– Где стремянка? – Это был первый раз, когда я с ним заговорила.
Вопрос был задан резким тоном, однако он ответил вежливо:
– Ее взял мистер Коупенс. Он что-то ремонтирует с той стороны дома.
Я вытащила сигарету из пачки, которую Джон оставил в сарае, и закурила, свирепо косясь на юнца, который, судя по его завистливым взглядам, был бы не
прочь составить мне компанию. Потом я заточила секатор, а заодно и садовый
нож – просто потому что мне нравилось точить. И все это время в одном ритме
с движением точила двигались грабли, рыхлившие почву. Наконец, взглянув на
солнце, я решила, что сегодня уже поздно приступать к стрижке «шляпы». И
только после этого я пошла искать Джона.
Стремянка лежала на земле в ненормально вывернутом положении: металлическая пластина, ограничивавшая предел ее расхождения, была «с
мясом» выдрана из деревянной стойки. Рядом с лестницей лежал Джон. Он не
пошевелился, когда я тронула его за плечо; тело было теплым – благодаря
солнцу, которое согревало его раскинутые руки и окровавленную голову. Он
смотрел прямо в чистое небо, однако голубые глаза были подернуты странной
дымкой.
Разумная девочка внутри меня куда-то исчезла. Внезапно я осталась
только самой собой – бестолковым, никчемным дитем.
– Что же мне делать? – прошептала я. – Что мне делать?! – Меня испугал
звук собственного голоса.
Растянувшись на земле, сжимая рукой безжизненную ладонь Джона и
чувствуя, как мне в висок все глубже впивается какой-то камешек, я следила за
уходящим временем. Показателем этого была тень от выступа стены, которая
медленно ползла по гравию, подбираясь к лестнице. Вот она накрыла самую
дальнюю от меня ступеньку, затем другую, третью, добралась до стопорной
скобы.
Стопорная скоба. Почему Джон ее не проверил прежде, чем забираться на
лестницу? Нет, он не мог допустить такую оплошность. Он, конечно же, все
сделал правильно. Но если он все проверил, то почему… Как же так?
Думать об этом было невыносимо.
Ступенька за ступенькой, тень подбиралась все ближе. Она достигла ног
Джона, потом его зеленой рубашки, потом его волос – как же они поредели за
последнее время! Почему я так плохо о нем заботилась?
Думать об этом было невыносимо. Но как я могла об этом не думать? Я
перенесла взгляд с седой головы Джона на глубокие борозды, прорезанных
ножками лестницы, когда она уходила из-под его ног. Никаких других следов
заметно не было. Гравий – это не песок, не снег и не свежевскопанный грунт –
на нем не видны отпечатки ног. Если кто-то подкрался к лестнице, сделал
черное дело и преспокойно ушел, то следов он не оставил. С таким же успехом
это мог совершить призрак.
Холод объял все. Гравий. Руку Джона. Мое сердце.
Я поднялась и покинула Джона, не оглянувшись. Я обошла дом, направляясь к огороду. Юнец был еще там; он как раз убирал грабли и метлу в
сарайчик. Он уставился на меня, когда я приблизилась. А потом, когда я
остановилась, твердя себе: «Только не падай! Только не падай!» – он бросился
вперед, чтобы меня подхватить. Я видела его словно издалека. И я не упала в
обморок, хотя была к этому очень близка.
Зато, когда он подбежал, я услышала собственный голос – слова, которые
и я не думала произносить, сами собой вырвались из моего сдавленного
рыданием горла:
– Ну почему мне никто не поможет?!