при встрече с доктором.
***
Работа над проектом занимает все больше времени, но при этом я не
забываю и о других делах. Сегодня на улице перед почтовой конторой я
встретила школьную учительницу и воспользовалась случаем, чтобы рассказать
ей о прогульщике, из-за которого у меня ранее случился неприятный разговор с
садовником Джоном. Не вдаваясь в детали этой истории, я посоветовала
учительнице обратиться ко мне, если мальчик вновь пропустит уроки без
уважительной причины. Со слов учительницы я поняла, что подобные вещи не
являются здесь чем-то исключительным – ей нередко приходится вести занятия
в полупустом классе, особенно в уборочный сезон, когда дети выходят на
полевые работы вместе с родителями. В свою очередь я заметила, что сейчас не
уборочный сезон и что мальчик работал не у себя в огороде, а пропалывал
клумбу в усадьбе, что в корне меняет дело. Когда же она поинтересовалась
именем прогульщика, я оказалась в нелепом положении, не имея возможности
конкретизировать свою информацию. Упоминание в качестве приметы
широкополой шляпы ничего не дало, поскольку дети не ходят на занятия в
шляпах. Я, конечно, могу повторно расспросить Джона, однако сомневаюсь, что узнаю от него что-нибудь новое.
***
В последнее время я веду дневник нерегулярно. Далеко за полночь
завершая составление ежедневных отчетов о состоянии Эммелины, я, как
правило, чувствую себя настолько утомленной, что не нахожу сил для записей
личного характера. Между тем для меня очень важно зафиксировать события
этих дней и недель, когда мы с доктором проводим исключительно важное
исследование, чтобы и многие годы спустя дневниковые записи помогали мне
воскрешать в памяти этот удивительный период моей жизни. Не исключено, что наши с доктором совместные усилия станут трамплином для новых
свершений, ибо такая высокоинтеллектуальная работа доставляет мне ни с чем
не сравнимое наслаждение. Не далее как сегодня утром у нас с доктором
Модели состоялась чрезвычайно волнительная дискуссия на тему употребления
Эммелиной личных местоимений. После долгого перерыва она вновь начала
разговаривать, и ее способность к вербальному общению улучшается буквально
с каждым днем, В то же время один из дефектов ее речи пока не поддается
исправлению: она продолжает говорить о себе в первом лице множественного
числа. «Мы пошли в лес», – к примеру, говорит она. Я ее поправляю: «Я пошла
в лес». Она, как попугайчик, послушно повторяет эту фразу с местоимением
«я», но уже в следующем предложении звучит: «Мы видели котенка в саду»
или что-нибудь в том же роде.
Нас с доктором очень заинтересовала эта особенность. Не исключено, что
это всего лишь укоренившийся речевой навык, автоматически перенесенный
ею в английскую речь из псевдоязыка близнецов, – простая ошибка, которая
постепенно исправится сама собой. Или же восприятие себя как частицы
целого, каковым ей представляются близнецы, так прочно закрепилось в ее
сознании, что она даже в мыслях или речи не может полностью отделить себя
от сестры? Я рассказала доктору о вымышленных друзьях, которыми
обзаводятся некоторые дефективные дети, и мы вместе рассмотрели такую
вероятность применительно к данному случаю. Что если у ребенка, очень
привязанного к своему близнецу, их разделение вызывает психическую травму, после которой травмированное сознание пытается найти компенсацию в
сотворении воображаемого близнеца взамен реального? Мы так и не пришли к
удовлетворительному выводу на сей счет, однако расстались с чувством