ходу дела.
Больница. Распахиваются задние дверцы машины. Шум и суета.
Торопливые неразборчивые голоса. Носилки перемещают на тележку, которая
быстро катится прочь. Кресло-каталка. Меня берут под руки. «Садитесь сюда».
Кресло движется. Голос за моей спиной:
– Не волнуйтесь, дорогая. Мы позаботимся о вас и о вашей сестре. Теперь
вы в безопасности, Аделина.
***
Мисс Винтер уснула.
Я смотрела на ее полуоткрытый рот и короткий непослушный завиток
волос на виске; спящая, она казалась очень-очень старой и совсем юной
одновременно. С каждым вдохом одеяло слегка приподнималось над ее
истощенным телом, а с каждым выдохом край простыни соприкасался с ее
лицом. Вряд ли она это чувствовала, но тем не менее я наклонилась над ней, чтобы поправить простыню и пригладить упрямый седой завиток.
Она не пошевелилась. Я подумала: может, она не спит, а уже впала в
беспамятство?
Не знаю, как долго после этого я просидела рядом с постелью. На столике
были часы, но движения их стрелок давали мне не больше информации, чем
однотонная синева морской поверхности на географической карте. Время волна
за волной проходило через меня, пока я сидела с закрытыми глазами, но не
засыпая, все время настороже, матери, стерегущей сон своего ребенка.
Я затрудняюсь с оценкой того, что случилось потом. Возможно, усталость
вызвала у меня галлюцинацию. Возможно, я задремала, и это мне приснилось.
Возможно также, что мисс Винтер действительно подала голос и произнесла
свою последнюю фразу.
«Я передам ваше послание сестре».
Вздрогнув, я устремила взгляд на лицо мисс Винтер, но ее глаза были
закрыты. Она по-прежнему казалась крепко спящей.
Я не увидела волка, когда он пришел. Я его не услышала. Все случилось
очень просто: незадолго до рассвета я отметила какую-то особенно глубокую
тишину в комнате и, прислушавшись, поняла, что единственная, кто здесь
дышит, это я сама.
Завязка
СНЕГ
Мисс Винтер умерла. Снегопад продолжался. Когда в спальне появилась
Джудит, мы с ней постояли у окна, озирая тускло-мрачное предрассветное
небо. Постепенно в нем начала преобладать белизна, что означало наступление
утра, и экономка отправила меня в постель.
Я пробудилась во второй половине дня.
Снег, перед тем лишивший нас телефонной связи, достиг уже уровня
оконных карнизов и до половины завалил входные двери. Он отрезал нас от
остального мира не менее основательно, чем запоры тюремной камеры. Мисс
Винтер покинула нас вслед за женщиной, которую Джудит именовала
Эммелиной, а я отныне предпочитала не именовать никак. Оставшиеся –
Джудит, Морис и я – очутились в западне.
Кот проявлял беспокойство. В этом, судя по всему, был виноват снег: коту
явно не нравилась столь разительная перемена в привычном ему окружении. Он
перемещался от одного подоконника к другому в поисках своего утраченного
мира и просительно мяукал, обращаясь ко мне, Джудит или Морису, как будто