подумала об отце, который каждый год просматривал открытки от
немногочисленных друзей семьи и оставлял на каминной полке те из них, что
изображали безвредных Санта-Клаусов или зимние сценки со снегом и
птичками, в то же время пряча подальше изображения Мадонны с младенцем.
Каждый год он втайне от мамы собирал небольшую коллекцию таких картинок: счастливая роженица, взирающая на свое единственное, прекрасное, идеальное
дитя, которое так же радостно глядит на свою мать, и вместе они создают образ
благостного единения в любви. И каждый год эта коллекция тайком
переправлялась в мусорный бак на улице.
Я знала, что мисс Винтер вряд ли будет возражать, если я попрошу
разрешения остаться. Возможно, она даже сочтет полезным мое присутствие
здесь в предстоящие дни. Но я не стала обращаться к ней с просьбой. У меня не
хватило духу. Я видела, как быстро угасает Эммелина, и по мере этого угасания
незримая рука все крепче сдавливала мое сердце. Чутье подсказывало мне, что
финал драмы близок, и я трусливо воспользовалась приближением Рождества, чтобы сбежать и не быть свидетельницей развязки.
Вечером я отправилась к себе и собрала вещи, а затем вернулась в спальню
Эммелины, чтобы попрощаться с мисс Винтер. Сестры больше не шептались; сумрак и тишина неподвижно висели в комнате. На коленях мисс Винтер
лежала раскрытая книга, но освещение уже не позволяло читать; вместо этого
она печально смотрела в лицо сестры. Эммелина не шевелилась, если не
считать ритмичных колебаний одеяла в такт ее дыханию. Глаза ее были
закрыты, и она казалась спящей.
– Маргарет… – приветственно прошептала мисс Винтер и указала мне на
свободный стул.
Она, похоже, обрадовалась моему появлению. Мы сидели, слушая дыхание
Эммелины; дневной свет тихо таял за окном.
Эммелина, лежа на смертном одре между нами, дышала ровно и спокойно; ее вдохи и выдохи напоминали шорох гальки на морском берегу при слабом
волнении.
Мисс Винтер ничего не говорила, и я воспользовалась этим, сочиняя про
себя самые невероятные послания, которые я могла бы передать моей сестре с
этой готовящейся к отбытию в другой мир путешественницей. Каждый ее
выдох, казалось, сгущал наполнявшую комнату атмосферу скорби.
Но вот мисс Винтер, к тому времени видная лишь как темный силуэт на
сером фоне окна, пошевелилась.
– Возьмите это, – сказала она, и я догадалась: она что-то протягивает мне
во тьме поверх постели.
Я протянула руку навстречу, и мои пальцы сомкнулись на кожаном
предмете с металлическим замком. Вроде старинной книги.
– Это одно из сокровищ Эммелины. Ей оно уже не понадобится. А сейчас
вам пора уходить. Прочтите это на досуге, а после вашего возвращения мы
продолжим историю.
С книгой в руке я прошла через темную комнату, вслепую нащупывая
мебель, стены и дверь. За моей спиной, как мелкая галька в морском прибое, шуршало дыхание Эммелины.
ДНЕВНИК И ПОЕЗД
Дневник Эстер оказался в плачевном состоянии. Ключик отсутствовал, но
нужды в нем все равно не было, ибо замок сломался и насквозь проржавел, оставляя на пальцах оранжевые пятна при каждом прикосновении. Первые три
листа слиплись и приплавились к обложке. Нижнюю строку на каждой
странице скрывало коричневое пятно, словно дневник этим концом окунули в
какую-то густую жижу. Отдельные листы были грубо выдраны, а на их
уцелевших клочках сохранились загадочные сочетания букв: «аbn, сг, tа, еst…».
В дополнение к этим напастям, дневник побывал в воде, из-за чего его