намеком, предоставляя отцу домысливать остальное.
– Подходяще, – кивнул он. – А как насчет Винтер? Winter*. В поисках
вдохновения я обернулась к окну. Там, за лицом моего призрачного двойника, тянулись к темнеющему небу голые ветви деревьев и чернели пустые
цветочные клумбы. Стекло не спасало от ощущения пронзительного холода, как не могло пламя газового обогревателя рассеять заполнявшую комнату
атмосферу унылой безысходности. Что для меня означала зима? Только одно: смерть.
></emphasis > * Зима (англ.).
Мы молчали, пока я не почувствовала необходимость хоть что-нибудь
сказать, дабы избавиться от тяжкого и опасно нарастающего груза мыслей, порожденных последним сравнением.
– У нее острое и колючее имя, – сказала я. – Буквы «V» и «W» напоминают
вилы или частокол. Вида Винтер. Звучит зло и резко.
С кухни возвратилась мама. Разливая чай по чашкам, она возобновила
свою болтовню, и звуки ее голоса блуждали в пределах тщательно
контролируемого ею жизненного пространства так легко и свободно, словно
это пространство не ограничивалось стенами дома, а простиралось как
минимум на семь акров окрест.
Я рассеянно оглядела знакомую комнату. На каминной полке находился
едва ли не единственный предмет здешней обстановки, который можно было
назвать украшением. Старая фотография. Время от времени мама порывается
убрать ее в шкаф, чтобы, мол, не пылилась, но отцу нравится этот снимок, а
поскольку он крайне редко ей противоречит, мама в данном вопросе идет на
уступку. На фотографии изображены юные жених и невеста. Отец выглядит как
всегда: неброско красивый, со спокойным, задумчивым выражением темных
глаз; прошедшие годы, казалось, мало его изменили. Зато женщину рядом с
ним не узнать. Непринужденная улыбка, веселые искорки в глазах, которые с
любовью смотрят на моего отца. Она выглядит совершенно счастливой.
Трагедия все изменила.
Практически одновременно с моим появлением на свет женщина, изображенная на свадебном фото, исчезла.
Я перевела взгляд на мертвый сад за окном. Оттуда, на фоне угасающего
дня, моя сестра-призрак заглядывала в эту мертвую комнату. Интересно, какими мы ей представляемся? Что она думает о наших попытках убедить
самих себя в том, что это и есть жизнь и что мы по-настоящему живы?
ПРИБЫТИЕ
Когда я отправилась в путь, был самый обычный зимний день. Милю за
милей наш поезд катил под затянутым белой дымкой небом, но ко времени
пересадки на узловой станции тучи стали темнеть и сгущаться. По мере моего
продвижения на север они набухали, и теперь я каждую минуту ожидала
услышать дробь дождевых капель по оконному стеклу. Однако дождь не
спешил начинаться.
На вокзале в Харрогейте меня встретил шофер мисс Винтер, темноволосый, бородатый и неразговорчивый. Последнее обстоятельство меня
вполне устраивало, поскольку он не отвлекал меня от созерцания незнакомого
пейзажа, открывшегося по выезде из города. Я никогда прежде не бывала на
севере Англии. Мои литературные изыскания иногда заводили меня в Лондон, да еще пару раз я пересекала Ла-Манш, чтобы посетить библиотеки и архивы
Парижа. Йоркшир я знала только по книгам, причем это были по преимуществу
романы, написанные более ста лет назад. За городской чертой приметы
современности попадались нечасто, и я легко могла себе представить, что
путешествую не только в глухую провинцию, но одновременно и в прошлое.
Здешние деревни смотрелись причудливо и старомодно с их церквушками, придорожными трактирами и одноэтажными каменными домами; постепенно
размеры поселений уменьшались, а расстояния между ними увеличивались, и
наконец лишь отдельно стоящие фермы изредка нарушали однообразие голых
зимних полей. Но вот и фермы остались позади; смеркалось. Свет фар