каких-либо запоминающихся деталей: ни изгородей, ни стен, ни зданий. Только
бесконечная лента шоссе и по краям ее – слабо колеблющиеся стены тьмы.
– Это что, болота? – спросила я.
– Да, – ответил шофер.
Я приблизила лицо к окну, но смогла разглядеть лишь тяжелое, насыщенное водой небо, клаустрофобически нависавшее над равниной, над
пустынной дорогой, над нашим автомобилем. Все отчетливее обозначалась
граница между светом и тьмой впереди, где скользили по асфальту лучи фар.
На лишенном указателей перекрестке мы свернули с шоссе и проехали
пару миль по каменистой проселочной дороге. Водитель дважды
останавливался и выходил из машины, чтобы открыть, а потом закрыть уже за
нами какие-то ворота посреди поля, после чего мы протряслись по ухабам еще
примерно милю.
Дом мисс Винтер располагался в лощине между двумя пологими
возвышенностями (с некоторой натяжкой их можно было назвать холмами), которые в темноте сливались в одно целое, так что лощина и здание открылись
моему взору лишь с последним поворотом дороги. На фоне ночного неба, к
тому времени окрашенного переливами фиолетового, синего и темно-серого
цветов, дом выглядел приземистым, длинным и абсолютно черным. Шофер
открыл мне дверцу; выбравшись наружу, я увидела, что он уже извлек из
багажника мой чемодан и готов убыть восвояси, оставив меня одну перед
неосвещенным крыльцом. Окна были закрыты глухими ставнями; дом казался
необитаемым. Само его укромное местоположение указывало на то, что здесь
не привечают гостей.
Я нажала кнопку звонка. Его звук был странно приглушенным – вероятно, из-за сырого воздуха. В ожидании ответной реакции я еще раз оглядела
небосвод. Холод от земли начал пробираться через подошвы моих туфель, и я
снова нажала кнопку. К двери с той стороны никто не подходил.
Я уже протянула руку, чтобы позвонить в третий раз, когда дверь внезапно
– и бесшумно – отворилась.
Появившаяся в дверном проеме женщина одарила меня профессионально
вежливой улыбкой и извинилась за задержку. На первый взгляд в ней не было
совершенно ничего примечательного. Короткие, тщательно расчесанные
волосы имели тот же тусклый оттенок, что и кожа, а цвет глаз не поддавался
четкому определению: что-то среднее между голубым, зеленым и серым.
Отсутствие ярких красок идеально гармонировало с бесстрастным выражением
ее лица. Впрочем, когда женщина в свою очередь окинула меня быстрым, изучающим взглядом, я заподозрила, что эти глаза вполне способны
оживляться проявлениями эмоций, которые она, судя по всему, прекрасно
умела сдерживать.
– Добрый вечер, – сказала я. – Меня зовут Маргарет Ли.
– Биограф? Мы вас ждем.
Не знаю, чем это объясняется, но в иных ситуациях мы способны
мгновенно распознавать притворство, даже самое изощренное. И сейчас я сразу
почувствовала, что эта женщина сильно встревожена, хотя внешне это никак не
проявилось. Возможно, эмоции имеют свой запах или привкус; возможно, они
передаются от человека к человеку посредством каких-то особых волн. Что бы
там ни было, но я знала совершенно точно, что беспокойство ее вызывала не я
как таковая, а сам по себе факт появления здесь постороннего человека.
Она впустила меня в дом и заперла дверь. Ключ провернулся в замке без
малейшего скрежета; столь же бесшумно вошли в пазы тщательно смазанные
засовы.
Очутившись в прихожей, я впервые уловила главную странность этого