здорово.
– Я так и думал, – сказал он. И, не удержавшись, снова обнял меня и
поцеловал в макушку. – А сейчас тебе пора в постель. И не читай много перед
сном.
– Не буду.
Чуть попозже я услышала, как родители возятся перед отходом ко сну: отец ищет в аптечке таблетки для мамы и наливает воду в стакан. Далее
прозвучала его всегдашняя фраза: «Тебе станет лучше после того, как ты
хорошо выспишься», – и дверь гостевой комнаты затворилась. Через несколько
секунд до меня донесся скрип кровати в отцовской комнате, потом – щелчок
выключателя.
Я знала, что такое близнецы. Клетка, из которой должен был вырасти один
человек, необъяснимым образом разделяется так, что из нее выходят два
абсолютно одинаковых человека.
Я когда-то была близнецом.
Мой близнец умер.
Чем же я стала после этого?
Сунув руку под одеяло, я прикоснулась к серебристо-розовому шраму в
форме полумесяца на моем боку. Это был знак, оставленный мне сестрой. Как
археолог, я исследовала собственное тело в поисках свидетельств его давнего
прошлого. Тело это показалось мне хладным, как труп.
Все еще держа в руке письмо, я покинула магазин и отправилась наверх в
свою квартиру. Лестничный марш сужался на каждом из трех этажей, занятых
книгохранилищем. По мере подъема, выключая за собой свет, я начала
формулировать выражения для вежливого отказа мисс Винтер. Я могла
написать ей, что никак не подхожу на роль биографа. Меня не интересует
современная литература. Я не читала ни одной из книг Виды Винтер. Я
привыкла работать в библиотеках и архивах и ни разу не брала интервью у
живого писателя. Мне было легче иметь дело с умершими людьми, тогда как с
живыми, сказать по правде, я чувствовала себя не в своей тарелке.
Хотя последнюю фразу вставлять в письмо, пожалуй, не стоило.
Я решила не утруждать себя приготовлением ужина – довольно было и
чашки какао.
Ожидая, когда согреется молоко, я посмотрела в окно. На ночном стекле
отражалось лицо столь призрачно-бледное, что сквозь него были видны темные
небеса. Мы прижались друг к другу: щека к холодной щеке. Если бы
кто-нибудь видел нас в этот момент, он не смог бы понять, кто из нас кто, не
будь между нами этой стеклянной границы.
ТРИНАДЦАТЬ СКАЗОК
«Скажите мне правду». Эта фраза из письма металась в моей голове, подобно птице, попавшей в мансарду через каминную трубу и не могущей
найти выход наружу. Не было ничего удивительного в том, что просьба
мальчишки-репортера так на меня подействовала; мне тоже никогда не
говорили правду, и я была вынуждена доискиваться ее самостоятельно, втайне
от всех. «Скажите мне правду». То-то и оно.
Однако я твердо решила выбросить из головы эти слова, как и любые