Переложив страницы ленточкой-закладкой, мисс Винтер закрыла книгу.
– У каждого есть своя история. Это как с семьями. Ты можешь не знать
своих родителей, но твоя семья существует независимо от твоего знания или
незнания. Ты можешь отдалиться от родственников, порвать с ними всякие
отношения, но ты не вправе утверждать, что этих родственников у тебя нет.
Точно так же обстоит дело с историями. Словом, – заключила она, – история
есть у каждого. Вы не хотите поведать мне свою?
– Нет.
Она склонила голову набок, выжидая, что я скажу еще.
– Я никому не рассказывала свою историю. Если, конечно, считать, что она
у меня есть. И я не вижу причин делать это сейчас.
Понимаю, – тихо сказала она, кивая с умудренно-всезнающим видом. –
Разумеется, это ваше личное дело. – Она повернула лежавшую на колене
правую кисть и посмотрела на свою искалеченную ладонь. – Вы вольны ничего
не рассказывать, если таково ваше истинное желание. Но молчание не является
естественной средой для историй. Им нужны слова. Без них они блекнут, болеют и умирают, а потом их призраки начинают нас преследовать, не давая
покоя. – Она перевела взгляд на мое лицо. – Поверьте, Маргарет. Я это знаю по
себе.
Большую часть времени я проводила во сне, а по пробуждении находила
на столике у кровати какую-нибудь кашицу или бульон, приготовленные
Джудит. Я съедала ложку или две, не больше. Когда Джудит приходила забрать
поднос, она не могла скрыть разочарования моим никудышным аппетитом, но
вслух меня не упрекала. Я не испытывала ни болей, ни озноба, ни тошноты.
Только беспредельная усталость и угрызения совести лежали тяжким грузом у
меня на сердце. Что я сделала с Эммелиной? А с Аврелиусом? Я мучилась
воспоминаниями о той ночи в часы бодрствования; сознание своей вины
преследовало меня во сне.
– Что с Эммелиной? – много раз спрашивала я Джудит. – Она в порядке?
Ответы всегда были уклончивыми: мне следует беспокоиться о себе самой, а не о мисс Эммелине. Мисс Эммелина уже очень много лет как не в порядке.
Для мисс Эммелины это обычное состояние.
Ее нежелание объясниться сказало мне все, что я хотела знать. С
Эммелиной дела обстояли плохо. И виновата в этом была я.
В случае с Аврелиусом единственное, что я могла сделать, это ему
написать. Как только я немного окрепла, я попросила Джудит принести бумагу
и ручку, села в кровати, подложив под спину подушки, и набросала черновик
письма. Однако оно меня не удовлетворило, и я написала другое, а потом еще и
еще. Никогда прежде у меня не возникало таких трудностей с подбором слов.
Когда мое одеяло было усеяно забракованными черновиками, я, отчаявшись, просто взяла один из них наугад и переписала его набело: Дорогой Аврелиус.
Как вы себя чувствуете?
Я очень сожалею о том, что случилось. Я не хотела никому причинить
боль. Должно быть, я сошла с ума. Когда я смогу вас увидеть? Мы все еще
друзья?
Маргарет
Ладно, пусть будет так.
Пришел доктор Клифтон. Он послушал ритмы моего сердца и задал ряд
вопросов:
– Бессонница? Нерегулярный сон? Ночные кошмары? Я трижды кивнула.
– Так я и думал.
Он сунул градусник мне под язык, после чего встал со стула и подошел к