Шторы на окне были задернуты. Мисс Винтер сидела у постели
Эммелины. При моем появлении она вздрогнула и подняла на меня странно
мерцающий взгляд.
– Останки! – громким шепотом выпалила я. – В Анджелфилде нашли
скелет!
Я вся обратилась в зрение и слух, нетерпеливо дожидаясь ее реакции, вольного или невольного признания вины. Не важно в какой форме, будь то
слово или жест. Я готовилась уловить малейший признак.
Между тем в атмосфере комнаты присутствовало нечто, настойчиво
пытавшееся отвлечь мое внимание.
– Останки? – переспросила мисс Винтер.
Ее лицо было белее мела, а в глазах распахнулась безбрежная океанская
ширь, способная поглотить без остатка всю мою ярость, даже того не
почувствовав.
– Ох, – сказала она.
«Ох». Какое богатство значений в одном-единственном слоге! Страх.
Отчаяние. Сожаление и покорность судьбе. Было там и облегчение, но какое-то
безрадостное. И еще горе: очень давнее и глубокое.
А затем все то же назойливое отвлекающее нечто так разрослось в моем
сознании, что в нем уже не осталось места для чего-либо иного. Что это было?
Оно явно не имело отношения к драме с найденными останками. Оно было
здесь еще до моего вторжения. Секунду-другую я пребывала в растерянности, после чего все мелкие детали, которые я машинально подметила, входя сюда, объединились в цельную картину. Атмосфера в комнате. Задернутые шторы.
Водянистая прозрачность глаз мисс Винтер. И наконец бесследное
исчезновение того стального стержня, который до сих пор казался мне основой
ее сущности.
Теперь мое внимание сосредоточилось на одной вещи: я старалась
расслышать дыхание Эммелины – знакомый звук легких волн, перекатывающих морскую гальку. Но я ничего не услышала.
– О нет! Она…
Я опустилась на колени рядом с постелью.
– Да, – тихо произнесла мисс Винтер. – Она ушла. Несколько минут назад.
Я всмотрелась в пустое лицо Эммелины. Никаких изменений. Ее шрамы не
утратили свой багровый цвет; линия ее губ была все так же перекошена; ее
глаза оставались такими же зелеными. Я дотронулась до вывернутой, испещренной пятнами кисти: кожа ее была еще теплой. Действительно ли она
умерла, покинула нас безвозвратно? Мне было трудно в это поверить. Быть
может, она ушла не совсем, оставив что-то после себя в нашем мире? Неужели
нет никакого заклинания, волшебного талисмана, магического средства, способного ее вернуть? Неужели мои слова уже не смогут ее догнать?
Теплота ее руки – вот что дало мне надежду на то, что она еще может меня
услышать. Это тепло пробудило во мне слова, которые нетерпеливо вырвались
из моей груди и зазвучали у самого уха Эммелины:
– Найди мою сестру, Эммелина. Пожалуйста, найди ее. Передай, что я ее
жду. Скажи ей… – Мое горло было слишком узко, чтобы свободно пропустить
поток рвавшихся из меня слов; я уже ими захлебывалась. – Скажи, что я по ней
тоскую! Скажи, что я ужасно одинока! – Слова стремительно уносились к
границе между мирами, вдогонку за Эммелиной. – Скажи ей, что я не могу
больше ждать! Скажи ей, пусть она придет!
Но я опоздала. Мы с ней уже находились по разные стороны границы, невидимой и неумолимой, о которую с налету, как птицы об оконное стекло, разбивались мои слова.
– Бедное дитя…
На плечо мне легко опустилась рука мисс Винтер и оставалась там все то
время, что я кричала и плакала над бесполезно погибающими словами.
Понемногу слезы высохли. У меня осталось еще несколько слов, готовых